Невеста Горного Князя (СИ) - Кейль Мария. Страница 2

— Мммм, Князь? А как мне вас звать?

Дедуля, кажется, называл имя, но оно вылетело у меня из головы.

— Зови меня Алеш, дорогая Амалия.

От ноток его голоса у меня подкосились бы колени, благо мы сидели в карете. Вот почему, почему в реальности таких нет? Я коснулась его руки и повторила:

— Алеш…

Мне нравилось, как звучало имя. Знакомо, но в отличие от модного Алекса, очень мягко, и так приятно было тянуть это «ш» в конце. Это выходило нежно и как-то интимно даже.

— Правильно, дорогая Амалия. Так и зови меня на церемонии.

— Я не… — Карета остановилась, и он вышел первый, и протянул мне руку. Я не успела сказать ему свое имя, а между тем дико захотелось, чтобы Князь произнес его своим низким хрипловатым голосом. Вот мужика мое подсознание мне подкинуло идеального. Уже хочу с ним свадьбу.

И снова зеленая ковровая дорожка, но не длинная. Мы оказались на небольшой площади, вымощенной плиткой и окруженной зданиями. Но все это терялось за шумом и толпой людей. Будто ярмарка, все нарядно одеты, кто-то играл на причудливо скрепленных ремешками трубках, кто-то перебирал струны лютни. Падал легкий снежок, оседая белыми звездами на одежде людей.

Люди расступались, освобождая нам дорогу, многие низко кланялись, шептали: «Князь… Владыка Гор… Наш Алеш… Сохрани нас, Алеш и Амалия…»

Мы прошли вперед, и там, на постаменте в центре площади, стояла каменная арка высотой в три человеческих роста. Половина ее была вытесана из единого куска белого мрамора, а вторая… Что? Серьезно? Малахит? Вот у меня фантазия…Наверное, подсознание вспомнило папины байки про геологию. По обеим колоннам шла глубокая резьба, создавая причудливый узор и объем.На белом мраморе виднелись листья, выполненные из малахита, а на зеленом малахите местами проглядывали белые звезды, видимо, выполненные из мрамора. Мне они чем-то напомнили снежинки на зеленом костюме Князя.

1. Малахит и мрамор (4)

К арке подошла женщина в темно-зеленой мантии. Длинный шлейф струился за ней, как хвост у ящерицы. Края ткани тут же подхватили две юных девушки, и как только женщина встала перед аркой, тут же разложили шлейф идеальным полукругом, и замерли сзади. Князь крепко держал меня под руку, и это было так же надежно, как стоять за каменной стеной. Вот только его рука была теплой, ткань костюма бархатистой на ощупь, а от одежды и волос чувствовался запах кедра, сандала и мха.

Женщина подняла руку, и толпа вокруг мигом умолкла. Повисла такая тишина, что, казалось, еще немного — и я услышу, как ложатся снежинки на каменную арку. Безмолвие замерло, окружило пространство, как скалы, и тут же исчезло под нежной волной музыки. Арфисты сзади перебирали струны, выдавая что-то несоизмеримо прекрасное, во сто раз красивее Мендельсона, и уж тем более лучше, чем любые современные фолк-музыканты.

— Владыка и Защитник Гор, Князь Алеш Олдрич, сегодня обучаешься ты с удачей и благоденствием, с девой Амалией.

С каждым словом женщины арка оживала, звезды в малахите и листья в мраморе начинали светиться, будто живые.

— И сохранит ваш союз мир в горах, и да сохранят камни ваш союз нерушимым. Назовите имена друг друга с нежностью и любовью, и расцветет Новый год Зимней Свадьбой.

Князь повернулся ко мне и взял мою руку в свою.  Коснулся моего запястья, заставив чувствовать волнение.  Наши взгляды столкнулись, его глаза скорее напоминали не малахит, а переменчивый, глубокий лес из сине-зеленых елей. Лес, в котором так легко потеряться. Возможно, на меня еще так повлиял его хвойный парфюм. Я захотела услышать свое имя, но…

— Амалия… — произнес он мягко, и я чуть не взбрыкнула, что меня зовут не так! Однако ж тот помощник князя сказал, что это традиция, и я решила не рушить прекрасный сон и попыталась вложить столько же нежности в имя князя.

