Лжец. Мы больше не твои (СИ) - Гур Анна. Страница 18
Расчесываю волосы, немного прохожусь блеском по губам и на этом заканчиваю свои приготовления.
Спускаюсь вниз и нахожу маму сидящей в кресле, малышня моя уверенно играет в игрушки на ковре. Обнимаю мамочку за плечи и целую в мягкую щеку.
– Спасибо тебе, – говорю от сердца, – ты замечательная бабушка…
Мама поворачивается ко мне и заглядывает в глаза.
– Нинуль, ты чего, моя хорошая? – улыбается, но в глазах проскальзывает беспокойство.
– Ничего. Просто я очень сильно люблю вас. Тебя, папу, Крис…
Бросаю взгляд на своих малышей и не продолжаю. За сыночков своих я жизнь отдам, не раздумывая… но маме не говорю, иначе поймет, кого я не упомянула в этой цепочке.
– Устала ты, Нина, я понимаю. Сложно с двумя-то, я с каждой из вас по отдельности зашивалась, а тут резвые мальчишки, ничего, дочка, вырастут, потом будешь эти времена с улыбкой вспоминать и захочешь, чтобы обратно маленькими стали. Вот сейчас ты хоть знаешь, где они, что они, все по режиму, а станут взрослыми да разбегутся, и слова не скажи, не спроси…
Мама говорит и с укором смотрит на меня, в глазах, правда, искорки вспыхивают.
– Хорошо погуляли вчера с сестрой-то?!
Улыбаюсь в ответ. Конечно. Мама всегда в курсе всего.
– Да. Крис вон в душе, пытается в себя прийти…
– Батьке я не скажу, но… больше так не делайте…
Киваю и опять целую маму, а у самой кошки на душе скребут. И я понимаю, что сделаю все, чтобы защитить самых близких людей.
– Мам, ты присмотришь за малышами, у меня сегодня дела запланированы?
Говорю осторожно, и мама кивает.
– Повеселись, Нин, тебе нужен глоток свежего воздуха, а за мальчишек не волнуйся, присмотрю…
Обнимаю маму сильнее и шепчу тихо:
– Я тебя очень люблю, мамочка, очень-очень сильно люблю…
Выхожу из дома. Кутаюсь в куртку сестры, на голове красуется ее же бейсболка. Решаю до указанного места пешком пройтись. Заодно и мысли развеять, ну и автомобиль свой не трогаю.
Приятный ветерок ударяет в лицо, и в мозгах появляется полный штиль. Я не планирую разговор, который произойдет между мной и Вадимом. Я не знаю, что будет через час, но… Именно этот момент полного непонимания позволяет мне чуточку расслабиться.
Солнышко приятно греет кожу, и я, наконец, подхожу к аптеке. Захожу, чтобы не привлекать ненужного внимания, покупаю пачку пластырей и таблетки от головной боли. Все же вчера я напилась, и голова у меня тяжелая, на стойке также покупаю водичку и сразу же запиваю кругляш.
Вот теперь нервы начинают шалить, когда выхожу из другой двери и взглядом ищу машину Царева, но ничего не нахожу. Вчерашнего монстра сложно не заметить. Дорогостоящего автомобиля мужчины на парковке я не наблюдаю, и на мгновение в душе все у меня падает.
Не приехал…
Вадим не приехал…
В глазах начинает щипать. Надежда на спасение рушится, и тонкое равновесие ломается. Я не знаю, что делаю. Решаю подождать, облокачиваюсь о перила, взгляд опять скользит по неприметным машинам, припаркованным здесь, как вдруг замечаю седан серого цвета, фары которого пару раз мигают.
Отмаргиваюсь, чтобы понять, что мне не померещилось, а затем я узнаю человека на водительском сиденье…
Эти черты…
На негнущихся ногах иду к машине и распахиваю дверь, сажусь в салон и поворачиваю голову, чтобы утонуть во взгляде мужчины, где полыхает огонь.
– Вадим… – выдаю тихо.
– Немного перестраховался. У тебя был слишком напряженный голос, – выговаривает спокойно и газует, сразу же увозит меня с парковки.
А я смотрю на мужчину, на его руки, так уверенно держащие руль, на нем надета кожанка, которая безумно идет ему, и волосы немного взъерошены, ноги обтянули джинсы. Что-то неуловимо знакомое проскальзывает в этом образе, но я отмахиваюсь от мыслей. В конце концов, я впервые вижу Царева не в деловом костюме, и такой Вадим… он будто моложе и почему-то… опаснее…
– Я правильно понял, что ты хотела поговорить со мной, Нина? – спрашивает и глаз от дороги не отрывает.
