Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 112

– Правильный дух! – одобрил Арчи. – Мне этот типус начинает нравиться!

– Не перебивай!

– Ладненько! Слишком увлекся и все такое прочее.

А кругом бездушный город, все соблазны городские.
Испустил тяжелый вздох он и сказал слова такие:
Путь далек до маминых колен,
Маминых колен,
Маминых колен.
Путь далек до маминых колен,
Возле них я с мишкою играл,
Погремушкою гремел и лепетал.
Ведь ничто не перевесит
Детство милое в Теннесси!
Путь далек назад, но начать его я рад!
Возвращаюсь я назад!
И поверьте, навсегда!
Возвращаюсь я назад!
(Я хочу туда!)
Возвращаюсь я на девять-пять
В старый милый домик мой опять,
Возвращаюсь днем осенним,
Возвращаюсь к маминым коле-е-е-еням!

На заключительной высокой ноте Уилсон Хаймак пустил петуха – слишком далеко она выходила за пределы диапазона его голоса. Он обернулся со скромным покашливанием:

– Ну, некоторое представление ты мог получить.

– И получил, старикан, и получил!

– Огненный вихрь, верно?

– Да, наличествуют многие признаки тип-топности, – признал Арчи. – Конечно…

– Конечно, многое зависит от пения.

– Именно это я и хотел сказать.

– И петь ее должна женщина. Женщина, способная взять заключительную высокую ноту с воздушной легкостью. Весь припев ведет к этой ноте. Тут требуется Патти или кто-нибудь вроде, способная подхватить эту ноту с крыши и держать, пока не явится швейцар запереть здание на ночь.

– Я должен купить экземпляр для жены. Где я могу его раздобыть?

– Раздобыть ты его не можешь. Она не опубликована. Писать музыку – чертовски дохлое дело! – Уилсон Хаймак яростно фыркнул. Было ясно, что он изливает чувства, накапливавшиеся много дней. – Напишешь такое, чего свет давно не слышал, и ходишь, ищешь, кто бы спел, а они говорят, что ты гений, а потом засовывают песню в ящик и забывают про нее.

Арчи закурил следующую сигарету.

– Я ведь милый старый ребенок в подобных делах, малышок, – сказал он. – Но почему бы тебе не отнести ее прямо издателю? Собственно говоря, я на днях общался с издателем нот. Типусом по фамилии Блюменталь. Он перекусывал здесь с одним моим приятелем, и мы вроде бы нашли общий язык. Почему бы тебе не отправиться завтра со мной к нему в контору и не сыграть?

– Нет, спасибо. Весьма обязан, но я не собираюсь играть свою мелодию у какого-то там издателя, где шайка нанятых им подзаборных композиторов прижмется ушами к замочной скважине и будет записывать. Придется ждать, пока я не найду певицу. Ну, мне пора. Рад был тебя повидать. Рано или поздно, но я позову тебя послушать, когда эта высокая нота будет взята так, что у тебя позвоночник завяжется узлами под затылком.

– Буду считать дни, – сказал Арчи вежливо. – Ну, пока-пока!

Не успела дверь закрыться за композитором, как она снова открылась, пропуская Люсиль.

– Приветик, свет души моей! – сказал Арчи, вскакивая и обнимая жену. – Куда ты пропала на весь день? Я ожидал тебя куда раньше. Хотел познакомить…

– Я пила чай с одной девушкой в Гринич-Виллидж. И раньше вырваться никак не могла. А кто это вышел отсюда, когда я шла по коридору?

– Типчик по фамилии Хаймак. Я с ним познакомился во Франции. Композитор и много чего еще.

– Мы как будто начали вращаться в артистических сферах. Девушка, с которой я пила чай, – певица. То есть она хочет петь, но не встречает поддержки.

– Совсем как мой типус. Он хочет, чтобы его песню спели, и никто не желает ее спеть. Но, солнышко моего домашнего очага, я не знал, что ты знакома с певчими пташками Гринич-Виллидж. Как ты с ней познакомилась?

Люсиль села и устремила на него тоскующий взгляд больших серых глаз. Она явно находилась во власти эмоции, но Арчи не мог разобрать, какой именно.

