Рождество Эркюля Пуаро - Кристи Агата. Страница 5

Он помолчал.

— И теперь — вот это! — выкрикнул он, хлопнув ладонью по письму.

— Мне очень жаль, что твой отец прислал это письмо, раз оно так тебя раздражает, — заметила Хильда. Словно не слыша ее, Дэвид продолжал:

— Просит меня привезти на Рождество жену, надеется, что мы всей семьей соберемся на этот праздник! Что это может означать?

— Разве так уж обязательно искать что-то между строк? — спросила Хильда.

Он посмотрел на нее с недоумением.

— Я хочу сказать, — улыбнулась она, — что он просто стареет, становится сентиментальным и начинает ценить семейные узы. Такое частенько случается, как тебе известно.

— Наверное, — не сразу отозвался Дэвид.

— Он старик, и ему одиноко.

Он бросил на нее быстрый взгляд.

— Ты хочешь, чтобы я поехал, верно, Хильда?

— Нехорошо пренебрегать отцовским приглашением. Наверное, я несколько старомодна, и поэтому мне трудно понять, почему хотя бы на Рождество не забыть о распрях? Ведь это тихий семейный праздник…

— Забыть после всего, что было?

— Я понимаю тебя, мой дорогой, я понимаю. Но все это уже в прошлом. Все давным-давно миновало.

— Только не для меня.

— Потому что ты не хочешь об этом забыть. И снова и снова к этому возвращаешься…

— Я не могу забыть.

— Нет, ты просто не хочешь, не так ли, Дэвид?

Он сжал губы.

— Такие уж мы, семья Ли. Мы все помним, ничего не забываем.

— Чем тут гордиться? — чуть раздраженно спросила Хильда. — По-моему, нечем.

Он задумчиво на нее посмотрел.

— Значит, для тебя верность прошлому ничего не значит? — спросил он с легким нажимом.

— Для меня важнее настоящее, — ответила Хильда. — Прошлое должно уйти. Если все время ворошить прошлое, то в конце концов оно искажается. Мы многое преувеличиваем и даже фальсифицируем.

— Я прекрасно помню каждое слово и каждое событие, — с чувством сказал Дэвид.

— Может быть, только это совершенно ни к чему, мой дорогой. Это неестественно. И учти: ты судишь о том, что было, с точки зрения мальчика, вместо того чтобы отнестись ко многому снисходительно, как подобает взрослому мужчине.

— Какая разница? — допытывался Дэвид.

Хильда молчала. Она понимала, что продолжать этот разговор не стоит, но очень уж ей хотелось высказаться.

— По-моему, — наконец продолжила она, — ты видишь в своем отце своего рода жупел [2]. Для тебя он — воплощение зла. Но вполне вероятно, что, увидев его сейчас, ты очень скоро убедился бы, что былые его страсти давным-давно улеглись и, хотя жизнь его была далеко не безупречна, он всего лишь человек, а не чудовище!

— Как ты не понимаешь! То, как он вел себя с моей матерью…

— Чрезмерная покорность иногда может разбудить в мужчине самые дурные из присущих ему качеств, — с грустью заметила Хильда. — Окажись он в иных условиях, когда ему противостоят сила духа и решительность, он и вести себя будет иначе.

— Другими словами, ты хочешь сказать, что это ее вина…

— Нет, ничего подобного я не хочу сказать, — перебила его Хильда. — У меня нет сомнений, что твой отец и в самом деле очень плохо относился к твоей матери, но брак — вещь непростая, и я далеко не уверена, что кто-то другой — пусть даже и родившийся от их союза — имеет право их судить. И вообще, эта твоя неприязнь к отцу уже ничем не поможет твоей матери. Все в прошлом, а его не вернешь. Остался только старик, который уже дышит на ладан и который зовет сына приехать к нему на Рождество.

— И ты хочешь, чтобы я поехал?

Хильда молчала, затем, собравшись с духом, решилась.

— Да, — сказала она. — Да. Хочу. Чтобы ты раз и навсегда убедился, что того пугала, которое ты старательно хранишь в своей памяти, не существует.

Джордж Ли, член парламента от Уэстерингема, довольно плотный джентльмен сорока одного года, с тяжелым подбородком и светло-голубыми, чуть навыкате глазами, взирающими на мир с опаской, имел привычку говорить необыкновенно четко и размеренно.

