Ветер перемен (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 18

Красиво.

Эффектно.

И, как наблюдателям казалось, очень действенно. Во всяком случае такой натиск в боевой обстановке, да еще на не готовую к такому пехоту противника, должен закончиться бойней. Что на практике и случалось, как в недавних битвах со шведами, славных этим самым натиском, так и с русскими.

Но не штыковым боем одним. Эти мушкетеры и залпы давали часто. Ведь они все ж таки мушкетеры, а не, скажем, пикинеры. И перестраивались. В общем, демонстрация получилась на диво хороша. Король прямо впечатлился и немало воспрянул духом.

Одна беда — это покамест был всего лишь один образцово-показательный полк. Всего один. Да, его в дальнейшем планировали использовать для подготовки остальных. Как русские недавно поступали. Но масштабирование выучки пока только предстояло.

К слову сказать Кольбер сумел не только отвести от себя гнев государя, но и в итоге выдать свои промахи за успехи. Правильно все перекрутив и найдя подход к французскому генералитету. Именно он оказался инициатором и создателем той группы, которая и занялась переподготовкой французской пехоты. По новому. Комплексно. Ориентируясь на очень уж результативных «восточных варваров».

Понятное дело — копировали их не точно.

Даже захоти — не смогли бы.

Внутренние документы к французам пока так и не попали. Поэтому приходилось подражать по наблюдаемым аспектам. Начиная с формы. Например, во французской армии стал вводиться тот самый невысокий кивер, который впервые появился в русской армии в этой истории. Вместо шляпы. Какая-никакая, а защита головы…

— Вы думаете это все нам поможет бить австрийцев? — спросил король у Кольбера, что сопровождал его на смотре.

— Должно, сир. Мы постарались повторить все, что делали русские. И даже наши генералы сумели это оценить. Говорят, новая выучка дает пехоты огромные возможности.

— Как-то это все не впечатляет.

— Это покажет в бою. — поспешно возразил маршал.

— В битве при Венеции и это бы не помогло. Я читал австрийский отчет Иосифу. Позор… просто позор. — покачал головой король.

— Ошибки случаются.

— Настолько фатальные? Если бы мы разгромили австрийцев, то война в Речи Посполитой пошла бы совсем иначе.

— Сомневаюсь сир, — возразил Кольбер.

— Сомневаешься в чем?

— Время играло в пользу русских в той войне. Каждый лишний ее день укреплял их позиции. Если бы мы победили в битве при Венеции, то дали бы полякам и османам пустые надежды. А значит их разгром оказался бы более масштабным и страшным.

— Думаешь?

— Иногда поражение бывает выгодно. Мы же не отправили бы свои войска воевать с русскими, не так ли? А их собственных сил явно недоставало для полноценного противостояния. Русские оказались слишком сильны. Куда сильнее наших ожиданий. Османы потерпели два тяжелых поражения на севере и одно на юге, уже от персов, вооруженных русскими. У них также восстали мамлюки. Кстати, также используя русское оружие. Если бы они немедленно не прекратили боевые действия, то совершенно точно потеряли бы весь Левант и, вероятно, восточную часть Анатолии. Как минимум. Балканские же княжества бы тоже восстали и кто знает, что сложилось у них в Европе. Все выглядело для них крайне плачевно.

— Все как-то… не так… Ведь ты говорил мне иное.

— Я опирался на экспертное мнение наших военных. А они просто не обладали всей полнотой информации. Из-за чего ошиблись. Кроме того, мы просто недооценили любознательность и упорство этих восточных варваров. В то время как весь свет смеялся на русским царем, трудящимся на голландской верфи плотником, они учились. Упорно, не обращая внимания на насмешки. У всех. И творчески перерабатывали то, что узнавали. Ничего не изобретая нового. Просто комбинируя и применяя к делу.

— Не выдумывая? Звучит сомнительно. Вы разве не слышали о их паровых машинах?

— Паровые машины выдумали еще в Античности. Принц предельно внимателен к старым книгам и скупает их в огромном количестве. Вот и узнал о изобретениях Герона Александрийского, ныне забытых. Осмыслил. И применил, скрестив с кое-какими другими идеями других людей.

