Расскажи, как живешь - Кристи Агата. Страница 26

– Но она не моя… – кричит он, но священник перебивает:

– Нет-нет, вы должны ее научить.

И уже хором мы орем, чтобы он все-таки услышал:

– Но мы не женаты!

Священник меняется в лице.

– Почему? – спрашивает он сурово.

Инженер поворачивается ко мне:

– Я сдаюсь.

Мы оба хохочем, и лицо патера проясняется.

– А-а, я вижу, вы подшутили надо мной.

Машина подъезжает к отелю, и он осторожно выбирается из ее недр, разматывая длинный шарф. Потом поворачивается к нам с улыбкой:

– Благословляю вас, дети мои. Желаю вам долгой счастливой жизни вместе.

Наконец-то прибываю в Нусайбин. Поезд, как всегда, не дотягивает до перрона, и под подножкой вагона оказывается пространство в пять футов – и куча острых осколков щебня. Один из попутчиков спрыгивает и расчищает для меня площадку, чтобы я, не дай Бог, не вывихнула ногу.

Издали вижу бегущего Макса, а позади него – Мишеля.

Сразу вспоминаются три его любимых заклинания: «Forca» (что-то вроде «Вдарь!» или «Наддай!» – обычно с плачевным результатом), «Sawi proba» и наиболее излюбленное – «Economia», благодаря которому мы часто оказывались посреди пустыни без бензина.

Еще до того, как они до меня добегают, турецкий чиновник в форме требует мой паспорт, потом карабкается обратно в вагон. Наконец мы с Максом обнимаемся, радуясь долгожданной встрече. Я трясу грубую руку Мишеля, а он говорит мне: «Бонжур!» – «Здравствуйте», потом по-арабски возносит хвалу Аллаху за мое благополучное прибытие. Кто-то из наших рабочих успевает подхватить мои чемоданы, которые кондуктор швыряет через окно. Я требую назад паспорт. Но тот чиновник куда-то запропастился, а с ним и мой паспорт.

Меня встречает верная «Синяя Мэри»; Мишель открывает заднюю дверцу, и моему взору предстает привычная картина: несколько живых куриц, связанных за ноги, канистры с бензином, и тут же какие-то груды тряпья, которые при ближайшем рассмотрении оказываются человеческими существами. Мишель сваливает чемоданы прямо на кур и отправляется вызволять мой паспорт. Опасаясь, что Мишель может применить вариант «Forca», и тогда не избежать международных осложнений, Макс идет за ним. Через двадцать минут они возвращаются с победой.

Итак, мы отправляемся – с треском, грохотом, подпрыгивая на ухабах и проваливаясь в ямы. Мы покидаем Турцию и едем в Сирию. Еще пять минут – и мы уже в нашем бесподобном Камышлы.

Здесь у нас еще много дел. Отправляемся в местный «Харродз», иными словами, в магазин знакомого уже нам М, Яннакоса. Здесь меня радостно приветствуют, усаживают на стул и специально для меня варят кофе. Мишель тем временем успевает купить лошадь. На ней будут возить воду из реки Джаг-Джаг на Телль-Брак. Мишель уверяет, что он нашел превосходную лошадь.

– И дешевая. Отличная economia! – говорит он.

Макс обеспокоен:

– А это хорошая лошадь? Она большая? Выносливая?

Лучше переплатить за хорошую лошадь, чем купить какую-нибудь клячу по дешевке.

Одна из кучек тряпья выбирается из грузовика и превращается в субъект довольно бандитского вида – это, оказывается, наш водовоз и, по его собственным словам, знаток лошадей. Его посылают вместе с Мишелем, чтобы тот хорошенько осмотрел будущую «коллегу». А мы пока закупаем консервированные фрукты, бутылки сомнительного вина, макароны, сливовый и яблочный джем и прочие деликатесы от Яннакоса, затем идем на почту, где находим нашего приятеля почтмейстера, небритого и в грязной пижаме. Похоже, эта пижама ни разу за год не побывала в стирке. Мы берем пачки газет и свои письма. Он по обыкновению хочет отдать нам и чужие, присланные некоему мистеру Томпсону, Но мы опять отказываемся – к его огорчению.