— Я уже сказал тебе, Магдалина, что считаю своим долгом поехать, — многозначительно произнес он.

Его жена в ответ лишь раздраженно пожала плечами. Это была изящная платиновая блондинка. Ее овальное личико с выщипанными бровями порой могло быть на редкость бесстрастным и лишенным всякого выражения — именно таким оно сейчас и было.

— Там будет жутко скучно, милый, я уверена, — сказала она.

— Более того, — продолжал Джордж Ли, и лицо его просветлело, словно в голову ему пришла блестящая мысль, — эта поездка даст нам возможность сэкономить значительные средства. На Рождество всегда уходит уйма денег. А на этот раз оставим только слугам на питание, обойдутся без всяких разносолов.

— Как хочешь, — согласилась Магдалина. — В конце концов, какая разница где скучать… На Рождество нигде не бывает весело.

— А то ведь, — продолжал разглагольствовать Джордж, — они, наверное, ждут от нас рождественский ужин, на который им вынь и положь если не индейку, то недурной кусок мяса.

— Кто? Слуги? О Джордж, перестань волноваться по пустякам. Вечно ты беспокоишься из-за денег.

— Кому-то ведь надо беспокоиться, — парировал Джордж.

— Да, но глупо экономить на таких мелочах. Почему бы тебе не убедить отца давать нам больше денег?

— Он и так дает немало.

— Как это ужасно — во всем от него зависеть! Было бы куда лучше, если бы он дал тебе приличную сумму разом.

— Это не в его правилах.

Магдалина посмотрела на мужа. Взгляд ее карих глаз внезапно сделался колючим. А на безмятежном фарфоровом личике неожиданно появилась заинтересованность.

— Он ведь чертовски богат? У него наверняка наберется миллиончик. Верно?

— Думаю, даже не один.

— И откуда у него такие деньги? — с завистью вздохнула Магдалина. — Из Южной Африки, да?

— Да. Он еще в молодости сколотил там целое состояние. Главным образом на алмазах.

— Потрясающе!

— А когда вернулся в Англию и занялся бизнесом, то удвоил, а то и утроил свой капитал.

— А что будет, когда он умрет? — спросила Магдалина.

— Отец об этом не очень-то распространяется. А спросить, разумеется, неудобно. Думаю, что основная часть достанется нам с Альфредом. Альфред, конечно, получит больше, чем я.

— Но ведь у вас есть еще братья, не так ли?

— Да, Дэвид, например. Но, по-моему, ему особенно рассчитывать не на что. В свое время он ушел из дома, чтобы заняться живописью. Отец предупредил, что лишит его наследства, но Дэвид заявил, что ему наплевать.

— Ну и глупо, — с презрением заметила Магдалина.

— Еще у нас была сестра Дженнифер. Она сбежала из дома с каким-то испанским художником, одним из приятелей Дэвида. Год назад она умерла. У нее вроде бы есть дочь. Отец, вполне возможно, оставит часть денег ей, но не думаю, что много. Еще есть Гарри…

И тут он, смутившись, умолк.

— Гарри? — удивленно переспросила Магдалина. — Какой еще Гарри?

— Это… мой брат.

— В первый раз слышу, что у тебя есть еще один брат.

— Видишь ли, дорогая, он.., э-э.., родство с ним не делает нам чести. Поэтому мы редко о нем вспоминаем. Он вел себя крайне непристойно. И в последние годы мы ничего о нем не слышали. Возможно, он умер.

Магдалина вдруг расхохоталась.

— В чем дело? Почему ты смеешься?

— Просто подумала, как это смешно: у такого респектабельного джентльмена, как ты, Джордж, — и вдруг брат с сомнительной репутацией!

— Ну и что? — холодно отозвался Джордж. Ее глаза сузились.

— Твой отец не отличался добропорядочностью, правда, Джордж?

— О чем это ты, детка?

— Иногда он такое говорит, что я чувствую себя крайне неловко.

— Ты удивляешь меня, Магдалина, — возмутился Джордж. — Неужто и Лидия испытывает подобные чувства?

— При Лидии он ничего такого себе не позволяет, — ответила Магдалина. — Нет, ей он таких вещей не говорит. — И сердито добавила: