Девять дней (ЛП) - Фальк Хулина. Страница 42

— Почему? — это единственное, о чем он спрашивает.

Я была готова к тому, что на меня накричат, а не спросят о причине.

— Я не знала, что делать, Колин.

Я была расстроена, когда он ушел, и даже не знаю почему. Колин имел полное право уйти после того, что мы сделали. Он не был обязан оставаться на всю ночь, особенно учитывая, что мы должны быть всего лишь друзьями. Итак, почему — это хороший вопрос.

— Ладно, — говорит он с придыханием. — Тогда вот что мы собираемся сделать.

Колин лезет в карман своей куртки, которая все еще накинута на мои плечи, и достает зажигалку. Он протягивает её мне, не давая мне даже секунды на то, чтобы задать ему вопрос, прежде чем он снова начинает говорить.

— Всякий раз, когда ты почувствуешь желание причинить себе боль, ты позвонишь мне.

— Что?

Колин поднимает руку, не давая мне заговорить.

— Ты позвонишь мне, и я тут же приеду.

Он глубоко, прерывисто вдыхает. Как будто он понятия не имеет, что делать. Как будто мысль о том, что я причиню себе боль, действительно ему совсем не нравится.

— Ты поднесешь эту зажигалку к моей руке, а не к своей. Ты обожжёшь мою кожу вместо своей собственной.

— Колин, — страх овладевает мной, — я не собираюсь причинять тебе боль.

— Ты сделаешь это, — говорит он, беря меня за руку. Он щелкает зажигалкой, используя мои пальцы и поднося ее близко к своей коже. Но пока недостаточно близко, чтобы обжечь её. — Ты можешь желать смерти сколько угодно, но если ты собираешься причинить боль себе, ты причинишь боль и мне.

— Я не могу.

Слезы начинают скапливаться у меня на глазах, медленно скатываясь по щекам.

— Ты причинишь мне боль в любом случае. С таким же успехом я мог бы использовать для этого свое тело с самого начала.

— Я не могу так поступить с тобой, Колин, — плачу я. — Я не могу причинить тебе такую боль.

И вот тогда я понимаю.

Его слова звучат у меня в голове, повторяясь по кругу. Ты причинишь мне боль в любом случае. Я причиняю ему боль. Прямо в эту секунду. Прямо в этот момент. Я причиняю боль парню, который не сделал ничего, кроме как подарил мне счастье.

Прошло четыре дня. Четыре дурацких дня, и он не сделал ничего, кроме как принес свет в мою жизнь.

И вот я причиняю боль парню, который пытается быть моим спасителем.

Мне не следовало соглашаться на эти девять дней. Я не должна была впускать его в свою жизнь. Я не должна была позволять этому случиться.

Боже, я такая глупая. Как я могла это сделать?

Как я могла так поступить с ним?

Колин — единственный человек, который когда-либо по-настоящему заботился обо мне, и я все испортила. Я причиняю ему боль.

— Как ты можешь так говорить, Колин? — спрашиваю я сквозь слезы. — Почему ты делаешь это с собой?

Я вырываю свою руку из его, позволяя зажигалке упасть на крышу. К счастью, он не из тех, которые поддерживают пламя горящим, даже когда никто больше не нажимает на кнопку.

Его руки нежно ласкают линию моего подбородка, большие пальцы поглаживают кожу под глазами, вытирая соленые слезы.

— Я ничего с собой не делаю, Лили.

— Ты здесь, со мной. Ты проходишь через ад, чтобы спасти меня. Это только уничтожит тебя.

— Так позволь этому уничтожить меня.

— Нет.

Я пытаюсь соскользнуть вниз по склону, не желая ничего больше, кроме как заснуть и забыть эту ужасную встречу.

Это защитный механизм, который я развивала на протяжении многих лет. Всякий раз, когда я хочу чего-то избежать, я ложусь спать. Это началось, когда моя мать начала пить. Когда она возвращалась домой из баров поздно вечером, то едва могла подняться по лестнице, не упав на них в обморок. Когда она тоже целыми днями была пьяна и кричала на меня за то, что я не убираю за ней.

Но я не могу сделать это сейчас. Колин прижимается ко мне, не позволяя сдвинуться ни на дюйм.

