Физик (СИ) - Горъ Василий. Страница 8

— Все, собираемся как можно быстрее и выезжаем.

— На чем? — зачем-то спросил я, вскакивая на ноги и «проваливаясь» в режим замедления времени.

— На «Хозяине»: через час-полтора обещали снегопад, а сколько времени мы проведем во дворце, пока неясно. Кстати, Шахова потребовала привезти с собой Замятину.

— Сейчас построю… — пообещал я, метнулся к двери, открыл, пропустил Земляничку вперед и рванул следом.

Целительнице, ужинавшей в компании других Слуг рода, позвонил по дороге в свои покои и дал исчерпывающие инструкции. Пока принимал душ и одевался, получил три фотографии девушки в разных костюмах, выбрал тот, который счел наиболее подходящим для общения с Императрицей-Матерью, а чуть позже, в лифтовом холле, оценил итоговый результат трудов «личной помощницы», сделал ей комплимент и внезапно понял, что в принципе не представляю, как должна себя вести Замятина в присутствии одной из самых влиятельных личностей в Империи.

Ломать голову, придумывая «правильный алгоритм», и не подумал — решил, что с этим делом прекрасно справится «старшая сестричка». Поэтому взял Валю под локоток, завел в подъехавшую кабинку и спустил нас в гараж. А минуты через две-три встретил Раису Александровну, с интересом оглядел ее брючный костюм, сшитый по мотивам «боевой кожи», засомневался в том, что этот образ порадует и Волконскую, но промолчал и помог даме забраться за руль.

«Нарисовавшуюся проблему» описал уже после того, как мы тронулись с места. И изрядно удивился, услышав весьма своеобразную инструкцию:

— Валь, де-юре ты — Слуга Зыбиных, а де-факто — личная целительница, а значит, и доверенное лицо единственного физика Российской Империи со «вторичкой»-Молнией! Поэтому рассматривай абсолютно любую ситуацию через следующие призмы. Призма первая: любая информация, так или иначе касающаяся твоего господина, является секретной, так что все желающие задавать вопросы на эту тему должны вежливо направляться к нему. Призма вторая: никто, кроме моего батюшки, меня и Люта не имеет никакого права требовать у тебя что бы то ни было или отдавать какие-либо приказы. Призма третья: любой твой страх или проявление слабости бьет по твоему господину, поэтому никогда не показывай испытываемых эмоций и тщательно «зеркаль» только положительную составляющую поведения Люта. То есть, оказывай его собеседникам ровно столько уважения, сколько оказывает твой господин, а тех, к кому он проявляет негативное отношение, игнорируй. И последнее: Волконские — не боги, а род первых среди равных. Причем для нас, дворян. А первое место твоей личной табели о рангах уже занимает твой господин…

Как ни странно, этого Вале хватило за глаза. Нет, последние несколько минут сумасшедшей гонки по вечерней столице она ощутимо нервничала, но стоило Суккубе въехать в Серебряные Ворота Императорского дворца и сесть на хвост машине сопровождения с гербами Волконских вместо номеров, как целительница приложилась к себе каким-то заклинанием и избавилась как от легкой бледности, так и от последних сомнений. В результате, выбираясь из машины в подземном гараже, не только выглядела, но и ощущалась абсолютно спокойной.

Да, следующие четверть часа, убитые на скитания по роскошнейшим коридорам и анфиладам самого большого дворцового комплекса Европы в сопровождении четверки «двустворчатых шкафов» из Собственного Его Императорского Величества Конвоя, я видел лицо Замятиной всего раза три, но не заметил ни страха, ни неуверенности. Вот и решил, что все, может быть, и обойдется. Тем не менее, во время недолгой лекции о правилах поведения в присутствии августейших особ улучил возможность нащупать и ободряюще сжать предплечье целительницы, а за несколько мгновений перед тем, как переступить через порог гостиной Ее Императорского Величества Мирославы Михайловны, вообще подмигнул. И, с чувством выполненного долга сделав восемь шагов следом за «старшей сестричкой», предстал перед государыней и госпожой Шаховой.