– Арчи, милый, когда ты женился на мне, ты обязался разделять мои горести, верно?

– Абсолютно! Все как перед священником. В радости и в горе, в болезни и в здравии, хвост держи пистолетом и носа не вешай. Нерушимый контракт.

– Ну так раздели их! – сказала Люсиль. – Билл снова влюбился.

Арчи заморгал.

– Билл? Когда ты говоришь «Билл», ты имеешь в виду Билла? Твоего брата Билла? Моего шурина Билла? Милого старого Уильяма, сына и наследника Брустеров?

– Его самого.

– Ты говоришь, он влюблен? Стрелы Купидона?

– Вот-вот!

– Но послушай! Не слишком ли это… Я хочу сказать, малыш абсолютная язва! Великий Влюбленный, а! Вместе с ним на дорожке Бриэм Янг [14] и все такие прочие. Да всего несколько недель назад он жалобно скулил из-за бабы с пунцовыми волосами, которая затем подцепила старину Реджи ван Тайла!

– Эта девушка все-таки лучше, слава Богу. Но не думаю, чтобы папа одобрил.

– И какого калибра нынешний образчик?

– Ну, она со Среднего Запада и, видимо, старается перебогемить всех девушек Гринич-Виллидж. Волосы коротко подстрижены, и она разгуливает в кимоно. Вероятно, начиталась журнальных историй про Гринич-Виллидж и тамошние артистические нравы, ну и подгоняет себя под них. До того глупо, когда от нее просто разит захолустьем. Билл сказал, что она из Мичигана, из местечка Змеиный Укус.

– Странные у вас тут названия! А впрочем, кто я такой, чтобы критиковать! В Англии найдутся и почище. Значит, старина Билл так и пылает?

– Говорит, что наконец-то нашел свою единственную.

– Ну, они все так говорят! Хотел бы я получить по доллару за каждый раз… О чем это бишь я? – благоразумно перебил себя Арчи. – Так ты думаешь, – продолжал он после паузы, – последняя избранница Уильяма будет еще одним потрясением для старого папочки?

– Просто не представляю, чтобы папа мог ее одобрить.

– Я изучил твоего веселого старого прародителя с близкого расстояния, – сказал Арчи, – и, говоря между нами, абсолютно не могу себе представить, чтобы он хоть кого-то одобрил.

– Не понимаю, почему Билл выискивает таких страшил? Я знаю по меньшей мере двадцать чудесных девушек, красивых, богатых, каждая из которых подошла бы ему лучше некуда. Но нет, он увиливает и влюбляется Бог знает во что. А хуже всего то, что ты не можешь махнуть на него рукой и принимаешься его вызволять.

– Абсолютно! Кому же хочется вставлять палки в колеса юным грезам Любви? И нам должно сомкнуться вокруг. А как эта девица поет, ты слышала?

– Да. Она сегодня пела.

– И какой у нее голос?

– Ну, он… громкий!

– А способна она подхватить высокую ноту с крыши и держать, пока не явится швейцар запереть здание на ночь?

– Что ты такое говоришь?

– Ответь на мой вопрос, женщина, и откровенно. Как ее высокие ноты? Очень высоки?

– Ну да, пожалуй.

– Тогда умолкни, – сказал Арчи. – Предоставь все мне, моя милая старая лучшая половина и три восьмых! Полностью положись на Арчибальда, человека, который никогда тебя не подводит. У меня есть планчик.

Когда Арчи в разгар следующего дня приблизился к своему номеру, сквозь плотно закрытую дверь до него донеслось монотонное гудение мужского голоса, и, войдя, он обнаружил Люсиль в обществе своего шурина. Вид у Люсиль, подумал Арчи, был немного утомленный. Билл, наоборот, весь лучился энергией. Глаза у него сияли, а физиономия обрела такое сходство с мордой чучела лягушки, что Арчи не составило труда догадаться, на какую тему он распространялся – конечно, речь шла о последней госпоже его сердца.

– Привет, Билл, старая плюшка! – сказал он.