Восемь недель (ЛП) - Фальк Хулина. Страница 16
— Мне не все равно, Аарон. — Она гасит сигарету в пепельнице, быстро улыбается мне и снова смотрит на меня. — Она моя дочь.
— Только вот вопрос: а действительно ли ты её мать?
— Конечно я её мать. Я вас родила. Я для нее такая же мать, как и для тебя.
Я качаю головой, сжимая губы и удерживая себя от слов, о которых в конечном итоге пожалею.
Я здесь для прикрытия, по крайней мере, так я продолжаю говорить себе. Я не разговаривал с этой женщиной шестнадцать лет, и мне никогда не казалось, что её сильно волнует то, что она не знает, как поживает её сын.
Как бы я не избавлялся от неё в своей жизни, часть меня все же осталась с ней. Во мне всегда была часть надежды. Надежда, что она может вернуться в мою жизнь, извиниться за то, что она сделала, извиниться за свое упрямство, свою гордость. Но извинения так и не пришли, и никогда не придут.
— Лили встречается с твоим другом, не так ли? Я сначала подумала, что он гей, а потом оказалось, что только шатен гей, — говорит Виктория, почти заставляя меня давиться собственной слюной.
Хорошо. Итак, она преследовала меня и группу моих друзей, вау. Это… безумие. Отвратительное безумие.
— Никто из моих друзей не гей. — По крайней мере, я не знаю об этом. Грей не имеет ярлыка, он просто встречается с кем хочет. И я считаю неуважительным навешивать на него ярлык, когда он сам этого не делает.
— Конечно, есть. Я видела его с парнем. Было очень странно это видеть.
— Странно? — Кажется, у меня просто глаза на лоб полезли.
Она кивает.
— Это неестественно.
— О, Господи. Да пошла ты.
Она задыхается.
— Не говори так со своей матерью.
— Тогда не будь гомофобкой.
— Я твоя мать, Аарон, нравится тебе это или нет. Так что относись ко мне с уважением. — Она отмахивается от меня, явно покончив с этой темой. Если бы у меня ещё не было причин презирать её, то сейчас она точно появилась.
Я бы ушел, но у меня ещё остались вопросы. Много вопросов.
Мой отец ответил на все, что мог, но, получив ответы о моей матери от неё самой может дать мне необходимый покой.
— Есть разница между рождением ребенка и материнством. — Я пришел сюда не для того, чтобы критиковать её воспитание. Она дерьмовая мать, и мы все это знаем. — Почему ты никогда не пыталась связаться со мной?
Она пожимает плечами.
— Твой отец не позволил бы мне.
— Бред сивой кобылы[5].
Мой отец делал все возможное, чтобы оставаться на связи с Лили. Он делал все, чтобы я мог поддерживать связь с собственной сестрой. У него была опека над нами обоими. Полная опека надо мной и часть над моей сестрой. По закону он мог видеться с моей сестрой раз в две недели, и все же ему приходилось довольствоваться тем, что он видел её каждое воскресенье всего на пару часов. Все потому, что моей так называемой матери было трудно.
— Я хочу правды.
— Аарон, это правда. Твой отец хотел, чтобы я держалась от тебя подальше, что я и сделала.
— Ты дерьмовая лгунья.
И это правда. Ложь может легко слететь с её языка, но подергивание на её лице говорит совсем не об этом.
— Почему ты не хотела, чтобы я был в твоей жизни?
Она отворачивается от меня, и, честно говоря, я не злюсь на это. Мне не нужны глаза моей биологической матери сейчас, когда она даже не пыталась смотреть на меня, когда я рос.
Внезапно я слышу слабый выдох: она собирается с мыслями.
— Я уверена, ты в курсе, что мы с твоим отцом разделили все пополам после нашей ссоры.
Их развод. Это была не просто «ссора».
— Я в курсе. — И все же, разлучение детей, и обращение с ними как с вещами — это не совсем то, что я бы назвал хорошим воспитанием… со стороны любого из моих родителей. Они должны были понять это. Хотя я знаю, что мой отец изо всех сил старался сохранить обоих детей в своей жизни, в отличие от моей «матери».