Пока фиксировал поклон уважения, успел прийти к выводу, что вот так, в реальной жизни, восьмидесятитрехлетняя мать Ярослава Шестого выглядит в разы интереснее, чем на официальных портретах. И дело было даже не в том, что стараниями Валентины Алексеевны смотрелась от силы лет на тридцать пять — государыня, вроде как, отошедшая от дел еще в конце тридцатых годов, ощущалась не «функцией», а женщиной. Да, властной, да, высокомерной, да, холодной и безжалостной. Но при этом способной на человеческие чувства.

Само собой, оценил и изысканную красоту породистого лица, и грудь, распирающую роскошное коралловое платье с кружевами, и давящую ауру мастера третьей ступени школы Воды,

и интерьер сравнительно небольшого помещения. Но так, мельком. Ибо Императрица-Мать закончила разглядывать нашу троицу, вперила тяжелый взгляд мне в переносицу и поздоровалась. А после того, как мы ответили в точном соответствии с полученными ценными указаниями, шевельнула пальцами левой руки, и Шахова, плавно поднявшись с банкетки, обтянутой темно-красной тканью, скользнула к входной двери.

В поле моего зрения появилась буквально секунд через тридцать-сорок, подошла к небольшому стеклянному журнальному столику на золотых или позолоченных «львиных лапах», деловито активировала мощную «глушилку» и вернулась на свое место, а Мирослава Михайловна, удовлетворенно кивнув, сняла «маску» всесильной Императрицы-Матери и продемонстрировала нам другую, чуть более теплую. В смысле, изобразила намек на улыбку, повела рукой в сторону широченного дивана и предложила располагаться поудобнее. А когда мы выполнили это распоряжение, поздравила Суккубу с очередной «убедительнейшей победой», дала понять, что этой победой гордится вся Империя, а потом пошутила. Очень близко к теме, некогда придуманной Яной:

— Знаете, единственное, что меня слегка расстроило — это марка машины, на которой вы выиграли эту гонку: на мой взгляд, покажи вы соперникам их место на «Хозяине Леса», победа получилась бы более красноречивой!

Мы вежливо посмеялись, и женщина, удовлетворенная такой реакцией, посерьезнела и поймала мой взгляд:

— Лютобор Игоревич, я прослушала запись вашей беседы с Валентиной Алексеевной раза три, тщательно изучила ваше досье и не поленилась вызвать к себе Марину Викторовну Лисицину, тем не менее, хотела бы убедиться в вашем здравомыслии сама. Вы не ответите на несколько моих вопросов?

— Почту за честь, Ваше Императорское Величество! — поклонился я и… ответил. Вопросов на сорок с гаком. Причем разной степени заковыристости и на темы, далеко выходящие за пределы программ общеобразовательных школ и Императорского Лицея номер один. Да, четыре раза честно признал, что в принципе не представляю, о чем идет речь, так как политикой никогда не интересовался, дважды озвучил мнение, не обрадовавшее венценосную собеседницу, и разок отказался отвечать, ибо счел вопрос провокационным, но в общем и целом не ударил в грязь лицом.

Это признала и Императрица-Мать. Правда, несколько своеобразно:

— Что ж, легенды о физиках действительно не врут: вы не только умны, рассудительны и наблюдательны, но и обладаете рядом качеств, с которыми невозможно не считаться: несгибаемой волей, отвагой, обостренным чувством справедливости, хладнокровием, здоровым упрямством и тэдэ.

Обращаться к венценосным особам без их высочайшего соизволения нам очень не рекомендовали, поэтому я демонстративно выгнул бровь. Что, конечно же, не осталось незамеченным:

— Вы с чем-то не согласны?

— Я удивлен, что вы, Ваше Императорское Величество, не упомянули один из краеугольных камней моего характера — привычку воздавать сторицей и за добро, и за зло.

Волконская нехорошо прищурилась, подалась вперед и процедила: