СССР: вернуться в детство 5 - Войлошникова Ольга. Страница 22
Я сидел уже два часа, молоко, между прочим, допил и выкинул в кусты канистру, а ни одного товарняка, в который можно было бы спокойно залезть, так и не появилось. Херовый план, однако.
Из-за поворота показался состав. И снова контейнеры!
Я только успел окончательно расстроиться и собрался лезть за великом в кусты, как появился ещё один поезд. Этот я чуть не проморгал, потому что сперва подумал, что он пассажирский. Но оказалось, что комбинированные поезда тут тоже ходят! За глухим багажным вагоном было прицеплено ещё два товарных, довольно архаичного вида. Я побежал, разгоняясь за поездом,успел запрыгнуть на подножку второго вагона. Сдвижная дверь оказалась заперта просто на мощную щеколду, по типу тех, что ставят на сараи. Больше никаких замков!
Я сдвинул дверь, в лицо дохнул знакомый запах конюшни. Да неужто? Протиснулся в образовавшийся проём и тут же задвинул дверь за собой. Точно! Во временных денниках стояло около десятка лошадей. Возня с дверью явно их побеспокоила, и теперь они таращились на меня в лунном свете, проникающем сквозь узкие окна под крышей. Ближний конь (подозреваю, что таки конь) сердито фыркнул мне в лицо. Так. Как пели мужики из незабвенной группа «Ума Турман», «ну, надо же как-то отношения завязывать»*. Я стянул рюкзак, достал початую ещё с первого раза упаковку хлеба, распетрушенную пачку соли, посолил кусок, протянул. Конь смотрел на меня с великим подозрением, потом долго нюхал… взял. Из соседнего денника тут же потянулась вторая морда…
*Песня «Я так ждала тебя, Вова!»
Короче, от первой пачки хлеба не осталось ничего. Лошади продолжали тянуться мордами, фыркали в уши, натурально целоваться лезли. Может, им тут было страшно, в этом незнакомом месте? С другой стороны, ребята, я тоже в страшном и незнакомом месте. И чёт я так расчувствовался, достал из сухофруктов пакет с сушёными дольками яблок и начал их угощать, гладить по мордам. Потом сел в дальнем углу, за последним денником, хотел тоже яблок пожевать, да так и уснул с пакетом в руках.
НАЧИНАЕТСЯ ОХОТА
«Охотники за привидениями». Понедельник, 6 июля, 7.30. Портленд.
Агентство у них было небольшое. Трое постоянных сотрудников плюс, по мере надобности, сотни мелких осведомителей, посыльных, частных детективов и просто полицейских, готовых в случае необходимости выполнять отдельные поручения за соответствующие премии.
Вызов Пола, пришедший каждому на пейджер, собрал всех троих в их рабочем офисе.
— Ребята, есть заказ. Пацан, одиннадцать лет, сбежал из дома. Мне дали понять, что он чрезвычайно важен.
— Сынок большого человека? — выпятил губу Фред.
— Возможно.
— Зачем тут мы? Шарится, скорее всего, в ближайшем центре игровых автоматов или у дружков сидит.
— Если бы всё было так просто. Тут, похоже, у парня случился особый задвиг.
— Что, с хиппарями связался? — подняла брови Линда.
— С коммунистической ячейкой. Начал изучать русский язык, зовёт себя Владимир Воронов. Собрался переправиться в Россию, чтоб бороться там за мировую революцию.
— Да он псих.
— Возможно. Есть сведения, что его видели в Сакраменто, денег у него немного, скорее всего, попытается передвигаться автостопом в сторону одного из портов. Из Ванкувера ходят транспорты в Азию. От той же Японии до советского побережья рукой подать.
— Но он ведь мог направиться на Кубу, правильно? В расчёте, что тамошние комми дружат с советами.
— Мог. Поэтому проверяем все направления. Вот фотографии.
ПОЛУНОЧНОЕ
Олька. Психушка. Понедельник… Нет, наверное, уже вторник, полночь-то миновала…
Трудно спать, если почти весь день, да перед этим день (или два?) спал. Что-то я прям теряюсь. Но если ко мне кто-то заглядывал, я лежала неподвижно, закрыв глаза, и дышала ровно, ну их нафиг с их успокоительными.
Мысли думались всякие.
Про Вовку. Про родню.
Вова будет ломиться домой, тут к бабке не ходи. Лишь бы осторожен был.
