Ведьмины камни (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 53

– Варягов отпустят через лето.

Эту весть принес в Ратные дома Ингвар-младший. Для размещения греков княгине трудно было найти в Киеве двор – все было забито дружинами, хотя ратники земель – северян, радимичей, древлян, полян, – уже разошлись по своим родным краям. Хедин и его небольшая дружина, приведенная из дома, – их всех в Киеве звали мерянами, – вместе с варягами-наемниками жили в Ратных домах вне города, построенных еще Олегом Вещим для его собственного похода на греков, тридцать лет назад, и подновленных Ингваром перед сбором для первого похода.

Новость всех взволновала. Не в пример родовым ополчениям, варяги не могли уйти, пока князь их не отпустит. Всем хотелось знать, как долго еще Ингвар будет держать их на службе. Одним не терпелось вернуться домой, куда-нибудь в Свеаланд, купить там на свою долю добычи хутор, скот, жениться и зажить уважаемым бондом. Другие, напротив, насмехались над «любителями стричь сыр, доить селедку и плести горшки» и предпочитали ратную службу – этому князю или другому, который поднимет стяг с хищной птицей войны. Третьи тоже никуда не спешили, но охотно несли бы службу на полатях в дружинном доме, лишь бы их кормили не менее двух раз в день, а не менее двух раз в год выдавали новую рубаху.

– А как же мы? – спросил у Ингвара-младшего Хедин. – То есть я, – поправился он, вспомнив, что они с приятелем вовсе не в одном положении: Ингвар-младший мог отправиться домой хоть сейчас, а мог остаться у дяди еще хоть на год. – Мне князь позволит уйти?

– Про тебя я не спросил. Не подумай, что я забыл, – спохватился Ингвар-младший, который, как племянник, имел свободный доступ в дом князя и ко всем его близким. – Но ему сейчас не до того. Они с боярами обсуждают условия договора. Я немного послушал – у меня мозги чуть не скисли. Там про пошлины – ну, ты знаешь, Олег добился права торговать беспошлинно, и Ингвар говорит, нам тоже нужно, а греки ему отвечают, что такое право цесарем даруется только в особых условиях и не навсегда, на какое-то время. И раз уж мы отныне собираемся с ними иметь совершенную любовь, – они так сказали, то нам уже нужно положить обычные условия торговли, а не особенные. При первом заключении договора, они сказали, такое возможно, а при возобновлении прежнего, ветхого мира, уже не бывает, не водится у них.

– В рот ему копыто! – уважительно отозвались из кучки наемников; для семнадцатилетнего парня Ингвар-младший удивительно хорошо понял суть разногласий, чего не сумели бы и многие люди вдвое-втрое старше.

– Ну а боярам-то пошлины важнее всего – так бы больше богатства получили. Сидят теперь в гриднице, гундят, хрены старые, – Ингвар-младший рассмеялся, – что, мол, хорошие-то договора не на Дунае заключаются, а прямо у Царьграда под стенами, вот у Олега был хороший договор, а этот – тьфу…

– У Олега был хороший поход! – поддержал «старых хренов» Эскиль Тень. – Он дошел до стен Миклагарда! А мы что? Сходили на Дунай, посидели там на берегу и тронулись восвояси!

Наемники согласно загудели.

– Прав был Хельги Красный!

– Вот это был настоящий вождь!

– Зря мы с ним не ушли.

– Умные люди – ушли.

– Как мы могли, если Ингвар нас не отпустил? Я ему на оружии клялся, не на дерьме собачьем!

– Ну вот мы и получили не славу, а дерьмо собычье!

– За себя говори, Бард!

– За себя? Я, по-твоему, дерьмо собачье, так?

Чуть не возникла свалка, но Барда все же уняли – всем хотелось послушать, что еще говорилось в гриднице. Уже три ли четыре дня шли переговоры князя и бояр с послами Романа. Уже не звучали рога, не стучали бубны, не взлетали золотые чаши. Князь обсуждал с греками порядок будущей торговли, условия постоя для купцов и его послов в Царьграде, кому сколько чего можно покупать, за сколько выкупать пленника, как улаживать различные споры, возвращать беглую челядь… Ему самому все это было скучно и малопонятно, но присутствовать при том, как его княгиня и бояре ведут эти беседы, приходилось.

Там, при устье Дуная, почти все были рады, когда Роман цесарь предложил выкуп за то, чтобы Ингвар миром убрался от рубежей царства и увел войско. Ужасы «влажного огня» еще были всем памятны, как и столкновения с катафрактами, тяжеловооруженными всадниками; по потерям битва при Гераклее могла равнять с тем жутким днем в Босфоре Фракийском, когда корабли и люди горели в воде и не было спасения от того огня. Никто не хотел столкнуться с этим снова и потерять жизнь, не увидев добычи. Но вот выкуп был поделен, войско вернулось в Киев, и стало ясно: это все.

