Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили - Финлейсон Клайв. Страница 43
Носители солютрейской культуры прибыли в пещеру Горама с севера. Она стала последним местом в Европе, колонизированным предками перед началом последней ледниковой эпохи. Поскольку холода усиливались, многие популяции предков в Центральной Европе вымерли, и юг снова стал убежищем. В следующей главе мы рассмотрим, как эти предки распространились по всей Европе и откуда они пришли. Чтобы выяснить это, мы вернемся на северо-восток, в степи России и Средней Азии.
Глава восьмая
Один маленький шаг для человека…
Быстрые изменения окружающей среды, которые неандертальцы ощутили на себе по всей Евразии, коснулись и только что прибывших предков по обе стороны от среднеширотного горного пояса уже по крайней мере 50 тысяч лет назад. Мы видели в главе 6, как трудно различить создателей различных технологий, возникавших тут и там на этой обширной территории. Нам не удалось подтвердить присутствие предков где-либо к северу от этих гор ранее 36 тысяч лет назад. Возник спор относительно того, насколько «современными» были эти люди, поскольку, исходя из их телосложения, некоторые антропологи предположили, что предки могли свободно спариваться с неандертальцами.
Именно позднее 30 тысяч лет назад мы находим четкие и недвусмысленные следы предков на равнинах Европы и за их пределами [349]. Эти люди — потомки тех, кто вышел на равнины через Центральную Азию, — к тому времени уже приспособились к жизни в чуждой, безлесной местности. Им удалось разорвать связь с деревьями, которая была свойственна всем их предшественникам и на самом деле многим их современникам в других частях света. Мы могли бы привести примеры аналогичного разрыва связей с редколесьем и саванной среди других родственников этих равнинных евразийцев, например, в Австралии или некоторых частях Тропической Африки, однако «развод» был наиболее радикальным и полным в евразийской тундростепи.
Причина этого безоговорочного разрыва была связана с двумя экологическими особенностями северных регионов. С одной стороны, тундростепь изобиловала пищей для тех, кто мог найти способ ее добыть, а с другой — вода, выступавшая сдерживающим фактором в тропиках, здесь не так ограничивала перемещение людей. Здесь были большие стада оленей, степных зубров, лошадей и многих других крупных млекопитающих, которых мы встречали в предыдущих главах. Никому еще не удавалось задействовать этот ресурс нигде, кроме как на окраине обширного безлесного пейзажа — там охотники могли рассчитывать на некую форму укрытия для атаки из засады. Эти окраинные местообитания также позволяли охотиться среди деревьев, так что люди не зависели от непредсказуемых стад, которые приходили и уходили в зависимости от времени года. Живя на периферии открытых равнин и редколесий, они оказались в наиболее богатых экологическими ресурсами местах [350].
В главе 6 мы узнали, как постоянные изменения в среде обитания, которым подвергались эти окраинные популяции (среди которых могли быть предки, а также неандертальцы), расширяли границы их изобретательности. Но частые и быстрые изменения в ландшафте, происходившие с каждой климатической пертурбацией, заставляли их возвращаться к старым техникам, поэтому у них не было возможности полностью развить вновь приобретенные навыки. Вот пример, который поможет это понять.
Представьте себе группу людей. Они в течение двух поколений сталкивались с изменением ландшафта, в результате которого были утрачены все деревья. Еда там все еще была. Этих людей искушал вид северных оленей на открытых равнинах, но до стада еще нужно было добраться. Один умелец из группы изобрел легкое копье, которое можно было метать с расстояния. Теперь члены клана могли охотиться на ничего не подозревавших оленей. Однако чтобы убить животное, нужно много легких копий, поэтому они изобретали способы преследования и загона животных в направлении группы, поджидающей с копьями. Эта техника требовала групповой работы — того, чем они еще никогда не занимались.