А состояние своих родителей я тоже могла представить. Для начала, все были в шоке. Попытались пробиться ко мне, но… это ж психушка. Я прямо представила, как та тётка, что меня из музыкалки забирала, втирает им какую-нибудь дичь про нагрузки, несовместимые с детской психикой, пострадавшую нервную систему и всё такое прочее.
А! Нет, эта не могла — она же с ногой теперь. И не жалко мне её. Ковыляй потихонечку, тётя.
Ну, всё равно. Что тут, врачей мало, что ли? Найдут кого-нибудь дежурные слова сказать.
Мама будет плакать, Женя скрипеть зубами и её поддерживать. Бабушка… за бабушку ответите мне, твари!
Отец тоже по-любому мечется, он через дядю Колю сразу должен был узнать.
Ищут знакомых, выходы какие-то… У нас ведь как. Даже если совсем нельзя, то иногда всё-таки можно, если знать, через кого зайти. Но тут им невдомёк, что в дело вмешались такие структуры, что никакие связи, знакомства и выходы не помогут.
Тут только ждать. Я неисправимый оптимист. Всё будет хорошо. Лишь бы не слишком поздно.
АЙМ ФРОМ СЕРБИЯ
Вовка. Понедельник, 6 июля, 8.15 по времени Калифорнии. Какой-то поезд.
Я проснулся от того, что кто-то трогал меня за плечо. Вскинулся как пружина. Хорошо, пистолет выдернуть не успел!
Напротив, слегка присев и растопырив руки, стоял парень. Типичный такой ковбой из вестернов: джинсы, клетчатая рубаха, узконосые сапоги со шпорами и даже шляпа с подогнутыми полями. Говорил он много и суетливо, через слово вставляя успокаивающее: «О-кей, окей…» и «хав а ю?» Вагон покачивало, дверь была закрыта.
Ну, ладно, о-кей. Я встал, отряхивая брюки.
— Айм Меттью, — представился ковбой. — Энд ю?
Он ещё что-то спрашивал. В принципе, могу догадаться, типа: ты кто, и как тут оказался? Легенда сочинилась мгновенно, как со мной бывает. К тому же, поменять для неё понадобилось лишь пару слов, остальное я взял из двух английских сочинений, которые мы с Ольгой составляли специально для меня, чтоб получить аттестацию по английскому за третью и четвёртую четверть: «Наше подворье» и «Едем на Байкал с друзьями». Акцент, наверное, будет жуткий, но тут мы сразу расставим точки над «ё».
— Айм фром Сербия. Энд май инглиш из вери бэд.
— Сэрбийа? — переспросил парень
— Йес. Май нейм из Г о ран.
Дальше я поведал внезапному знакомцу, что живу с родителями, бабушкой и сестрой на ферме, у нас тоже есть лошадь, она рыжая и её зовут Дульсинея, как лошадь Дон Кихота, мы запрягаем её в повозку или ездим верхом. Что у нас большое хозяйство. И что вот мы поехали в путешествие, а я потерялся в толпе и сел не на свой поезд, и уехал не туда (в этом месте, наверное, было коряво, но я подбирал слова как мог). А паспорт у родителей, и я не могу купить билет. А мне надо в Эдмонтон (честно, первый большой город, который я вспомнил).
Парень кивал и всё приговаривал: «О-кей».
В процессе моего рассказа ближайшая лошадь так старательно тянулась ко мне обниматься, что получила пару кусочков сушёного яблока, и все остальные тоже начали скорей хотеть со мной дружить.
Это, кажись, тоже произвело впечатление. Как же! Сербский ковбой, да и лошади его любят. Меттью хлопнул меня по плечу, снова бодро уверил, что всё будет о-кей и ещё что-то. Потом он начал раздавать лошадям корм. Я вызвался помочь — работа-то плёвая вообще. Под конец он, кажется, стопроцентно уверился, что меня можно считать натуральным ковбоем, и когда поезд остановился, открыл двери, что-то некоторое время наблюдал, потом вышел, а буквально через минуту снова заглянул в вагон и замахал мне рукой:
— Пст! Гоу-гоу-гоу!
Эх, была не была.
Я выскочил из товарняка, перебежал до ближайшего пассажирского вагона и юркнул вслед за Меттью в ближайшее купе, сразу за туалетом. Купе оказалось битком набито ковбойской молодёжью обоего пола, пивом, банджо, гитарой и в довесок губной гармошкой. Люди уставились на меня в страшном недоумении. Меттью шустро втиснул меня в угол лавки и нахлобучил прямо поверх кепки чью-то ковбойскую шляпу, а сам втиснулся на лавку напротив.