– Парни, тише! – властно крикнул Эскиль Тень. – Дайте дослушать. Почему через год? – обратился он к Ингвару-младшему. – Что он намерен делать до следующего лета?

– Я так понял, он не хочет остаться без войска, пока договор с Романом не утвержден. Грекам большой веры нет. А утвержден он будет не раньше того лета – и то если Роман со всем согласится. До того князь не хочет выпускать силу из рук, чтобы Роман не передумал.

– А может, он думает зимой сходить еще куда-нибудь? – спросил Гримар Мороз.

Это был мужчина уже немолодой, на пятом десятке, и седина придала его когда-то светлой бороде и волосам неприятный ржавый оттенок. Нос у него был длинный и так сильно загнутый вниз, что, казалось, тонкие губы спрятались из-за недостатка места.

– Я не знаю, – не совсем уверенно ответил Ингвар-младший. – Он ведь со мной не советуется, я только передаю, что услышал.

Это был второй вопрос, ответ на который очень хотел бы получить Хедин. Не намерен ли Ингвар киевский до следующего лета, пока ему все равно нельзя отпустить варягов, обратить их мечи на Мерямаа?

– Но пусть даже через год, – продолжал Эскиль. – Тише, парни! Нам стоит подумать – тем, кто не собирается домой пасти коз, – что мы будем делать через год. И неплохо бы подумать об этом сейчас, пока Романовы люди здесь. Чтобы следующим летом послы привезли договор не только для Ингвара, но и для нас.

– Для нас?

– Ты думаешь пойти к Роману?

– А отчего же нет? Что мы за люди, они знают…

При этих словах вокруг засмеялись – с гордостью.

– А мы не хуже того знаем, каково их золото. И у Романа его уж всяко побольше, чем у Ингвара!

– Да не так уж много, – усомнился Гримар. – Я слышал от Хроара, в их времена, при Хельги Хитром, греки платили десять номисм на человека в год. В Грикланде за это только двух быков купишь.

– А у нас – двадцать, – возразил кто-то; в Северных Странах золото стоило куда дороже, чем на юге.

– Вы знаете, сколько платят в тагме? – сказал Хамаль Берег. – Или в этерии? Там всякому, кто только поступает, сразу дают десять литр золота [27]!

– Да сам Один в Валгалле столько не даст! – недоверчиво засмеялся кто-то сквозь изумленный гул.

– Вот поэтому все, кого принимают в этерию, охотно меняют Одина на Кирию Элейсона [28]!

– Я не буду! – Брюньяр Шило помотал головой. – Я хочу после смерти попасть туда же, где мои отец и дед, чтобы они увидели, что из меня вышел толк!

– В этерию всех не возьмут, – заметил Гримар. – Одного из сотни. А остальных засунут куда-нибудь в ётунову задницу – поближе к Сирии, будешь там по жарище, с потной задницей, пограничные крепости от сарацинов охранять… за два быка в год.

– Но поговорить стоило бы, – настаивал Эскиль.

– Попробуй, если греки станут тебя слушать.

– А как же нет? Пока на свете есть сарацины, цесарям храбрые опытные люди нужны будут всегда! А, Хедин! – Эскиль вдруг глянул на «мерянина». – Пойдешь с нами в Грикланд?

– Нет. – Хедин спокойно мотнул головой. – У меня дома уже есть два быка.

Мысли Хедина были сосредоточены на возвращении домой. Дела варягов, хоть он и жил с ними в одном доме, его занимали мало. Но и просить у Ингвара дозволения уехать он не спешил: и Сванхейд, и Эйрик захотят узнать как можно больше о будущем договоре Ингвара с греками, и стоило остаться до тех пор, пока здесь что-то прояснится. Несколько раз Хедин сам наведывался, вместе с Ингваром-младшим, в гридницу, где князь Ингвар в окружении своих бояр и воевод, русов и полян, обсуждал с послами договор. По Киеву ходило много слухов об этих обсуждениях: всем хотелось знать, к чему привела трехлетняя война. Старые бояре, помнившие Олегов поход и договор, пеняли Ингвару: мол, все выходит против Олегова хуже. Кое в чем они были правы: если раньше греки должны были выкупать своих пленников за двадцать золотых, то теперь – только за десять. Но и выкуп русского пленника теперь будет обходиться не более чем в десять номисм. «Это и есть равенство, за которое мы кровь проливали!» – говорил Мистина Свенельдич. Но старики ворчали: каждый ведь считает, что истинное «равенство» – это когда ему лучше, чем другим.