– Да… я… я хотела, – отвечаю и тушуюсь.
– Хорошо, тогда мы заедем ко мне на квартиру. Городскую.
– Но… – не дает закончить, перебивает.
– О наличии этой квартиры никто не знает, не беспокойся. Нам просто нужно поговорить без лишних глаз и ушей.
Киваю и отворачиваюсь. Смотрю на проскальзывающие дома, и вскоре Царев заезжает на парковку элитной многоэтажки. Подходит к лифту и активирует его персональной ключ-картой.
Этаж также не нажимает. Просто прикладывает, и лифт взмывает вверх. Спустя несколько минут мы оказываемся у массивной резной двери, которую Вадим распахивает передо мной и приглашает меня в квартиру.
Светлую. Здесь много пространства. Много воздуха, но остается четкое ощущение необжитости.
– У тебя здесь красиво, – говорю банальность, чтобы хоть как-то заполнить тишину, которая давит.
– К этому дизайну не имею никакого отношения. Купил просто, чтобы было. Иногда спасаюсь здесь от мыслей.
Снимает с себя косуху и остается в белоснежной майке, которая обхватила его безукоризненный торс. Сильный он. Мышцы выпуклые. Не так, как у Петра. Муж немного обрюзг, хоть и подтянут, а вот у Вадима нет ни грамма лишнего жира. Как, впрочем, и перекачанности не наблюдается. Он жилист и оставляет впечатление грациозного хищника.
– Позволь мне помочь, – цепляет мою куртку и на мгновение оказывается ко мне слишком близко, но уже в следующую секунду отходит вместе с моей курткой, снимаю бейсболку.
– Пойдем.
Киваю на слова Вадима и прохожу за ним в холл, мужчина занимает место в кресле, приглашает меня сесть.
– Хочешь что-нибудь? – спрашивает, слегка прищурившись.
– Опохмелиться мне точно не нужно, – машу бутылкой воды, которую уже успела ополовинить, пытаюсь шутить, и мужчина отвечает скупой улыбкой.
Глаза у него все так же чуточку прищурены, словно он изучает меня, хочет понять.
Занимаю место перед Вадимом и зажимаю ладони коленями. Не знаю, куда себя деть. Сложно начать. Сложно довериться.
Пауза все длится, а Вадим не спешит мне как-то помочь или начать нашу беседу. Он мне не помогает. Всецело оставляя принятие решения за мной.
Он хороший психолог или просто очень проницателен.
Наконец, поднимаю на него глаза и проговариваю тихо:
– Я не знаю, с чего мне начать.
– Начать всегда сложно, – говорит, слегка улыбнувшись, – я так понимаю, что с момента твоего пребывания в клубе вчера что-то изменилось?
– Да… изменилось…
Выдыхаю. Опускаю взгляд. Почему-то мне стыдно говорить Вадиму все то, что я должна сказать, мне требуется собраться с мыслями и силами, но Царев не облегчает мне задачу, наоборот, его следующая фраза выбивает меня из колеи:
– А ты все такая же, Нина, не меняешься… а меня ты так и не узнала…
Смотрю на Царева и не понимаю, о чем он. Что-то скребется в памяти, но ускользает. Хмурюсь и пожимаю плечами, а Вадим лишь улыбается.
– Знаешь, никогда не думал, что полюблю классическую музыку, но однажды я случайно забрел на концерт, слушал вполуха, да все ждал, когда эта пытка закончится, но на сцену вдруг вышла девушка.
На ней было черное приталенное платье с белым широким воротником, волосы длинные, собранные на висках. И стоило мне посмотреть на нее, как что-то внутри дрогнуло. Я просто смотрел на эту девушку, которая будто была не от мира сего. На сконцентрированном лице читалась собранность и внимательность, а потом… потом эта девушка приложила скрипку к плечу и заиграла…
Что-то резкое такое, острое, заставляющее всего обратиться в слух и отбросить зубочистку, которую я гонял во рту от нечего делать…
– Каприз Паганини… – вдруг выдаю едва слышно, и Вадим кивает.
Та девушка меня просто очаровала, и я… не знаю, что я испытывал… тогда я еще не был тем, кем стал, и не знал, как подойти к ней… Я просто приходил на ее концерты и слушал, восхищался, понимал, что девушка эта не просто талантливая… она – виртуоз, и пусть я не особо фанател от классики, я сделал себе зарубку и приходил на каждый ее концерт и дарил хризантемы. Ровно семь штук. Белоснежные.