— Герон Александрийский… — покачал головой Людовик. — Отчего же в его трудах не разглядели ничего дельного?

— У варваров есть некоторые преимущества в таких делах. — грустно улыбнулся Кольбер. — Если возвращаться к войне, то они вдумчиво и очень внимательно изучали на то, как воевали в Европе. Помните, как во все столицы приехали их люди, что совали свой нос всюду? Это все было не просто так. Вероятно, именно тогда они обратили внимание на то, шведские рейтары и драгуны сразу бросаются в рукопашную драку, через что достигая устойчивого успеха. Огляделись. И обнаружили в Великом княжестве Литовском старую традицию копейной конницы. Откуда можно брать обученных этому бою людей. А она намного лучше подготовлена для ближнего боя. Не забыв про доспехи, ведь для ближнего боя они жизненно важны. В итоге — огромный успех их улан. Карабинеры же стали осмыслением драгун и рейтар. Спешено драгун никто не применяет практически. Поэтому и смысла в них как таковых нет. Вот они и сделали полноценных конных стрелков, правильно их обучив и вооружив. Которые также себя неплохо проявили. Лучше обычных драгун. Намного лучше.

— Все так просто?

— Да, сир, — кивнул вместо Кольбера маршал Франции. — Мы тщательно изучаем все, что они делали. Ничего нового и оригинального. Они смотрели на практику войны и брали то, что лучше для нее подходило. Не ограничиваясь никакими традициями или модами. Им просто было плевать на то, как и что принято делать. Они выбирали то, как им добиться успеха, игнорируя все остальное. С совершенно варварским цинизмом.

— И с пехотой у них также?

— Конечно! Они же просто довели до ума шведских каролинеров, разгадав их секрет. И дополнив хорошей стрелковой подготовкой, взятой у нас и австрийцев. Огневой бой пехоты очень важен. Но Карл XII показал, что без решительного натиска с белым оружием, все это лишено смысла.

— В битве при Венеции нашу армию разбили именно огненным боем.

— Да. Поэтому им пренебрегать нельзя. Но там для его применения были все условия. — серьезно произнес Камиль д’Отён де Лабом.

— Если бы вы командовали моей армией там, то, как бы поступили?

— Не спешил бы. Если противник, зная о твоем численном превосходстве, собирается дать бой, то, очевидно, имеет какие-то хитрости и заготовки. А значит нужно провести разведку. И, вполне вероятно, атаковал бы австрийцев на самом рассвете, еще по темноте, с тем чтобы наши солдаты вошли с ними в рукопашный бой. Через что нивелировал бы огонь артиллерии противника и воспользовался преимуществом численного превосходства. Либо постарался дождаться дождя, чтобы сойтись штык на штык.

— Задним умом мы все крепки.

— Да, сир. Конечно. Но это же очевидно. Ты знаешь о том, что враг мал числом. Он тоже об этом знает. И он стоит. Почему? При том не имея явных преимуществ. Это либо самоубийственная храбрость, либо какая-то ловушка. Если бы были какие удобные позиции — да. Но нет. Там ровное поле, в котором он соорудил наспех небольшой вал.

— А вал не преимущество?

— Не такое, чтобы компенсировать вдвое превосходящую числом армию.

— Ясно, — кивнул Людовик, задумчиво глянув на Камиля.

Тот, после завершения войны за испанское наследство оставил действительную службу и занялся наукой. Военной наукой. И ныне оказался одним из тех, кто реформировал французскую армию. Его слова выглядели неприятно. Болезненно. В чем-то их смягчали слова Кольбера о том, что поражение было выгодно Франции. Но сам король так не думал. Слишком много поражений.

— Сир, — произнес министр иностранных дел, приглашая его двигаться дальше. К кавалеристам — двум полкам, которые собирались продемонстрировать свою выучку. Тоже образцово-показательные. Чтобы потом отправиться инструкторами в другие.

— А где артиллерия? — поинтересовался Людовик, осмотревшись. — Пехота есть, кавалерия есть, а пушки куда подевались?