Дневник законченной оптимистки - Трифоненко Елена. Страница 25

Я неторопливо, с прочувствованным наслаждением раскрашиваю на картинке цветок и откладываю голубой карандаш. Так, теперь возьмемся за стебель.

– Др! Др! Дррррр! – Дом сотрясает рев перфоратора, громкий, затяжной, больно ввинчивающийся в барабанные перепонки.

Я зажимаю уши руками и пытаюсь стойко переждать напасть. Но звуки не стихают. Более того, через минуту в мелодию вступает перфоратор номер два. У них там что, съезд любителей крушить стены? Моя голова буквально дребезжит от грохота. Я пытаюсь закрыть уши подушками, но для чудной трели перфораторов они совсем не помехи.

У меня снова начинается мигрень, даже в глазах слегка темнеет. Я несколько раз обхожу квартиру, пытаясь найти тихое место, только это бесполезно. Видимо, ремонт прямо под нами, потому что каждая комната сотрясается в звуковых конвульсиях.

Немного пострадав из-за несправедливости мира, напихиваю в уши ваты и снова прикладываю к ним подушки. Становится намного лучше, вот только руки теперь заняты и нельзя докрасить цветочек. Но неужели я брошу начатое на полдороге? Да никогда! Я нахожу в шкафу пояс от летнего платья и изящно привязываю подушки к голове. Теперь я похожа на чебурашку, но какая мне разница, если всё равно никто не видит?

Стакан чая с мятой, и я снова падаю на диван к карандашам. Мой телефон, что валяется рядом с раскраской, вдруг мигает, и на нем появляется сообщение от Лаптева. Оу! Как вовремя. Может, сделать вид, что ничего не приходило? Хотя кого я обманываю: мое хорошее воспитание никогда мне этого не позволит. Скрепя сердце, лезу в Вайбер.

«Я так соскучился, что нет сил. Целый день на работе только о тебе и думаю. Представляю, как снимаю с тебя ту самую пижаму с цыплятами, в которой ты была вчера».

И что мне на это ответить? Что у него невроз навязчивости? Что на работе надо думать о работе, а не про всякую ерунду?

Немного подумав, отправляю Лаптеву смущенный смайлик. В конце концов, мне неловко от того, что в ближайшее время я не могу вернуть ему сережки.

Он почти сразу пишет снова:

«Что на тебе сейчас надето? Мне почему-то кажется, что ты в шелковом халатике, под которым нет ничего. Пришли мне селфи, а?»

Меня прямо передергивает от его предложения. Похоже, Андрей совершенно уверен, что я его простила. Но это не так. Наоборот, вчера я поняла, что совсем не хочу с ним мириться, что он однозначно не мой человек.

«Извини, но мне надо собираться на работу», – строчу я в ответ и замираю.

«Куда ты устроилась? Давай заберу тебя вечером, и поедем ко мне?»

Он что, теперь не отстанет? Я сминаю раскраску и отшвыриваю в сторону. Меня прямо распирает от неприязни. Елки зеленые! Я больше не хочу встречаться с Андреем. Никогда. В принципе, у меня и раньше к нему никаких сильных чувств не было, а теперь внутри лишь раздражение. Вот только как мне сказать ему, что между нами всё кончено, и не получить в ответ вполне законное требование вернуть сережки?

Немного помявшись, я наставляю печальных эмодзи и пишу:

«Сегодня не могу. У нас гости. И завтра тоже не могу, и послезавтра. В общем, я тебе на следующей неделе звякну – пересечемся».

Мне кажется, что, если тянуть время, рано или поздно Лаптев отвлечется на какую-нибудь новую девушку и выкинет меня из головы вместе с последним презентом.

Я успеваю только убрать карандаши в коробку, как Андрей присылает очередное сообщение:

«Но, Майя, я просто изнемогаю от любви к тебе. Давай встретимся хотя бы минут на двадцать?»

Вот ведь прицепился! И всё из-за мерзкого Иваныча. Если б не он, я бы с удовольствием швырнула коробочку с серьгами Лаптеву в лицо, а теперь приходится расшаркиваться. Я кое-как превозмогаю отвращение и старательно вру:

«Извини, но мне не спасти тебя от изнеможения. У меня эти дни».

«Пошлячка! – тут же пишет Лаптев в ответ. – Я просто хочу побыть рядом с тобой. Хотя, помнится, мы и в твои критические неплохо зажигали».

