Сделка с джинном (СИ) - Платунова Анна. Страница 38
– У нас договор, – пролепетала я. – С Яром.
Я умоляюще посмотрела на моего джинна, но он молчал, на лице застыло нечитаемое выражение.
– С Яром? – Брови Латифы красиво изогнулись тонкими дугами. – О, Яр! Хорошее имя. Тебе идет, львенок. Что за договор?
Я сглотнула. Я была совершенно выбита из колеи. Все шло не так, как я представляла. Догадывался ли Яр с самого начала, кто в плену у герцога? Наверное, предполагал, если сразу предложил сделку, лишь бы выручить свою драгоценную Лайти. А теперь еще Яр ведет себя так, будто мы с ним едва терпим друг друга. Такой безразличный, холодный…
– Мы хотим вас спасти, – пробормотала я. – Тебя, Хафиза, джинна, который привязан к алмазному венцу.
– Спасти?.. – ошеломленно переспросила Латифа, забыв на время о язвительности.
– Яр хочет подарить вам забвение, – прошептала я.
– Нет-нет, благодарю покорно, – подал голос молчавший до того Хафиз. – Я решил принять участие в этой авантюре, чтобы немного развеяться: засиделся на месте. Кувшин вернете в академию магии!
Латифа прикусила губу, кивнула.
– Да… Забвение. Лучший выход, если ничего больше нельзя придумать.
– Можно! – сказал Хафиз. – Я уже намекал Яру…
– Заткнись! – рыкнул тот. – Твоих советов никто не спрашивает!
На некоторое время все замолчали.
– Рассказывайте, – вздохнула Латифа и тут же, едва я открыла рот, добавила: – Не ты! Яр, объяснишь, что происходит?
Редьярд коротко пересказал все события, случившиеся с момента, когда я получила в подарок от Пата браслет. Он старался опустить подробности, но даже краткое «Родителей и брата Вивианы убили в день ее восемнадцатилетия» заставило меня дрожать, как в лихорадке. Он поведал и про тюрьму, и про наш договор…
Брови Латифы скользнули вверх, когда она услышала об условии, поставленном Яром, а Редьярд, хоть и пытался говорить бесстрастно, едва заметно побледнел.
– Львенок, на тебя это не похоже, – только и сказала она.
– Очень подло, правда? – встряла я, кипя мстительным гневом.
Почему-то я не вспомнила, как еще только этим утром сама целовала моего джинна. Меня изнутри подтачивало обжигающее пламя ревности. Ревность. Вот как называется то чувство, что болью отдается под ребрами, туманит глаза и перехватывает дыхание.
– Чего он со мной только не делал! – не останавливалась я.
Яр воззрился на меня в немом изумлении, но я ответила ему жгучим взглядом. И пусть только попробует сказать, что это не так: мазал мои ссадины, разминал пальцы, прижимался ко мне во сне настолько крепко, что я чувствовала каждую мышцу его рельефного тела! Пусть Латифа думает о нем плохо!
Латифа передернула плечами, как от холода. Почему-то посмотрела на закрытую дверь, будто бы ожидая, что та вот-вот распахнется, впуская хозяина.
– Это мерзко, Яр. Куда честнее было бы отправить ее на эшафот, – произнесла Латифа, сверкнув глазами.
Теперь она смотрела на Яра с презрением. Меня мучила совесть. Но не сильно.
Редьярд же вперил в меня пристальный взгляд, сжал челюсти так, что кожа на скулах побелела. Могу себе представить, в какой он был ярости.
– Договаривай, – хмуро попросила Латифа.
Но Яр никак не мог справиться с обуревавшими его чувствами.
– Хафиз, твоя очередь, – процедил он.
А сам отошел к камину и встал к нам спиной, уставившись на огонь. Пожилой джинн поведал, как мы хотели использовать одержимость герцога, его страх перед собственным отражением. Как придумали странников с Востока. И как план провалился из-за того, что мы поторопили события – раньше времени явились в дом.
– Сейчас же никакого плана нет, – развел руками Хафиз, неодобрительно поглядывая в мою сторону. – Есть лишь желание держаться поближе к перстню и к тебе. И надежда, что все сложится само собой. Что ты думаешь об этом, Латифа? Ты сможешь нам помочь?
Пленница перстня покачала головой.
