Мир совкового периода. Четвертая масть (СИ) - Черемис Игорь. Страница 30

– Логика – не всегда хорошо, мы всё же не вычислительные машины, – Александр Васильевич поднялся. – Всё, Егор, пойдем домой, к женщинам, обдумаем наши дальнейшие планы... или просто спать завалимся. А про твой совет я подумаю. Возможно, ты и прав.

Меня наполнило чувство гордости. Я любил быть правым. Поэтому такой итог нашего разговора я посчитал приемлемым.

***

У нас в квартире все уже спали – и никто не поднялся, хотя когда два выпивших мужика стараются не шуметь, получается очень громко. Александра Васильевича слегка штормило – мы не стали открывать вторую бутылку, но первую он допил в два приема, чтобы не оставлять водку выветриваться, и эта пара глотков оказалась лишней. Мне было чуть лучше, но за день я сильно вымотался, мой организм пока с трудом выносил нагрузки, не помогали никакие утренние зарядки. Но сразу на боковую я торопиться не стал – устроился на кухне и поставил чайник, чтобы приготовить себе порцию кофе с чем-нибудь съедобным. Я был уверен, что лучше закусить поздно, чем не закусывать совсем.

Алла появилась, когда я уже съел половину огромного бутерброда с колбасой. Она нахально отобрала у меня оставшийся кофе – и мне пришлось делать его снова, хотя с растворимым порошком это была не слишком сложная задачка.

– Напились? – грустно спросила она.

– Не совсем, – я улыбнулся. – На стадионе пиво было, у Михаила Сергеевича отец водку кушал, а я снова пивом обошелся... он нас пригласил после матча, а мы не стали отказываться... и по приезде в гараже бутылку водки... отец опять же один справился. Я, считай, и не пил. Правда, и не ел – вот, теперь компенсирую.

Я продемонстрировал ей недоеденный бутерброд.

– Картошка есть, бабуля отварила. И курица жареная.

– Не хочу серьезно, потом всю ночь будут кошмары сниться... И так всё через задницу. Валентина ранили.

– Ох... – Алла закрыла рот ладошкой. – Он как?

– Не знаю... старик сказал – жить будет. Надеюсь, не соврал. И вот ещё – Иркина мать завтра не прилетит...

– Почему?

– Потому что аэропорты закроют... закрыли уже. Так что у нас появилось немного времени, чтобы понять, как её встречать и что делать.

– Ты про что? – насторожилась она.

– Надо узнать, где тело лежит, какие документы нужны, чтобы его забрать... К кому обращаться, чтобы перевезти в другой город – но этим, наверное, какой-нибудь «Ритуал» занимается. Я бы предложил, конечно, организовать кремацию прямо здесь, а урну мы потом бы передали с оказией. Но, думаю, она откажется – в провинции на такие вольности соседи очень неодобрительно смотрят, там нужно, чтобы всё было по-людски, с прощаниями, поминками.

Алла промолчала, но я заметил, что она с трудом сдерживает слезы.

– Ал, извини, что о таком заговорил, но это действительно важно... Я знаю, сам с таким сталкивался у нас. В таких городках люди очень зависят от мнения своих соседей и знакомых, наперекор не пойдут. Надо бы ей, кстати, позвонить, чтобы билет не сдавала... Эти танки на Ленинградке... бррр.

– Да я понимаю, – лицо Аллы говорило об обратном. – Просто мне страшно, Егор. Мы же с Иркой созванивались на днях, она ещё живая была, веселая, планы какие-то строила, а тут – бац, и всё. Мертвая – и никаких планов. Как думаешь, найдут того, кто это сделал?

– Найдут, конечно, – уверенно ответил я.

Советскую милицию можно было обвинить в чем угодно, но только не в неэффективности, хотя, конечно, случалось всякое. Но большую часть убийств они раскрывали, причем по горячим следам, и преступники получали очень серьезное наказание. И жаль, что сейчас практиковалось две крайности – расстрел или лет десять-пятнадцать за решеткой. Многие убийцы вышли как раз в начале девяностых, оценили обстановку и очень быстро вернулись к своим прежним привычкам.

– А чего нам ждать от того, что затеяли Михаил Сергеевич с Валентином?

– Ал, во-первых – это не они затеяли, хотя наверняка играют там не на последних ролях, – тихо сказал я. – А во-вторых – хуже, думаю, не будет. А вот лучше – может.

Она сосредоточенно кивнула.

– Это хорошо... жаль только, я не знала, что вы к Михаилу Сергеевичу поедете – я следующий перевод закончила, отдали бы.

– Думаю, ему сейчас не до этого, – я улыбнулся. – Ну а как всё закончится – съездим вместе, мне кажется, ты сама должна ему вручать плоды своих трудов – и получать из его рук заслуженную награду.

– Скажешь тоже! – Алла попробовала стукнуть меня кулачком по плечу, но успел отскочить.

И направился к плите, чтобы получить ещё одну порцию кофе.

– Мне тоже сделай! – потребовала Алла. – И бутерброд тоже! Я теперь ощущаю себя очень голодной!

Я хотел заявить, что жрать на ночь вредно для фигуры, но вспомнил, сколько нам лет – и плюнул на советы диетологов из будущего.

Глава 12. Г.К.Ч.П.

Утром я проснулся от громкого разговора. Елизавета Петровна и Александр Васильевич что-то обсуждали в прихожей, не понижая голоса, но отдельных слов я не разбирал. Я посмотрел на часы – начало десятого, поздновато для меня обычного, но после вчерашнего я был готов к позднему подъему. Я осторожно, стараясь не потревожить всё ещё спящую Аллу, поднялся, натянул треники и майку-алкоголичку и пошел проверить, что случилось.

При моем появлении оба потенциальных родственника замолчали.

– Поздно, я уже встал, доброе утро, – улыбнулся я, давая понять, что нисколько не обиделся. – Вы так громко спорили...

– Я тебе говорила, что разбудишь их, – с упреком сказала бабушка. – Всегда непослушным был.

– Алла ничего не заметила, – сообщил я. – Так случилось что-то?

– Ну... вообще-то да, – ответил Александр Васильевич и протянул мне газету, которую держал в руках.

Сегодня было воскресенье – такой день, в который советские печатные СМИ отдыхали от праведных трудов по укреплению могущества социализма. То есть «Правда», например, сегодня не должна была прийти – но пришла. Я взял газету – и понял, что это какой-то экстренный выпуск. Она была толще обычной раза в три, а на торчавшей наружу последней страницы был какой-то убористый текст, которым новости спорта точно не печатали.

Я развернул номер – и сразу увидел четыре большие черные буквы, которые были мы хорошо знакомы по первой жизни.

Г.К.Ч.П.

Я сумел справиться с удивлением – и внимательно всмотрелся в то, чем была заполнена первая полоса.

Сначала шло небольшое по объему «Заявление Советского руководства», из которого следовало, что Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Устинович Черненко внезапно потерял возможность управлять Советским Союзом из-за болезни, и вся власть в стране переходит созданному за ночь Государственному комитету по чрезвычайному положению.