Почти идеальная месть (СИ) - Айрон Мира. Страница 2
Переоделась я в комнате матери и ребёнка, расположенной в одном из гипермаркетов неподалёку от кампуса. Надеюсь, мамочки с детьми на меня не в обиде. Можно было, конечно, переодеться в одной из примерочных, но не хотелось шокировать публику.
В комнате матери и ребёнка, помимо пеленального столика и нескольких стульев, оказалось неплохое зеркало. Я натянула чулки. Кстати, подарок креативного Матвея, который спрятал в коробочке с чулками свою идиотскую записку. Жалкий трус. Но чулки красивые, надо сказать. И явно очень дорогие.
Скользнула ногами в лодочки, а потом взялась за платье. Красивое получилось платье, мне его сшили на заказ. Я решила, что останусь неузнанной, потому особо не скромничала: платье позволяло любоваться моим пышным бюстом в глубоком декольте, красиво приподнимая грудь.
Спрятав волосы под высокий парик и прилепив над губой провокационную мушку, я надела маску. Ну что ж, я выгляжу прекрасно, и отрицать это глупо.
К счастью, комната матери и ребёнка находилась почти у выхода к стоянке. Машину я решила оставить возле гипермаркета. Мало ли, вдруг мне захочется выпить шампанского, и придётся возвращаться домой на такси.
Я прошла через стоянку и очутилась прямо перед одним из входов в кампус. Приложила пропуск к турникету, и вот я уже в университетском дворе. Со стороны ботанического сада, на территории которого проходил праздник, доносилась музыка.
Увидев ещё нескольких человек в карнавальных костюмах, я смешалась с ними и вошла в сад. Музыка была живая, играл приглашённый инструментальный ансамбль. Всюду были развешаны китайские фонарики. В нескольких местах работали выездные кафе.
Купив для начала бокал осветленного яблочного сока, я медленно пошла по дорожке, рассматривая участников маскарада. Чем дальше я шла, тем больше мне здесь нравилось. Особенно, потому, что я не могла узнать никого, и меня никто не узнавал. Всё было очень загадочно и романтично.
Однако в какой-то момент мне стало неуютно. По характерным мурашкам, побежавшим по спине, я поняла, что за мной кто-то наблюдает. Начала осторожно оглядываться и вскоре определила источник своего беспокойства.
Чуть в стороне от основной массы участников праздника стоял мужчина в костюме Зорро. Разумеется, он был в маске, да и в саду уже почти совсем стемнело, однако я видела, что незнакомец смотрит на меня, буквально глаз с меня не спускает.
Вот он поднёс к губам бокал, и меня охватило странное волнение, даже коленки ослабли. Его движения казались мне слишком знакомыми. Кажется, я с ума схожу. Это не может быть Матвей. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Но это совершенно точно его рост и его фигура. Шея, подбородок… Глаз не видно, и волосы скрыты под шляпой.
Отвернувшись, я смешалась с толпой и, лавируя, переместилась в другой конец сада. Однако, спустя несколько минут, я вновь увидела его. Мне стало по-настоящему страшно, сердце готово было выскочить из груди от охватившей меня паники. Кем бы ни был этот человек, я боюсь его. Потому что я уверена: это точно не один из моих знакомых студентов. Не однокурсник, не приятель.
Ещё немного потолкавшись в самой гуще гостей, я приняла решение сгаситься с карнавала в темпе вальса. Но для начала нужно было выбрать самый безопасный путь отхода.
Я (как в анекдоте) делала вид, что прогуливаюсь, а сама медленно и осторожно продвигалась в толпе к одной из тропинок, ведущих к выходу из ботанического сада.
А потом почти бегом приспустила по этой тропинке. Сердце гремело прямо в ушах, а дышала я так, что слышно, наверно, было даже на Марсе. Мне почти удалось достигнуть цели, когда дорогу мне преградила высокая тень. И я, не успев изменить траекторию своего пыхтящего полёта, с размаху влетела прямо в объятия Зорро.
Если у меня и были ещё сомнения, то они рассеялись тут же, едва я оказалась прижата к его груди. Правда, я не понимала, почему всё ещё дышу, а моё сердце продолжает гулко биться, отдаваясь прямо в груди Матвея.
— Здравствуй, девочка моя, — тихо прозвучал прямо у моего уха до боли знакомый голос. — Потрясающе выглядишь.