— Я ничего больше не хочу, кроме того, чтобы ты испытывала меньше боли. Мне не нужно, чтобы ты была счастлива на все сто процентов. Никто никогда не может быть таким. Ты и так живешь с такой сильной болью, которую я никогда не пойму. Но я могу убедиться, что ты не добавляешь к этому ничего лишнего.

Его голос звучит искренне, как будто он действительно имеет в виду то, что говорит. И я ничего не могу с собой поделать, но тоже хочу этого.

Из уст Колина все звучит легко. Благодаря ему жизнь кажется захватывающей. Но я видела и ужасную сторону жизни. Я знаю, что независимо от того, насколько хорошо что-то звучит, всегда есть ужасная сторона. Сторона, на которой не стоит оставаться ради красоты.

Его руки снова на моем лице, обхватывают его, заставляя наши глаза не отрываться друг от друга.

— У меня осталось пять дней. Ты останешься на эти дни со мной.

— Нет.

— Так и есть. Ты останешься со мной и Аароном. Все они уже договорились об этом. Ну, Аарон сказал, что согласится, только если ты останешься в его спальне, а не в моей.

— Они все?

— Прошу прощения? Ты думаешь, я бы решился поселить хорошенькую девушку в своем доме, не спросив у своих соседей по комнате, — которые не являются моими соседями по комнате, — разрешения на это?

Впервые за долгое время, как мне показалось, я хихикаю. Хихикать рядом с Колином — это почти привычка. Ему всегда удается заставить меня улыбнуться. Поэтому, когда я перестала смеяться с тех пор, как мы ступили на эту крышу, я начала скучать по этому.

Когда я начала скучать по смеху?

— Я не буду делить спальню со своим братом.

— Не волнуйся, я его выгнал.

— Что ты сделал?! — спрашиваю я немного громче, чем планировала. Я уверена, что родители Колина услышали это внизу, во внутреннем дворике.

— Да я шучу, — говорит он. — Я сказал ему, что я достаточно взрослый, чтобы моя девушка могла провести ночь в моей постели.

— Я не твоя девушка.

— Но Аарон этого не знает. И теперь все, что нам нужно сделать, это убедиться, что он не узнает.

— Грей знает, — сообщаю я ему. — Держу пари, он это чувствует.

Колин стонет, заставляя меня рассмеяться.

— Он, конечно, может, — следует еще один стон. — Но Грей знает, как держать рот на замке. В любом случае, откуда тебе знать, что Грей «может это почувствовать»?

— Он кажется умным парнем, — я поднимаю плечи, пожимая плечами. У меня никогда по-настоящему не было ни одного разговора с Греем. За исключением того случая в кафетерии два дня назад. — И даже если он не может, я уверена, что Изан знает и сказал ему.

— Кто такой Изан?

— Парень Грея? — Я сдвигаю брови, не желая верить, что Колин не знает об этом. — Он капитан футбольной команды?

Колин поспешно моргает, глядя на меня.

— Не может быть.

— Да, может быть.

— Откуда ты это знаешь?

— Изан сказал мне.

Выражение лица Колина мрачнеет, я не совсем понимаю почему.

— У тебя действительно довольно много друзей для того, кто предположительно ненавидит находиться среди людей.

— Хочешь верь, хочешь нет, но раньше у меня был друг получше, чем Уинтер, — говорю я ему. — Мы с Софией были неразлучны. Хотя, возможно, недостаточно, потому что после того, как она уехала, мы не смогли поддерживать связь.

— Кто такая София?

Между его бровями появляется небольшая складка.

Я улыбаюсь, вспоминая о ней.

— Раньше мы все время катались на коньках вместе. Мы были партнерами. До тех пор, пока нам не исполнилось восемь. После этого ей пришлось уехать, так как ее отцу пришлось переехать из-за работы. Мы пытались оставаться на связи месяц или два, но в возрасте восьми лет у тебя на самом деле не хватает концентрации внимания и не так много возможностей поддерживать связь с кем-то, у кого часовой пояс на 6 часов раньше.

Колин качает головой.

— Мне жаль, что тебе пришлось потерять ее.

— Кроме того, я не испытываю отвращения к общению с людьми, — я пожимаю плечами, предпочитая больше не говорить о Софии. Даже спустя столько времени, когда я говорю о ней, мне хочется плакать. — У меня просто работает эта штука с социальной батареей. Я могу проводить так много времени в обществе других людей только до тех пор, пока у меня не сядет батарейка. А потом мне нужно время, чтобы перезарядиться.