Мое роковое влечение (СИ) - Кир Хелен. Страница 8
10
— Отпуск неделя, — отрывисто бросает Лысый. — Но это ни хуя не значит. Могу дернуть раньше. Не расслабляйся.
— Понял. Могу быть свободен?
— Можешь.
Без разговоров поднимаюсь на выход. Не успеваю дойти до двери, начальник останавливает.
— Гюрза!
Разворачиваюсь. Жду, что скажет. Шеф гладит себя по гладкой голове, уже не скрывая довольной улыбки. Сколько с ним работаю не могу понять, сколько ему лет. Не то сорок, не то полтинник уже. В принципе этот факт не так уж и важен. Херня все, главное, что в целом он жестокий авантюрист, который не вписывается в современную матрицу реалий. Крепкий мужик, выдержанный, выносливый.
Но на такого глянешь в толпе и тут же забудешь. Смазанная внешность. Выдают только глаза. Но зацепка работает только в том случае, если состоится беседа. При сосредоточении внимания можно заметить острые крючки, которые прямо в душу забираются.
— Я.
— Знаешь, что тебе светит за выполненное задание?
— Нет пока.
— Душевное признание тебе светит, Гюрза, — ржет, как конь. — Молодец, Макс. Моя школа.
— Что тоже хорошо, — подхватываю тон шефа. — Я пойду, Михал Иваныч?
С лисьим прищуром смотрит и кивает. Махнув рукой на прощание, закрываю за собой дверь. Надо быстро помыться на базе, потом в аэропорт. Поспать бы, да некогда. Подремлю в самолете. Сдираю мочалкой прикипевший намертво загар. Кожа забронзовела и обветрила. Три месяца в пустыне дали о себе знать.
Попрощавшись с парнями, быстро сваливаю. Отпуск на самом деле может очень скоро прерваться, такое бывает часто. Но и продлить его могут тоже без согласования. Хорошо то, что на зарплате этот факт никак не отражается. Хотя недостатка в деньгах вроде нет. Я и сейчас сваливаю с ощутимым счетом на карте. Короче, надо спешить.
В самолете уснуть не удается. Рядом со мной девушка с орущим ребенком. Карапуз никак не унимается. Отворачиваюсь к иллюминатору, пытаюсь отключиться от реальности. Это удается ровно до того момента, как детская ручонка тянется к моим часам.
Что за…
Его мать утомленно прикрыла глаза, а пацан, пуская слюни, цепко ухватывается за циферблат. Мальчишке год, не больше. Я ни хера не понимаю в детях, но, наблюдая за ним, в душе внезапно теплеет. Смешной он. Лупоглазый и вихрастый. Жаль только, что в моей жизни таких не будет.
— Б-п-п-ффф! — со свистом вылетает.
У меня не было опыта общения с такими маленькими. В принципе, нет ни матери, ни отца, ни братьев, ни сестер. Я круглый сирота. Но дело не в этом. Завороженно смотрю, как высыхают слезы на лице дитя. Он так сильно интересуется часами, что вынужден аккуратно снять и отдать на растерзание.
Пара минут и котлы в слюнях, соплях и все такое. Очнувшись, мать извиняется. Через пару минут возвращает мне вытертый насухо брегет. Пацанчик затихает, занятый другой игрушкой, и вместе с ним в сон уплываю и я.
После прилета на ходу записываюсь к знакомому барберу. Быстро привожу себя в порядок. Вылетев из салона, рвусь домой. У меня мало времени. Очень мало времени.
Наскоро ополоснувшись, натягиваю свежее шмотье, сгребаю ключи от машины и, нарушая все правила, еду увидеть Нику хотя бы издали. Остановившись в самом темном месте, внимательно сканирую местность. Знаю, что в связи с новой должностью она задерживается на работе долго. Вот и сегодня то же самое.
Ровно в двадцать три ноль-ноль хлопает дверь. Сердце совершает какой-то ебунячий прыжок. Сходу рикошетит от ребер и назад с оглушительным стуком затягивается. На ходу поправляя волосы, идет моя Ника. Замерзла. Запахивает пальто сильнее. Без перчаток, без шапки. Машины тоже нет. В ремонте. Надо заняться ей чуть позже, узнать почему так долго чинят.
Тихо отъезжаю. Обгоняю девочку, бросаю тачку. Пробираюсь в арочный проход, жду, когда она пойдет мимо. Надвигаю бейсболку на глаза и сверху накидываю огромный капюшон. Как только Вероника равняется со мною, выбрасываю руку вперед и затягиваю ее в кромешную тьму.