— Алеш…

Красные искры потекли от наших рук вниз, по плитке к арке, поднялись по каменнму своду и над малахитом и мрамором распустился каменный цветок. С него упало наземь два маленьких, маленьких розовых лепестка. Девочки, которые несли шлейф, подбежали, подобрали их и вручили нам с князем. То были две капельки розового турмалина. Стоило взять их в руки, как они сначала пропали, а потом мягким светом возникли у нас на левых запястьях, будто всегда там были – прямо на коже, без браслетов и чего-то еще.

Это было волшебно.

После мы шли по улицам, подходили к лавочкам, а девочки несли следом корзины, куда мастеровые люди могли складывать дары. Там было все — от печеных яблок до парных поясов из тисненой кожи. Вечером вокруг зажглись огни, и мы вернулись к светящемуся каменному цветку…. Я обернулась и взглянула еще раз перед тем, как сесть в карету.

Князь грустно улыбался, а я задремала прямо у него на плече. О, как я не хотела проваливаться в сон — знала ведь, что я проснусь, что все это пропадет, и я окажусь в съемной квартире недалеко от универа… И до последнего сопротивлялась дреме. Князь вынес меня из кареты на руках, легко, будто я ничего не весила, пронес через знакомый мне зал, прошел по коридору и бережно опустил меня на огромную кровать рядом с горящим камином. Я сидела полусонная, и медленно моргала.

Он бережно снял с меня ожерелье, серьги, тиару… даже сапожки. Распустил шнуровку корсета и сказал властно:

— Спи, Амалия.

— Я не….

Но я не могла противостоять тому голосу. И уснула с мыслью, что если бы я придумывала себе свадьбу, то лучше, чем этот сон, не придумала бы. Только первой ночи не хватает… Хотя…будет утро. Да и празднуют они три дня, еще все впереди.

2. Деревянный пол

Я проснусь невероятно отдохнувшая, и первая мысль была: «Черт, где будильник? На пары опоздаю!» Затем меня смутило потрескивание, а после, несмотря на легкость в голове, ощущение того, что тело затекло.

Стоило открыть глаза, чтобы понять: сон не закончился.

Над головой высокий потолок, в отделанным мрамором камине трещат дрова, на мне тяжелое белое платье, где только шнуровка сзади распущена. Вот платья и осталось ощущение скованности.

Я немного неловко села на мягкой кровати. Покрывало из светлой бархатистой ткани, стеганой серебряными и золотыми нитками. Изголовье и столбики из светлого, почти молочного цвета дерева. Такая же мебель в комнате — легкая, изящная, светлая. Небольшой столик у камина, рядом пара кресел с обивкой из такой же стеганной ткани, как и покрывало. Комод с огромным зеркалом в полный рост, ширма… Да это какое-то средневековье! А можно мне в следующий раз приснится что-то в духе стимпанка?

Я аккуратно спустила ноги с кровати — а она была высокой, почти по середину бедра. Сапожек на полу не нашлось, и сквозь ткань чулок я почувствовала холод пола. Так, ладно. У меня вопрос. Вчера не задумалась об этом, но все же: кто надевал на меня чулки и нижние юбки под платье? Князь, как я помню, только распустил шнуровку ночью. А очнулась утром у дедули уже облаченная в это великолепие!

Против воли у меня зарделись щеки. Не обращая внимания на холодный пол, я метнулась к окну. За ним раскинулась огромная оранжерея, с цветами и деревьями. Сквозь зелень и дальнее стекло угадывался горный пейзаж, присыпанный снегом. Высокие сосны и кедры, каменистые уступы и вершины.

Сзади скрипнула дверь, и вошла одна из вчерашних девочек. Она была в темно-зеленом платье с белым фартуком, волосы убраны под чепец.

— Доброе утро, княжна Амалия.

— Доброе… Слушай, — я вместо нормального «кто я, где и что происходит», спросила то самое, дурное, пришедшее мне в голову только что, — а кто меня вчера одевал до церемонии? Стефан или Дед Матей?

— Что вы, княжна! — вспыхнула девочка. Ей на вид было лет тринадцать, и она пришла в ужас от моих слов, — нет, что вы! Дед Матей — мастер, Стефан шьет наряды, но одевает княжну всегда Мать Гор, Теодора Тейтана! Просто она всегда уходит, ей надо быть раньше вас на площади. Таков ритуал.