Письма к тайной возлюбленной - Блейк Тони. Страница 62

— А… да, — отозвалась она.

Ноги у нее были жутко грязные, и подошвы побаливали, но она давно перестала обращать на это внимание.

— Лапы в порядке?

Она кивнула:

— Выживут.

Он улыбнулся ей — слабой и печальной улыбкой.

— Для девушки, которая любит обувь так, как ты, это самое страшное, что только может случиться.

Она попробовала ответить ухмылкой:

— Ну, если сравнить с похитителем-психом и ссорой с женихом в обнаженном виде и в объективе фотоаппарата, это действительно довольно гадко.

— Давай их сюда, — предложил он, бережно поднимая ее ногу себе на колени.

Она развернулась на сиденье, чтобы устроиться удобнее, и только что не замурлыкала, когда Роб ласково и тщательно размял и помассировал ее бедные больные ступни? Да, временами он бывает ворчливым, но она прекрасно знала, что в душе он самый заботливый мужчина на свете.

— Спасибо, — сказала она. — Это так приятно!

Скоро патрульная машина уже проехала мимо «Пиццы Боба» — каскад Лосиного Ручья тек по скалам с другой стороны дороги, скрытый от взгляда, — а потом обогнула край озера. Они снова были в городе — и все снова казалось совершенно нормальным. Никто и не догадался бы, что только этим утром тут был псих с пистолетом, похищение — и кортеж полицейских машин, мчавшихся к причалу.

— Можно на минуту остановиться у гостиницы «Гризли», чтобы взять для меня чистую одежду? — спросила она, просовывая голову между спинками передних сидений.

— Конечно, — ответил тот полицейский, который сидел за рулем, и затормозил рядом с ее собственной машиной.

Она на секунду задумалась о том, действительно ли соседнняя машина принадлежит Уильяму, но спрашивать не стала.

Один из полицейских нашел Элеонор и взял ключ от номера Линдси. И как Линдси ни любила Элеонор, она была рада, что та не вышла к ним сама: пока она не готова была встречаться со своими друзьями. Сейчас ей хотелось только одного — оказаться с Робом наедине.

Когда она вошла в свою тихую комнатку в деревенском стиле и захватила удобную одежду — чистую розовую хлопчатую маечку, лифчик, джинсы и трусы, она вспомнила, что планировала сегодня собрать вещи и выехать из гостиницы. Сейчас у нее на это не было сил: официальный переезд к Робу подождет до завтра, хоть сердце ее уже живет там. Не обращая внимания на грязные ноги, она надела черные вышитые шлепанцы, которые купила здесь, в универмаге.

Когда спустя несколько минут она вошла в дом Роба, то у нее действительно было ощущение, что она попала домой.

Внутри кто-то прибрался: куртку, которую она пыталась надеть этим утром, вернули на вешалку, туфли внесли в дом и аккуратно поставили у двери рядом с туристскими ботинками Роба.

— Мои босоножки! — радостно воскликнула Линдси. Кинг приветственно залаял и бросился их встречать, так что следующие несколько минут они оба отвечали на его любовь.

— Ты был сегодня молодцом, приятель! — похвалил Роб, обхватывая морду пса обеими руками.

Линдси тоже нагнулась и обняла Кинга, вспомнив, как он выбежал из тумана ее спасать.

— Спасибо тебе, Кинг! Объявляю тебя лучшим на свете псом!

— Это он привел меня к тебе, — сказал Роб.

Ее глаза округлились от изумления. Она знала, что пес — умница, но настолько? Ого!

— Правда?

Роб рассказал ей, как Кинг чуть ли не силком затащил его на причал тем утром, и она не смогла удержаться, чтобы снова не обнять мохнатого великана.

А потом они обнаружили записку от Карлы:

«Кинг покормлен. Дайте знать, если еще что-нибудь будет нужно. Надеюсь, все в порядке».

— Она хорошая, эта Карла, — заметил Роб, возвращая записку на кухонный стол.

— Самая лучшая! — согласилась Линдсй.

И все же, несмотря на теплоту их возвращения домой, Линдси казалось, что Роб все еще… где-то далеко. И ей захотелось снова сказать ему, насколько искренне и глубоко она сожалеет о том, что случилось, но в тоже время у нее было такое чувство, будто Роб не готов вновь все это с ней обсуждать.

