Дневник законченной оптимистки - Трифоненко Елена. Страница 10

Директриса внимательно оглядывает меня с ног до головы и качает головой.

– Я что-то тоже уже не уверена. Мне в коллектив нужны люди энергичные, жизнерадостные… Ты кто по гороскопу?

– Козерог.

– Серьезно? – Женщина мрачнеет. – Ужас какой! Самый тяжелый знак. Я надеялась, ты хотя бы Дева.

Разочарованно вздохнув, она встает и, шагнув к зеркалу, висящему у дверей, начинает вертеться перед ним, оглядывая длинное, до пола, платье:

– Очень жаль, что ты Козерог. Мне ведь для этой работы нужен Водолей. Легкий, веселый человечек. Такой, чтобы людей тормошил и заряжал.

Я не верю своим ушам. Она что, не хочет меня брать? Из-за гороскопа? Обалдеть! Хорошо хоть не из-за цвета глаз. Уязвленное самолюбие заставляет меня воспрянуть духом. Из головы мгновенно выветривается то, что я ненавижу всевозможные тренинги позитивного мышления. Всё мое существо сосредоточивается на борьбе с дискриминацией. И на желании купить сумку в виде мишки. Я напускаю на себя уверенный вид: откидываюсь на спинку стула и кладу ногу на ногу.

– А вы знаете, что многие астрологи определяют знак зодиака не по дню рождения, а по дате зачатия?

Ольга Викторовна равнодушно пожимает плечами, покончив с досмотром платья, начинает взбивать волосы.

– Дело в том, что по дате зачатия, я как раз Водолей, – весело щебечу я, покачивая ногой. – У мамы из-за проблем с почками случились преждевременные роды. Вот и получилось, что день рождения у меня аккурат после Нового года. А так-то меня только в феврале ждали.

Щеки у меня наливаются огнем, все-таки не привыкла я с уверенным видом нести такую чушь.

Директриса наконец отворачивается от зеркала и, вернувшись к столу, несколько секунд буравит меня взглядом.

– Преждевременные роды, говоришь?

Я молчу, но изо всех сил излучаю легкость и веселье. И по-видимому, убедительно, потому что Ольга Викторовна бухает свою ручищу мне на плечо и проникновенно спрашивает:

– В понедельник сможешь приступить к работе?

Я улыбаюсь так, что скулы сводит:

– Легко!

Глава 5

Прокрастинация восьмидесятого уровня

Дома я, конечно, возвращаюсь во вменяемое состояние и, осознав, во что ввязалась, рву на себе остатки волос. О-хо-хо, мне придется вешать на уши людям какую-то лапшу. Внушать доверчивым тетенькам, что они изменят свою жизнь, если будут ходить по улице с улыбочками и писáть на стенах странные лозунги. Более того, мне самой придется постоянно скалиться, как в рекламе зубной пасты! От открывающихся перспектив меня начинает трясти. Чтобы хоть немного успокоиться, съедаю тарелку борща, миску жареной картошки, полбуханки черного хлеба с тмином и полбанки домашней кабачковой икры. От еды внутри немного теплеет.

А может, не всё так страшно? Ну, правда? Я ведь не БАДы пенсионерам втюхивать буду. Пару месяцев перекантуюсь в доме культуры, а потом найду работу поприличнее. Или буду так вести клуб позитива, чтобы участники быстрей разбежались.

Говорят, неприятные дела категорически нельзя откладывать на потом: чем больше времени они простаивают, тем тяжелей за них взяться. Я задумчиво стряхиваю коричневые крошки в пустую тарелку и торжественно клянусь приняться за программу тренинга позитивного мышления немедленно. В принципе разработать цикл занятий на какую угодно тему – мне раз плюнуть: у меня красный диплом и многолетний педагогический опыт. Я подымаюсь из-за кухонного стола с лицом, полным решимости. Быстрей, быстрей к ноутбуку!

Делаю пару шагов в сторону коридора и вспоминаю, что забыла выпить чаю. Нет, так дело не пойдет. Я выуживаю из холодильника банку с клубничным вареньем и наливаю себе огромную чашку «Дилмы». Незаметно пролетает минут сорок. В голове одна за другой рождаются десятки гениальных мыслей – не зря говорят, что сладкое полезно для мозгов. И вот я снова подскакиваю из-за стола и тороплюсь из кухни, чтобы записать все свои педагогические находки. Но взгляд натыкается на огромную гору грязной посуды на столе… Боже, откуда она здесь? Кастрюля с половником, сковородка с лопаткой, куча тарелок, банок. Если я немедленно всё не вымою, мать отправит меня в ссылку. Трагически вздыхаю и понуро перетаскиваю утварь в раковину.