Следующий наш визит – в банк. Это основательное каменное здание, внутри прохлада и тишина. В центре – скамья, на ней сидят два солдата, старик в живописных лохмотьях, с рыжей, крашенной хной бородой, и мальчишка в рваной европейской одежде. Они с отсутствующим видом смотрят куда-то в пространство и время от времени сплевывают сквозь зубы. В углу стоит какая-то странная постель, покрытая ветошью. Клерк за стойкой встречает нас очень радушно. Макс предъявляет чек к оплате, и нас проводят в кабинет мосье директора. Директор – смуглый крупный мужчина, очень разговорчивый – принимает нас со всем возможным дружелюбием. Опять посылают за кофе. Он печально поведал нам, что сменил прежнего директора совсем недавно, а прибыл он из Александретты, Там хоть какая-то жизнь, а здесь (руки его при этом вздымаются к небесам) «on ne peut meme pas faire un Bridge! [56]

Нет, – поправляет он себя с нарастающей обидой, – pas meme un tout petit Bridge!» [57] (Интересно, в чем разница между un Bridge и un tout petit Bridge? Вроде бы в любой бридж играют вчетвером!).

С полчаса обсуждаем политическую ситуацию, вперемешку с бытовыми проблемами здесь, в Камышлы. «Mais tous de meme on fait des belles constructions» [58] – признает он.

Он и сам живет в одном из таких новых зданий. В нем нет ни электричества, ни канализации, вообще никаких удобств, но зато это здание – une construction en pierre, vous comprenez! [59] Мадам увидит его по пути в Шагар-Базар.

Я обещаю обязательно его разглядеть. Мы обсуждаем местных шейхов.

«Все они один другого стоят, – уверяет он. – Des proprietaires – mais qui n'ont pas Ie sou! [60] И вечно в долгах»

По ходу беседы появляются то кассир, то клерк, со всякими бланками. Макс все подписывает и выкладывает шестьдесят сантимов pour les timbres [61].

Приносят кофе, и минут через сорок кассир приходит с последними тремя бумагами на подпись и последним требованием: «Et deux francs quarante cinq centimes pour les timbres, s'il vous plait» [62], что подразумевает окончание всех процедур, теперь мы можем наконец получить деньги. На скамейке сидят все те же личности, так же глядя в никуда и поплевывая. Макс холодно напоминает кассиру, что подал заявку на получение наличности еще неделю назад. Кассир пожимает плечами, улыбается: «Посмотрим!» На счете деньги нашлись, «les timbres» уплачены.

Мы возвращаемся в «Харродз». Там нас поджидает наш курд-водовоз. Он докладывает, что лошадь, выбранную Мишелем, назвать лошадью нельзя. Это старая немощная кляча. Вот вам и «economia»! Макс идет смотреть на лошадь, а я усаживаюсь на стул у прилавка. Яннакос-младший развлекает меня светской беседой. «Votre roi – vous aves un nouveau roi!» [63] Я подтверждаю, что в Англии новый король. Мосье Яннакос пытается выразить свои чувства, но слов ему катастрофически не хватает: «Grand roi – Plus grand roi dans tiut monde – aller – comme za». Он делает выразительный жест: «Pour line femme!» [64] – Это выше его разумения: «Pour une femme! – Нет, невероятно! Неужели в Англии так ценят женщин? – Le plus grand roi au monde», – благоговейно повторяет он. Макс, курд и Мишель возвращаются. Мишель, впавший было в уныние из-за лошади, которую все единогласно забраковали, через минуту с апломбом рассуждает, что надо бы купить мула. Правда, бормочет Мишель, мул стоит очень дорого. На что курд резонно замечает, что мул гораздо ценнее, поэтому и дороже. Они вдвоем отправляются на поиски человека, у коего имеется родственник, который знает, кто продает мула.

Внезапно является наш дурачок-бой, Мансур. Он с сияющей физиономией пылко жмет мне руку. Это его мы целый сезон учили накрывать на стол, и все равно он до сих пор, бывает, подает вилки к чаю, а заправка постелей для него – почти непосильная задача. Движения у него медленны и неуверенны, собаку и то проще научить какому-нибудь трюку.