Он сопровождает свое сообщение пошлой картинкой из Интернета. Из моей груди вырывается злобный стон: и я еще собиралась за него замуж? У меня точно было временное помутнение рассудка.

Я набираю полную грудь воздуха и тороплюсь поставить точку в нашей переписке:

«Всё, мне пора на работу. Попозже напишу».

После этого я сразу выключаю телефон и гляжу на часы. А что? Может, и правда поехать на работу прямо сейчас? Поброжу немного по дому культуры, настроюсь на позитив. А то ведь Лаптеву хватит ума притащиться ко мне домой.

Глава 12

Феи-крестные атакуют

К тому времени, как я добираюсь до дома культуры, у меня вновь разыгрывается аппетит. К тому же в холле так волнительно пахнет беляшами, что мой живот немедленно заводит песню раненого кита. Я сдаю пуховик в гардероб и скрываюсь от снующего повсюду народа за елкой, та (вот жалость!) уже не пахнет, зато красиво переливается в свете ламп. Вывернув карманы и сумку, я кое-как наскребаю на пирожок.

– Что? Опять шары тырим? – раздается сзади зычный глас Ольги Викторовны. – Эх, какие же вы люди – свиньи! Для вас праздник делаешь, стараешься, а вам только бы шевельнуть чего-нибудь.

Я краснею и оборачиваюсь.

– Ой, Пирожкова, это ты? – Начальница чуть смущается, но, впрочем, быстро берет себя в руки и дружески хлопает меня по плечу. – И чего ты тут заныкалась?

– Да вот, любуюсь. – Я быстро убираю деньги в карман и натягиваю на лицо жизнерадостную улыбку. – Впитываю дух Нового года.

– А-а, ну да, ну да… – Она слегка морщит лоб, а потом вдруг спохватывается: – Слушай, я ж тебе шмоток принесла полную сумку. Пойдем!

Я пытаюсь сопротивляться, но она сгребает меня в охапку и тащит в свой кабинет. Там, кстати, довольно уютно: у окна – стол из некрашеного дерева, вдоль одной из стен – светлые шкафы с разноцветными папками, вдоль другой – бирюзовый диван. Ольга Викторовна вываливает на него разноцветные одежки из огромного ашановского пакета и буквально лучится предвкушением:

– Давай. Примеряй.

– Что? Прямо сейчас? – Я с тревогой смотрю на короткую прозрачную шторку, занавешивающую окно. За ним постоянно кто-то мелькает, ведь кабинет начальницы на первом этаже.

– А чего откладывать? – Ольга Викторовна резво выуживает из вороха тряпок пышное ярко-оранжевое платье. – Вот с этого и начни. Ноги у тебя прекрасные, надо только уметь их подчеркнуть.

Ее лицо полно решимости, и я понимаю: от примерки не отвертеться. Ну и ладно. Отворачиваюсь от окна, сдергиваю кофту и втискиваюсь в платье.

– Отпад! – хлопает в ладоши начальница. – Как на тебя шили.

Я подхожу к зеркалу у дверей и замираю. Ох, мама дорогая, я похожа на апельсин. Но мне почему-то идет: лицо словно оживает безо всякой косметики.

Начальница снова зарывается в тряпки и выуживает алую шелковую блузку с глубоким декольте.

– Теперь вот это.

– Ольга Викторовна, вы что? – почти пугаюсь я. – У меня же подростки на занятиях, куда мне такой вырез?

Она смотрит на меня как на ненормальную.

– Что твои подростки сисек не видели, что ли? Давай-давай! Пошевеливайся.

Вздохнув, я послушно переодеваюсь и прямо вздрагиваю. Из зеркала на меня глядит сексапильная роковая женщина. Только глаза испуганные, на пол-лица. Я внимательно оглядываю искрящийся от ламп шелк и замираю. Интересно, как можно носить такие яркие вызывающие вещи? На меня же все будут пялиться. Особенно мужчины.

– Отлично! – кивает мне начальница и сует в руки новую тряпочку.

В следующие десять минут я примеряю еще с пяток нарядов. Все сидят как влитые, и у всех такие ядерные расцветки, словно их купили для карнавала.

Когда я стягиваю последнее, лимонно-желтое платье, Ольга Викторовна чуть ли не подпрыгивает от удовольствия.

– А я знала, знала, что всё подойдет.

Я благодарно киваю и тянусь за своей кофточкой.

– Куда? – Начальница от души стегает мою руку пояском от одного из платьев. – Красную надевай.