Щелкни пальцем только раз - Кристи Агата. Страница 4
Томми, как бы оправдываясь, ответил, что его тетя Каролина умерла пятнадцатью годами раньше. Тетя Ада приняла сообщение об этой кончине совершенно спокойно. В конце концов тетя Каролина приходилась ей не родной сестрой, а двоюродной.
— Все, похоже, умирают, — заявила она с каким-то наслаждением. — Никакой жизненной силы. Вот в чем их беда. Слабое сердце, коронарный тромбоз, высокое кровяное давление, хронический бронхит, ревматоидный артрит и все такое прочее. Хилый народец, все как один. Вот так доктора и зарабатывают себе на пропитание. Пичкают их пилюлями. Желтые пилюли, розовые пилюли, зеленые пилюли и — я бы не удивилась — даже черные пилюли. У-ф-ф! Сера и патока — вот чем пользовали во времена моей бабушки. Готова спорить, что это слабительное было нисколько не хуже любого другого средства. Когда был выбор, что делать — выздороветь или пить патоку с серой, — человек каждый раз предпочитал выздоровление. — Она удовлетворенно кивнула. — Нельзя доверять докторам по-настоящему, правда? Особенно когда дело профессиональное… какой-нибудь новый пунктик… мне говорили, тут очень часто травятся. Чтобы поставлять сердца хирургам, так мне говорили. Я и сама не думаю, что это правда. Мисс Паккард не из тех женщин, которые бы это потерпели…
Внизу мисс Паккард извиняющимся жестом указала на комнату, в которую вела дверь из холла.
— Мне очень жаль, миссис Бересфорд, но, я полагаю, вы знаете, что такое старики. Они могут полюбить или невзлюбить, и ничего с ними не поделаешь.
— Вероятно, очень трудно заправлять таким заведением, — заметила Таппенс.
— Да нет, право, — отвечала мисс Паккард. — Знаете, я даже получаю от этого удовольствие. И честное слово, я их всех очень люблю. Знаете, человек начинает любить людей, за которыми ему приходится присматривать. Я хочу сказать, у них есть свои маленькие прихоти и причуды, но с ними довольно легко справиться, если знаешь как.
Таппенс подумала про себя, что мисс Паккард — одна из тех, кому это определенно удается.
— Они ведь как дети, право, — снисходительно продолжала мисс Паккард. — Только дети гораздо логичней, отчего с ними порой трудно. Эти же люди нелогичны, им хочется, чтобы их утешили, сказав то, что им хочется услышать. После этого они опять некоторое время счастливы. Персонал у меня очень хороший. Все — люди терпеливые и доброго нрава и не шибко какие умные, поскольку умники обычно с гонором. Да, мисс Донован, что у вас? — Она повернулась в сторону сбегавшей по лестнице молодой женщины.
— Да опять эта миссис Локкетт, мисс Паккард. Она заявляет, что умирает, и хочет, чтобы немедленно позвали доктора.
— О-о, — совершенно невозмутимо произнесла мисс Паккард. — И от чего же она умирает на этот раз?
— Она заявляет, что в тушенке вчера были грибы и что она отравилась.
— Это уже что-то новое, — сказала мисс Паккард. — Пожалуй, я пойду и поговорю с ней. Очень жаль оставлять вас, миссис Бересфорд. В той комнате вы найдете журналы и газеты.
— Ах, ничего, не переживайте, — ответила Таппенс. Она вошла в комнату, которую ей указали. Это была уютная комната с видом на сад, куда вели стеклянные двери. Тут стояли кресла, на столах — вазы с цветами. На одной стене висела полка, на которой вперемешку стояли современные романы и книги о путешествиях, а также серия «Любимые литературные произведения» на случай, если обитателям дома снова захочется встретиться с ними. На столике лежали журналы.
Сейчас в комнате находилась всего одна посетительница, старушка с седыми волосами, зачесанными назад. Она сидела в кресле, держа стакан молока и глядя на него. У нее было симпатичное бело-розовое лицо, и она дружелюбно улыбалась Таппенс.
— Доброе утро, — сказала она. — Вы приехали сюда жить или просто навещаете кого-нибудь?
— Навещаю, — ответила Таппенс. — У меня здесь тетушка. Сейчас с нею мой муж. Мы решили, что, возможно, двое сразу для нее будет слишком.