Она начинает испуганно биться в руках, сдавленно кричать.
— Тихо. Тихо, детка. Это я. Ник! Ника. Это я. Макс.
Затихает. Обмякает в моих руках. Через мгновение пытается вывернуться. Даю ей эту возможность. Она разворачивается и… обнимает меня…. Бляяядь… Обнимает. Сама.
Закорачивает внутри. Все перепуталось и смешалось. В душе бомбят ебаные фейерверки навылет. Ее близость шарашит. Взрывает и кружит. Она. Меня. Обнимает. Не рассчитав силы, сдавливаю в ответ. Откидываю волосы и прижимаюсь своей щекой к ее. Краешками рта соприкасаемся. Дыхание смешивается. Нас настолько ярко тащит, что сначала только мычанием и стонами обмениваемся.
— Ты. Макс… Это ты. — горьким шепотом сражает. — Приехал.
— Да.
— Где ты был? — она крепче обнимает. Глаза не открывает, так и стоит плотно зажмурившись. — Где ты был? Скажи мне. Я думала, что больше не увижу. В смысле не почувствую тебя.
— Чувствуешь же? — целую ее осторожно. — Такая работа, детка. Привыкай. Поехали? Я соскучился.
Все слова говорю, не отрываясь от манящего рта Ники. Ощущать ее сейчас — охуенный кайф. Руками ощупываю потрясающее воображение фигуру. Стройная, гибкая. Похудела еще сильнее, что не особо радует. Переживала? Возможно. Хотя я не надеюсь на что-то особенное. Ведь причиной могла послужить просто новая работа. Хотя эгоистично вспыхивает надежда, что причина этого я.
— Едем, — взволнованно шепчет, обнимает еще сильнее.
Завязываю ей глаза, подхватываю на руки. Легко тащу до салона, помещаю на заднее сидение. Через полчаса будем дома.
Никаких гостиниц.
Мы едем ко мне.
11
Несу на руках Нику. Даже открываю дверь с ней же. Не могу выпустить. Черт знает что творится с нами. Новая грань распахнулась, чувства прут оттуда валом. Нет возможности хотя бы немного прикрутить шквал эмоций.
Раздеваю ее и сам стаскиваю одежду. Ника поправляет ленту на глазах, а мне хочется содрать атлас и взглянуть в ее красивые глаза. Заебался на только на фотки смотреть. Хочу вживую видеть, что чувствует, что выражает, когда любовью занимаемся. Хочу видеть, как она отражает страсть, когда кончает. Как заколдованный тянусь к повязке, но останавливаюсь, опускаюсь и снимаю обувь.
— Что-то хочешь? — обнимаю снова. Пробегаюсь руками по спине, касаюсь бедер. — Попить? Поесть?
Ника отрицательно машет головой. Облизывает и без того влажные губы, громко сглатывает. Повторяю реакцию следом. Тоже самое, детка, тоже самое… Запускаю руки под платье, не торопясь веду по ногам. Поглаживаю, сминаю кожу.
Ника опирается на плечи, впивается ногтями. Пальчики подрагивают. С болезненным удовольствием отмечаю, что она не меньше моего взведена до предела. Малышку немного шатает от нахлынувших эмоций, но и меня растаскивает просто пиздец.
— Ничего, Макс, — севшим голосом тарабанит. — Только тебя и все. Я… я согласна и дальше с закрытыми глазами… — ее признание прибивает к полу. — Ты только не пропадай надолго. Пожалуйста, Макс!
Пиздец.
Подрывает зверски, крепко обнимаю и покачиваю. Меня разрывает от горячности слов. Впервые в жизни глаза заливает горький кипяток. Прет на максималках. Будто срываюсь с трассы и лечу в пропасть. Вся жизнь перед глазами.
Блядь…
Я не переживал, когда меня пытались расстрелять. Не ссал, когда был в плену и меня мордовали каждый день с иезуитской жестокостью. Когда нечего было жрать в детдоме. Когда понял в шестнадцать лет, что некому меня жалеть и гладить по голове. Когда в двадцать один понял, что не смогу полюбить кого-то другого. Когда просто жил под десятками других имен, когда моя собственная судьба ускользала и таяла — было все равно. Но теперь все не так.
И что будет, когда Ника меня увидит? Что, блядь, будет?!
Юзом тру по лицу и с удивлением понимаю, что ладонь мокрая. Мокрая.
— Ник, — не своим голосом вещаю. Звучу, как осипший оракул. — Я… — а что, сука «я»?! Мою жизнь не изменить теперь. — Будь со мной. Будь, Ника! Не отдам никому.