Он еще больше укрепил ее в этих подозрениях, когда, даже не посмотрев в ее сторону, спросил:

— Хочешь принять душ первая?

— Да, — пискнула она тихо, как мышка.

Постепенно ей стало казаться, что она не с ним — а совершенно одна.

«Ты преувеличиваешь», — сказала она себе, стоя под душем и разрешая потокам теплой воды смывать с нее всю грязь этого дня — как чисто физическую, так и психологическую. Им обоим пришлось сегодня немало пережить, так что Роб наверняка выжат. Но все отлично. Его объятия ясно это показали. И то, как он растирал ей ноги в машине.

И по взгляду Роба, и по его голосу она поняла, что дорога ему: в этом ошибки быть не могло. Тогда почему же сейчас ей так невероятно тревожно — сейчас, когда он захотел вернуться домой с ней, после того как он ее обнимал и успокаивал?

Она вышла из ванной в чистой одежде, с недосушенными волосами, падающими чуть вьющимися прядями ей на плечи, — и чувствуя себя гораздо лучше. Она обнаружила Роба сидящим в гостиной. У его ног свернулся Кинг. Уже начало смеркаться, и в комнате было довольно темно: он не включил свет.

Поэтому свет включила она, заставив его поднять голову.

Она постаралась весело улыбнуться, надеясь, что ощущение нормальности вернется.

— Уступаю душ тебе. Может, мне подогреть лазанью?

Он кивнул, но не улыбнулся.

— Это было бы неплохо, Эбби.

Тут он медленно поднялся на ноги и пошел наверх, в ванную.

Ну… хорошо хоть, что он снова стал называть ее Эбби. Это уже было что-то. Когда-то это прозвище ее раздражало, но если он снова готов ее поддразнивать, то это следует считать шагом в нужном направлении.

И потому, прислушиваясь к звуку льющейся воды, она выложила порции лазаньи на тарелки и поставила их греться в микроволновку. Потом из булочек для гамбургеров, масла и чесночной соли она соорудила нечто вроде чесночного хлеба, отправив куски в тостер. И наконец, она включила радио и зажгла свет поярче.

Но когда через несколько минут Роб спустился вниз в чистых джинсах, поношенной футболке и толстых уютных носках, выражение его лица не стало более радостным. Даже когда он увидел на столе горячую еду, то сказал только:

— Вкусно пахнет.

Пока они ели, единственными звуками были негромкая музыка и тихий стук приборов о тарелки. Несмотря на все свои усилия, Линдси начала ощущать беспокойство и оно усиливалось с каждой минутой. Наконец, не выдержав, она спросила:

— У тебя все нормально, Роб?

Он поднял голову. Выглядел он, несомненно, сильным, но печальным.

— На самом деле — нет.

Она резко выдохнула и съежилась на стуле. Ей было больно за него и, наверное, за себя тоже. Ей надо еще раз все ему объяснить, надо добиться, чтобы он все понял.

— Роб, я должна сказать тебе, насколько я сожалею. Я уже привыкла быть на виду, но со мной никогда не случалось ничего подобного, так что мне такое и в голову не приходило. Я — открытый человек. Я делюсь. Это во мне, иначе я не умею. Это часть моей личности, так что все случившееся произошло из-за того, что я просто… была собой.

— Наверное, нам надо поговорить об этом сейчас.

Тут он встал и, перейдя в гостиную, сел на кожаный диван. Сев рядом с ним, она подвернула одну ногу под себя и устроилась к нему лицом.

— Роб, пожалуйста, скажи, что ты понимаешь, как я об этом сожалею! Мне и в голову не приходило, что мои записи в блоге могут чем-то тебе повредить!

Он тоже повернулся к ней, но лицо у него было мрачное, а голос стал гораздо резче.

— Ты не знала, что я хочу, чтобы в мою жизнь никто не лез? Ты об этом не знала — после того, как я сказал тебе, в чем дело… что мне необходимо, чтобы в мою жизнь никто не лез?

Это было обидно, и она еще раз обреченно вздохнула. Что было еще хуже — Роб был совершенно прав.

— Мне просто в голову не приходило, что мой дневничок может хоть как-то тебя коснуться. Я совершенно не хотела снова вызвать к жизни кошмары твоего прошлого. Я понимаю, что страшно ошиблась, но я усвоила урок: клянусь, там больше не будет ничего личного.