И вот климат снова стал теплее, и деревья появились вновь. Северный олень ушел, а на смену ему явился лесной благородный олень. Эти животные не собирались в группы, как делали их северные сородичи. Легкие копья стали бесполезны для детей клановых охотников. Животные были настолько рассредоточены, что погоня за ними занимала огромное количество времени, а те, кто поджидал их, не могли видеть оленей издалека, чтобы успеть отреагировать. Да и деревья не способствовали метанию копий. Даже те копья, которые долетали до жертвы, едва ли могли пробить шкуру такого большого оленя.
Один из членов клана вспомнил технику охоты, о которой узнал от своего деда, жившего в лесах до того, как они исчезли. Он не имел точного представления о том, как его дед это делал, но методом проб и ошибок все-таки создал новое мощное оружие — колющее копье со смертоносным наконечником из кремня, который крепился к длинному древку. Дело мастера боится, а необходимость кормить голодную семью способствует остроте ума. На этот раз маленькие кланы нашли способы устраивать засады на благородных оленей для атаки с близкого расстояния, как это делали их предки. Они нашли пропитание и выжили. Но не всем группам это удалось. В другом клане в соседней долине не оказалось смышленого юноши, помнившего рассказы из детства. И тем теплым летом все они вымерли.
Дальше на восток, на Русской равнине, что простиралась к северу от Черного и Каспийского морей, в Центральной Азии и на юге Сибири, люди могли продолжать существование в безлесных местообитаниях гораздо дольше. Климат здесь всегда был более сухим и намного более континентальным, чем на Европейском полуострове, этом Дальнем Западе [351]. Здесь изменения могли быть в значительной степени продиктованы осадками, превращением степей в травянистые сообщества и открытые саванны и обратно. В худшие времена пустыни могли захватывать некоторые регионы, как это происходит сегодня на обширных территориях Центральной Азии. По большому счету, основные местообитания были безлесными, а редколесья и саванны занимали предгорья и склоны гор на юге. Так что здесь, в центре евразийской суши, люди также жили в богатой местности на границе между лесистыми и безлесными местообитаниями. Однако искушающая, изобильная степь, в отличие от Западной Европы, здесь тоже всегда присутствовала, и у этих людей была возможность разработать способы ее эксплуатации без необходимости вспоминать старые привычки, когда климат менялся.
Человеческих останков, которые могли бы рассказать нам об этом периоде в конкретном обширном регионе, практически не осталось, однако генетика подсказывает, что та ветвь предков, которая достигла Индии и близлежащих регионов, распространилась на север, вероятно, используя коридоры степных местообитаний, и продвинулась в Центральную Азию около 50–40 тысяч лет назад [352]. Другие популяции могли попасть в Европу, как мы видели в главе 6, но не смогли обосноваться и оставили мало генетических доказательств своего временного пребывания там [353]. Технологии, определенные как верхнепалеолитические, начинают появляться по всей Русской равнине, в Центральной Азии и на юге Сибири позднее 45 тысяч лет назад, и, несмотря на отсутствие человеческих останков, их обычно приписывают прибывшим туда людям [354]. Этот расцвет новой технологии был частью широко распространенных изменений, затронувших всю Евразию позднее 50 тысяч лет назад, когда климат становился все более нестабильным (см. главу 6).
В мире между степью и редколесьем старые и новые привычки смешались. Похоже, в таких областях некоторые культуры развились на основе существовавшей местной базы, такой как мустьерская культура неандертальцев, в то время как другие появились в ходе внезапных прорывов, обозначавших, как принято считать, прибытие новых людей [355]. Культуры верхнего и среднего палеолита пересекались на этих обширных пространствах в течение восемнадцати тысячелетий. И это лучшее свидетельство в пользу того, что изменения были постепенными и не затронули все группы населения одинаково. Как и в случае с Центральной Европой, трудно определить, кто что сделал. В целом нам стоит принять тот факт, что, как и в Европе и на Ближнем Востоке, речь не идет о простом захвате новых технологий у новоприбывших предков.