Я закрыла глаза и сжала зубы, от всей души надеясь, что не расплачусь прямо тут. Я ведь была уверена, что никогда больше не увижу Матвея. Никогда.
А через несколько секунд меня уже нет, потому что Матвей начинает меня целовать. Сначала у меня отнимаются ноги, и я падаю в бездну. Потом начинаю взлетать и парю над землёй. А потом язык Матвея касается моего языка, и у меня окончательно сносит крышу.
Дрожащими пальцами я пытаюсь развязать его маску, но у меня ничего не получается. Как выяснилось позже, не получилось, потому что у маски нет завязок, маска держится за счёт специальной резинки.
Чувствуя мои мучения, Матвей одним движением стягивает с себя маску и шляпу, бросает всё на траву. Мои пальцы погружаются в его шевелюру, и из моей груди вырывается не просто стон. Нет, это больше похоже на рычание, на крик боли.
Я всё же начинаю плакать. Трясу Матвея, вцепившись в ворот его рубашки, как тогда, при расставании. Поздравляю, Милана, кажется у тебя начинается истерика. Хвалёное самообладание, уверенность и спокойствие, достигнутые титаническими усилиями, — всё летит в тартарары.
Матвей берёт меня на руки, прижимает к себе, баюкает. Постепенно начинаю успокаиваться, хотя до сих пор судорожно дышу и всхлипываю. Матвей что-то шепчет, но я понимаю только с третьего раза.
— К тебе или ко мне?
— Туда, куда ближе, — хрипло отвечаю я.
Матвей куда-то несёт меня на руках. Его маска и шляпа так и остаются на одной из тропинок университетского сада.
— Моя машина припаркована около супермаркета, на охраняемой стоянке, — вспоминаю я.
— Завтра заберём, — Матвей с нежностью смотрит на меня.
— Смотри под ноги, — пытаюсь ворчать я. — А то рухнем.
— Не могу смотреть под ноги. Могу смотреть только на тебя.
— Да ладно? — кажется, я начинаю потихоньку приходить в себя, хотя продолжаю говорить в нос, а голос мой хрипит. — Целый год прекрасно мог не смотреть, а тут вдруг не можешь?
— За этот год я не переставал думать о тебе ни на минуту. Ни на секунду. Но мы это обсудим позже, обязательно.
— Я тебе не верю, — сообщаю я.
— Твоё право, — к Матвею полностью вернулась его обычная невозмутимость.
— Не может молодой, здоровый мужчина с твоим темпераментом обходиться без секса в течение целого года.
— А я и не говорю, что обходился.
Я начинаю энергично вырываться, но Матвей ещё сильнее сжимает меня в объятиях.
— Отпусти меня! — с хрипа я перехожу на шипение. — Ненавижу!
— Можешь дальше ненавидеть, но я тебя теперь точно не выпущу из рук.
— Катись к своим подружкам!
— Нет у меня никаких подружек. С тех пор, как влюбился в одну сумасшедшую и дикую девчонку. Угораздило же взрослого, серьёзного дяденьку. Мы пришли.
Матвей, не отпуская меня, достаёт из кармана брелок, и знакомая чёрная машина приветствует меня, подмигивая. Матвей запихивает меня в машину, стаскивает с меня парик и маску.
— Вот так, — и он целует меня в нос. — Что мне не понравилась в твоём наряде, так это парик и маска. Они скрывали твои роскошные волосы и твои прекрасные глаза.
Матвей закрывает дверцу около моего сиденья и обходит машину. Я слежу за ним жадным взглядом, несмотря на то, что на улице уже почти темно. Наконец-то он садится рядом, и я возвращаюсь к теме, которая меня очень волнует.
— И кто они?
— Кто они? — невинно переспрашивает Матвей.
— Женщины, с которыми ты спал в течение года.
— Милана, давай не будем углубляться в эту тему. Если бы я сказал тебе, что у меня ничего ни с кем не было, ты бы всё равно не поверила. А так хоть взбодрилась.
— Ты мне за это ответишь, Матвей! Обещаю. За каждую минуту и секунду этого года.
— Жду не дождусь, — улыбается он и достаёт с заднего сиденья шикарный букет. — Я никогда не дарил тебе цветов. Надо как-то восполнять этот пробел.
— Весь прошедший год — один сплошной пробел, Матвей. Замучаешься восполнять.