Третья девушка - Кристи Агата. Страница 8

— Ах, мадам, не нужно так огорчаться, — подбодрил ее Пуаро. — Безумства молодости преходящи.

— Хотелось бы верить. Норма очень трудная девочка. Иногда мне кажется, что у нее не все дома. Она такая странная. Иногда у нее такой отрешенный вид. А эти вспышки агрессивности!

— Агрессивности?

— Она же ненавидит меня. Да-да, именно так. И я не могу понять, зачем она так себя настраивает. Наверное, она очень любила свою мать, но, в конце концов, что такого необычного, если ее отец женится во второй раз?

— Вы полагаете, что она вас действительно ненавидит?

— Да, мне ли этого не знать. Могу привести сколько угодно тому доказательств. Вы не представляете, как я была рада, когда она уехала в Лондон. Мне не хотелось выяснять отноше… — Она умолкла, словно только сейчас осознав, что перед ней совершенно посторонний человек.

Пуаро обладал способностью вызывать людей на откровенность. Казалось, они переставали замечать, с кем разговаривают. Мэри Рестарик смущенно усмехнулась.

— Бог мой! — сказала она. — Не понимаю, зачем я вам рассказываю все это. В каждой семье, наверное, есть свои проблемы. А нам, злополучным мачехам, особенно достается… Вот мы и пришли.

Она остановилась перед дверью и постучала.

— Входите! Входите! — донесся изнутри хриплый рык.

— К вам гость, дядя, — сказала Мэри Рестарик, распахивая дверь.

По комнате расхаживал широкоплечий краснощекий старик с квадратным подбородком и, видимо, очень раздражительный. Он тяжело шагнул им навстречу. В глубине комнаты за столом сидела девушка и разбирала письма и документы, низко склонив голову — темноволосую, очень гладко причесанную.

— Дядя Родди, это мосье Эркюль Пуаро, — представила Мэри Рестарик.

Пуаро непринужденно сделал шаг вперед и заговорил тоже вполне непринужденно:

— Сэр Родрик! С тех пор, как я имел удовольствие познакомиться с вами, прошло немало лет, увы, немало. Мы не виделись с самой войны. Последний раз, если не ошибаюсь, в Нормандии. Я прекрасно помню. Там были полковник Рейс, генерал Аберкромби и, да, маршал авиации сэр Эдмунд Коллингсби. Какие ответственные решения нам пришлось принимать! И как сложно было обеспечивать полную секретность. Что ж, теперь мы уже имеем право предаться воспоминаниям. Помните того шпиона, который так долго и искусно маскировался — капитана Николсона, как мы его выводили на чистую воду?

— А, да, капитан Николсон, как же, как же! Проклятый мерзавец! И таки вывели!

— Меня вы, конечно, не помните. Эркюль Пуаро.

— Нет-нет! Разумеется, помню. Да, риск был велик, очень велик. Вы ведь были представителем французов? С кем-то из них невозможно было поладить. Как бишь его фамилия? Но садитесь же, садитесь! Всегда приятно потолковать о старых временах.

— Я очень боялся, что вы не вспомните меня. Меня и моего коллегу мосье Жиро.

— Как же, как же! Прекрасно помню вас обоих. Да, славное было времечко!

Девушка вышла из-за стола и вежливо придвинула кресло для Пуаро.

— Умница, Соня, отлично, — похвалил сэр Родрик. — Позвольте познакомить вас, — продолжал он, — с моей очаровательной малюткой-секретаршей. Благодаря ей все пошло как по маслу. Помогает мне, знаете ли. Приводит в порядок мои труды. Не понимаю, как я обходился без нее.

Пуаро галантно поклонился.

— Enchante [29], мадемуазель, — проворковал он. Девушка пробормотала что-то невнятное. Она была миниатюрным созданием с коротко подстриженными черными волосами. Вид у нее был очень застенчивый. Ее синие глаза чаще оставались скромно потупленными, но теперь она улыбнулась своему нанимателю — робкой благодарной улыбкой, и тот ласково потрепал ее по плечу.

— Просто не знаю, что бы я без нее делал, — сказал он. — Да, не знаю.

— Ну что вы! — возразила девушка. — От меня так мало толку! Я даже печатаю медленно.

— Не скромничайте, моя милая, вы печатаете достаточно быстро. А еще вы моя память. Мои глаза, мои уши. И не только!

Она снова ему улыбнулась.

— Невольно вспоминаешь, — вдохновенно продолжал Пуаро, — замечательные истории, которые тогда рассказывали. Не знаю, все ли тут правда… Вот, например, про тот день, когда у вас украли автомобиль… — И он пустился в подробности.

Сэр Родрик пришел в восторг.