– Пока не знаю. Герцог не расстается с перстнем, охраняет его как зеницу ока. Не думаю, что он бы отдал его даже за избавление от проклятия. Но мы постараемся что-нибудь придумать…
Латифа вздрогнула, не закончив фразу.
– Он зовет меня. Надо идти.
Девушка растворилась в воздухе. Мы остались в комнате втроем в звенящей тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров. Как мне теперь смотреть Яру в глаза?
*** 43 ***
– Хафиз, оставь нас! – раскатился по комнате голос Редьярда.
Тон не сулил ничего хорошего. Пожилой джинн без лишних разговоров растворился в воздухе, мы остались один на один с Яром. Я расправила плечи и вздернула подбородок, дожидаясь, пока Яр преодолеет расстояние между камином и мной.
– Чего он со мной только не делал? – повторил джинн мои же слова.
Он остановился в опасной близости от меня – в полушаге, так что мне пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Я вновь ощущала себя хрупкой соломинкой, цыпленком, вышедшим на битву с соколом. Но и цыплята, когда путь к отступлению отрезан, начинают клеваться.
– Ты поставил это условие, чтобы запугать меня, чтобы ощутить власть надо мной. И не говори, что это не так! – крикнула я. – Если я и обманула твою драгоценную Лайти, то ненамного! Не знаю, почему ты передумал, но сначала ты хотел заставить меня страдать!
Злые слова, но честные. Гнев на лице Яра уступил место раскаянию – выходит, я не промахнулась, обвиняя его в жестокости.
– На тебя это не похоже, львенок, – передразнила я Латифу тоненьким голоском. – Мой смелый львенок. Мой прекрасный львенок! Как я скучала по тебе! Так скучала, что сразу бросилась на шею и языком пересчитала, все ли зубы на месте!
Я выпалила это и с трудом перевела дыхание. Внутри все колотилось. Да что со мной такое? Посмотрел бы на меня Патрик. Оказывается, не так уж я послушна, мила и беззащитна, как он всегда думал. Я отрастила клыки и коготки, готова царапаться и кусаться.
Яр пристально смотрел на меня сверху вниз с высоты своего роста, а я в ответ глядела на него, воинственно сложив руки на груди. Я выставила вперед носок одной ноги, будто бы наступала на джинна.
– Да ты ревнуешь, – тихо сказал он.
– Нет! – рявкнула я.
Мне самой было дико от этого нового, непривычного чувства.
– Я тебя ненавижу! – прошипела я.
И сейчас это было почти правдой. Как же все запуталось. Эмоции, прежде совершенно незнакомые, теснились в груди. Их было так много и таких разных, они рвали мое сердце в клочки. Я хотела, чтобы Яр обнял меня, прижал к себе, как прижимал ночью, и в то же время хотела прогнать его и никогда больше не видеть.
– Зачем ты мучаешь меня? – прошептала я.
Из глаз сами собой полились слезы. Что за наваждение с этим проклятым джинном? Я ощущала себя мотыльком, летящим на пламя свечи. Огонь обязательно подпалит крылышки бедному созданию, ведь он иначе не может – на то он и огонь. Но и мотылек не может улететь прочь: пламя так манит его, так манит… И ни за что не отпустит.
Яр молчал, и это было самое нестерпимое. Я чего только не наговорила, и хотела, чтобы он ответил хоть чем-то. Оправдался или съязвил, но только не отмалчивался с этим бесстрастным, нечитаемым выражением лица.
Я обвила руками его шею и потянулась губами к его губам. Я хозяйка, и, как выяснилось утром, я могу первая дотрагиваться до него. Яр не поддался и осторожно снял мои руки, сжал ладони в горсти.
– Нет, Ви, – твердо сказал он.
Я вырвалась и в негодовании толкнула его в грудь.
– Нет? Нет?! Это из-за Латифы? Да ответь же ты, деревянный чурбан! У деревяшки и то чувств больше, чем у тебя!
На мгновение я пробила его броню. Лицо Яра сделалось печальным. Конечно, не обо мне он жалел, а о своей ненаглядной Лайти, которая так близко и с которой он не может быть вместе.
Мне сделалось очень горько… И я совершила очередную глупость, которой не горжусь.
– Я желаю, чтобы ты вернулся в заточение! – крикнула я.
Яр поднял руку на первых словах, пытаясь меня остановить. Но я и не подумала притормозить.