Вообще-то, я терпеть не могу драить посуду. Еще в детстве предлагала родителям перейти на одноразовые тарелки, но эти ретрограды оказались категорически против. Еще и лентяйкой меня окрестили. Хотя дело не в лени, а в неудобной мойке. Когда я мою тарелки, приходится так сильно наклоняться вперед, что спина превращается в один комок боли.

Свалив посуду в раковину, я открываю кран и долго пялюсь на воду – обычно это хорошо помогает настроиться на предстоящую пытку. Примерно через минуту в голову приходит спасительная мысль: «Какая посуда? Мне же ужин готовить надо».

Нахожу в холодильнике фарш. Обжариваю его, делаю подливку со сметаной, варю макароны… Пахнет так вкусно, что снова хочется есть. Но я отважно пытаюсь побороть аппетит самоистязанием, ну, то есть мытьем посуды. Не помогает. Поясница отстегивается, а есть хочется даже сильней. Бросив намыленную кастрюлю, наливаю себе большую миску подливки и достаю из хлебницы оставшуюся половину буханки.

Наконец (уже смеркается) оказываюсь в своей комнате. На автомате заваливаюсь на диван и закрываю глаза. Какая-то смутная мысль не дает покоя. Внутренний голос уверяет, что я забыла о чем-то важном. А я человек ответственный, поэтому изо всех сил напрягаю память. И от перенапряжения мгновенно проваливаюсь в сон.

* * *

– Почему ты выросла такой эгоисткой? – будит меня рассерженный мамин голос. – Почему? Я ведь ночей не спала, сил не жалела, чтобы вырастить тебя приличным человеком.

Я не успеваю разлепить глаза, как на спину мне приземляется что-то тяжелое.

– Скачи-скачи, мой поник! – кричит дочь и весело подпрыгивает у меня на пояснице.

– Наверное, это всё гены, – подытоживает мать таким тоном, словно выступает на педагогическом консилиуме. – Ты вся в бабушку, та тоже только о себе и думала.

Я с огромным трудом сбрасываю с себя маленькую наездницу и, перевернувшись, сажусь.

– Мам, ты чего?

– Я «чего»? – еще сильней разъяряется маман. – Это я «чего»? Посмотрите, какая наглость!

Дочь обхватывает меня за шею руками, а ноги заплетает на моей талии.

– Покатай меня, большая черепаха! – орет она прямо мне в ухо.

– Что случилось-то? – Я отчаянно пытаюсь избежать удушения и одновременно разобраться в маминых претензиях.

– Зачем ты весь хлеб стрескала, хрюшенция?

– Так это ты из-за хлеба так причитаешь?

Мать качает головой и с несчастным лицом выходит из комнаты. Я скачу за ней с Алёнкой на спине:

– Мам, я случайно. Даже не заметила, как это получилось. Если хочешь, я прямо сейчас схожу за хлебом.

– Не надо. Перебьюсь. – Мать с треском захлопывает дверь в свою комнату.

А я вдруг вспоминаю, что должна готовить программы занятий для дома культуры. Вернувшись к себе, сбрасываю Алёнку на диван и сажусь к ноутбуку. Так… С кружком английского всё просто: достаточно только немного скорректировать свои старые поурочные планы, рассчитанные на детей. А вот что делать с клубом позитива?

Дочь пытается вскарабкаться мне на колени.

– Поиграй со мной. Давай я буду котик, а ты меня гладь.

Я прижимаю колени к груди и показываю «котейке» язык.

– Попозже, сейчас мне некогда.

– Поиграй. – Дочь притаскивает из угла комнаты коробку с настольными играми. – Хотя бы в ходилку, один разочек.

У нас много всякого добра, но она выбирает именно ту ходилку, которую я ненавижу – «Прогулку с динозаврами». В этой игре так много всяких ловушек, что играть нужно минимум час.

– Какую тебе дать фишку: красную или желтую? – заботливо спрашивает дочь, раскладывая на полу игровое поле.

– Алёна, мне некогда!

– Я же сказала: один раз поиграем и всё.

– Потом. Завтра. Или…

Дочь делает трогательные глаза.