— Ха-ха-ха! Как же, как же! Да, пожалуй, кое-что и приврали. Но в общем так оно и было. Подумать только, что вы до сих пор это помните, хотя столько воды утекло! Но я могу вам рассказать кое-что и похлеще! — И он в свою очередь пустился в воспоминания.

Пуаро слушал, не скупясь на одобрительные восклицания, а чуть погодя посмотрел на часы.

— Не смею больше отнимать у вас время, — сказал он. — Вы ведь заняты чем-то важным. Однако, оказавшись по соседству, я не мог не засвидетельствовать свое почтение. Приятно видеть, что годы вам нипочем: вы ни на йоту не утратили своей энергии и жизнелюбия.

— Пожалуй, что и так, пожалуй, что и так. Но вы совсем что-то меня захвалили… А почему бы вам не остаться и не выпить чаю? Конечно, Мэри напоит вас чаем… — Он огляделся. — А! Она вышла. Очень милая девочка.

— О да! И настоящая красавица. Вероятно, она уже многие годы служит вам утешением.

— Да нет, они поженились совсем недавно. Она — вторая жена моего племянника. Буду с вами откровенен. Я никогда не был о нем высокого мнения, Эндрю — малый ненадежный. Все время его куда-то не туда тянуло. Нет, мне как-то симпатичнее Саймон, его старший брат. Впрочем, не сказать, чтобы я знал его много лучше. Ну, а Эндрю, он ведь что учудил: так обойтись со своей первой женой… Уехал, представляете? Бросил ее и уехал. С редкой дрянью. Про ее похождения знала вся округа. А он втюрился по уши. Через пару лет все, конечно, пошло прахом. Глупый мальчишка. Теперешняя-то его супруга как будто вполне достойная особа. Ничего дурного мне про нее неизвестно. Вот Саймон был ответственным человеком, впрочем, чертовски скучным. Не скажу, что я очень обрадовался, когда моя сестрица породнила меня с этой семейкой. Вышла замуж за торговца, если называть вещи своими именами. Отхватить богатого, конечно, недурно, но деньги еще не все — в нашем роду невест и женихов искали в военных семьях. А с Рестариками я мало общался.

— У них ведь есть дочь? Одна моя знакомая беседовала с ней на прошлой неделе.

— А, Норма. Глупая девчонка. Одевается премерзко и связалась с премерзким молодчиком. Ну что же, теперь они все одинаковы. Длинноволосые мальчишки, битники, битлы — уж не знаю, какие клички они себе выдумывают. Мне за ними не угнаться. Разговаривают будто на каком-то иностранном языке. Да и кому интересно слушать старика! Что тут поделаешь? Даже Мэри… Я-то думал, что она вполне разумная дама, но, оказывается, и она способна иногда впадать в истерику, главным образом из-за своего самочувствия. Вдруг внушила себе, что ей непременно надо лечь в больницу на обследование. Не хотите выпить? Виски? Нет? Но, может быть, чаю все же вы, пьете?

— Благодарю вас, но я гощу у друзей.

— Должен сказать, наш разговор доставил мне великое удовольствие. Приятно вспомнить старые дни. Соня, голубушка, вы не проводите мосье.., простите, я опять запамятовал вашу фамилию.., а, да, Пуаро. Проводите его вниз к Мэри, хорошо?

— Нет-нет! — Пуаро поспешил отклонить эту любезность. — Я ни в коем случае не хочу снова беспокоить мадам. И не надо меня провожать. Я прекрасно сам найду дорогу. Был счастлив вновь с вами увидеться.

Он вышел из комнаты.

— Не имею ни малейшего представления, кто он такой, — объявил сэр Родрик, когда Пуаро удалился.

— Вы не знаете, кто он такой? — повторила Соня растерянно.

— Из тех, кто нынче приезжает повидать меня, я и половины не помню. Но, конечно, и виду не подаю. Тут есть свои тонкости, знаете ли. То же самое и в гостях. Подходит к тебе какой-нибудь субъект и говорит: «Возможно, вы меня не помните, ведь последний раз мы виделись в тридцать девятом». Я, естественно, отвечаю: «Что вы! Прекрасно помню», хотя сам понятия не имею, кто это. К тому же я плохо вижу, и слышу тоже очень плохо. К концу войны мы много якшались с французишками вроде этого. Я и половины из них не помню. Да нет, этот там несомненно бывал. Я знавал многих, про кого он здесь говорил. А эта история про украденный автомобиль — все так и было. Кое-что преувеличено, конечно, но тогда она пользовалась большим успехом. Что же, он, по-моему, не догадался, что я его не вспомнил. Неглуп, должен сказать, но уж больно суетлив, одно слово — французишка, а? И семенит, и пританцовывает, и кланяется, и расшаркивается! Так на чем мы остановились?