— Весьма предусмотрительно с вашей стороны, — похвалила старушка. Она оценивающе попробовала молоко. — Интересно… да нет, я думаю, оно вполне нормальное. А вы ничего не хотите? Чаю, может, или кофе? Позвольте мне позвонить. Они здесь весьма обязательные.
— Нет, право, спасибо, — ответила Таппенс.
— А может, стакан молока? Сегодня оно не отравлено.
— Нет-нет, ничего не надо. Мы скоро уезжаем.
— Ну, если вы точно не хотите… но это не доставило бы никаких хлопот. Здесь народ ко всему привычный. Разве что попросишь чего-нибудь совершенно невозможного.
— Смею сказать, тетушка, которую мы сейчас навещаем, иногда просит совершенно невозможного, — ответила Таппенс. — Это мисс Фэншо, — добавила она.
— Ах, мисс Фэншо, — сказала старушка. — О, да.
Что-то, казалось, ее сдерживает, но Таппенс ободряюще продолжала:
— Она, по-моему, та еще самодурка. Всегда этим славилась.
— О да, действительно. У меня у самой когда-то была тетушка, вы знаете, очень похожая на нее, особенно в старости. Но мы все очень любим мисс Фэншо. При желании она может быть очень, очень забавной. В своих суждениях о людях, знаете ли.
— Да, вероятно, так, — сказала Таппенс. Она задумалась, вдруг представив тетю Аду в этом новом свете.
— Весьма ядовитая дама, — заметила старушка. — Между прочим, моя фамилия Ланкастер, миссис Ланкастер.
— А моя — Бересфорд, — сказала Таппенс.
— Боюсь, вы знаете, время от времени толика злости идет человеку на пользу. Послушать только, что она иногда говорит про других здешних постояльцев, как их описывает. Вроде бы и грешно смеяться, а смеешься.
— Вы давно здесь живете?
— Да уж прилично. Дайте-ка сообразить… семь… нет, восемь лет. Да-да, должно быть, больше восьми лет. — Она вздохнула. — Теряешь связь с событиями, да и с людьми тоже. Родственники, те, что у меня остались, живут за границей.
— Это, должно быть, довольно грустно.
— Да нет, право. Мне они были как-то безразличны. Правду сказать, я даже знала их не очень хорошо. У меня была плохая болезнь, очень плохая болезнь, и я была одна-одинешенька на всем белом свете, поэтому они решили, что мне лучше жить в таком вот заведении. Я думаю, мне очень повезло, что я приехала сюда. Здесь все такие добрые и внимательные. А сады по-настоящему красивые. Я сама знаю, что не захотела бы жить одна, потому что порой я действительно совсем теряюсь, вы знаете. Совсем теряюсь. — Она постучала себя по лбу. — Вот тут путается все, смешивается как-то. Я не всегда помню, что происходило.
— Сочувствую, — отозвалась Таппенс. — Вероятно, с человеком всегда что-то да бывает, нет?
— Некоторые недуги очень болезненны. У нас тут есть две бедняжки с острым ревматическим артритом. Они ужасно страдают. Так что, я думаю, путаться в событиях, людях и временах еще не самое страшное. Во всяком случае, это не больно.
— Да, наверное, вы правы, — поддержала ее Таппенс. Дверь отворилась, вошла девушка в белом халате с небольшим подносом с кофейником на нем и тарелкой с двумя бисквитами. Она поставила поднос перед Таппенс.
— Мисс Паккард подумала, что вам, возможно, захочется кофе, — сказала она.
— О, спасибо, — поблагодарила Таппенс. Девушка вышла, и миссис Ланкастер сказала:
— Ну вот, видите? Весьма заботливые, правда?
— Да, в самом деле.
Таппенс налила себе кофе и стала пить. Женщины посидели некоторое время молча. Таппенс предложила старушке бисквиты, но та покачала головой.
— Нет, спасибо, дорогая. Я предпочитаю пить простое молоко.
Она поставила пустой стакан и откинулась на спинку кресла, полузакрыв глаза. Таппенс подумала, что в этот час утра она, наверное, дремлет, и поэтому молчала. Миссис Ланкастер, однако, казалось, вдруг резко пробудилась. Глаза ее открылись, она посмотрела на Таппенс и сказала:
— Я вижу, вы смотрите на камин.
— Я?! Неужто и вправду смотрела? — Таппенс даже слегка перепугалась.
— Да. Я еще подумала… — Она подалась вперед и понизила голос:
— Простите меня, это было ваше бедное дитя?