— Я не могла дать тебе жизнь, которую ты хотел, Аарон. Вся твоя хоккейная практика и дополнительное время на льду стоили слишком дорого. Однако твой отец мог дать тебе все это. — Она глубоко вздыхает, вытирая слезу, которая даже не собиралась выскальзывать из её глаз. — Ты всегда был хорошим ребенком, но я могла бы сделать гораздо больше с твоей сестрой. Я знала, как обращаться с девушками. Я знала, как позаботиться о ней. А с тобой… ты все равно больше интересовался своим отцом. Я бы не хотела заставлять тебя уходить от него.
Я один заметил, что все вышесказанное не имеет никакого гребаного смысла? Как Лили могла жить с ней? Всю свою жизнь. Я здесь всего час и уже теряю рассудок.
Лили прожила с ней добрых восемнадцать лет. Пока не переехала в общежитие, чтобы выбраться отсюда.
Я наконец понимаю, почему она отчаянно хотела сбежать.
В течение многих лет я подшучивал над сестрой за то, что она жила в общежитии, когда наша мама жила рядом, и она могла легко доехать до школы на автобусе или поехать сама, когда у нее есть машина. Я также мог бы подобрать её и отвезти. Впрочем, наш отец тоже недалеко живет, я тоже мог бы остаться дома. Разница однако в том, что я переехал к своему лучшему другу за пределами кампуса.
— Короче говоря, Виктория, ты просто не интересовалась мной. — Я говорю то, чего она не сказала бы. Она не отрицает и не подтверждает, но молчания вполне достаточно для ответа, не так ли?
— Я всегда знала, чем ты занимаешься. — Её голос на удивление низкий, наполненный сожалением и виной.
Что-то странное сжимает мое сердце. Это не сочувствие к ней или что-то еще, что показывает, что у меня есть какая-то любовь к этой женщине внутри меня. Это ненависть. Я ничего не чувствую, кроме ненависти к ней.
Женщина, которая должна была растить меня, любить меня, заботиться обо мне, бросила меня, как будто я никогда и не был её ребенком, имела мужество следить за мной, но она никогда не могла дотянуться до меня.
Знание этого не огорчает меня, а злит.
— Молодец, Виктория. — Я стою, заканчивая этот разговор. Возможно, я не получил ответов на вопросы, с которыми пришел сюда, и не смог их озвучить… но я получил один ответ, тот, в котором нуждался больше всего.
Моя мать никогда не заботилась обо мне, никогда не будет заботиться, и даже при том, что она может притворяться виноватой, она не хочет ничего менять.
Мне этого достаточно, чтобы покончить с ней.
У меня никогда не было желания иметь её в своей жизни. Конечно, когда я был моложе, мне было грустно, что она ушла, но не то чтобы я скучал по ней так сильно, как должен был бы. И теперь я взрослый, осознающий что произошло между моими родителями, осознающий что у моей собственной матери никогда не было желания быть рядом со мной, эта глава закрывается навсегда.
ГЛАВА 17
«Я не хочу, чтобы у кого-то было то, что когда-то у нас» — What We Had by Sody
Аарон
Колин смотрит на меня с таким же замешательством на лице, какое я чувствую внутри себя.
Только что девушки за нашим столиком говорили о том, чтобы сделать маникюр, сходить в какой-нибудь спа-салон где-нибудь в Нью-Йорке, а теперь они говорят о том, что София переезжает в комнату Лили в общежитии, поскольку она ей больше не нужна. Что, честно говоря, кажется плохой идеей, судя по выражению лица Уинтер.
Несмотря на то, что Лили больше не считает Уинтер своей лучшей подругой и изо всех сил старается держаться подальше от токсичных людей, она даже порвала со всей своей группой друзей, потому что они были слишком эмоционально истощающими для нее, Уинтер все еще остается рядом. Но, конечно, она останется.
От Уинтер нелегко избавиться, и поверьте мне, я говорю это с многолетним опытом. Я пытался избавиться от Уинтер давным-давно, но, как мне кажется, она довольно хороша в постели и довольно убедительна. Так что на протяжении всех моих студенческих лет у меня были с ней отношения, снова и снова.