Перед рассветом (СИ) - Криптонов Василий. Страница 3
— Да с чего ты взял… — предпринял очередную вялую попытку я.
Платон вздохнул:
— С того, что я вас слишком хорошо знаю! И готов поставить медный грош против императорского трона, что вы приложили руку к этому исчезновению.
— Всё нормально, Платон, — сказал я. — Ситуация под контролем.
Учитель поднял брови. Но сказать ничего не успел. В дверь аудитории нетерпеливо постучали, и в ту же секунду она распахнулась.
— Будьте любезны, уберите глушилку, Платон Степанович, — сказал раскрасневшийся Калиновский.
Глава 2
Платон щелкнул пальцами. Глушилка исчезла.
— Приветствую, господин Барятинский — сказал ректор.
Я вежливо поклонился.
— Могу узнать, о чём вы тут беседовали в уединении?
Я покачал головой:
— Увы. Уединенные беседы не предполагают откровений.
— Хорошо. Тогда я задам вопрос напрямую. Что случилось с господином Юсуповым?
Я пожал плечами:
— Я уже говорил Платон Степановичу. Я — не господин Юсупов, и на этот вопрос ответить не могу.
— То есть, вы не знаете?
— Нет.
— Вот как? — Калиновский прищурился. — А если я попрошу вас принести магическую клятву?
Клятвы в этом мире — дело серьёзное. Тем более — магические. Ими не разбрасываются. Что бывает с теми, кто разбрасывается, я наблюдал своими глазами.
— Я могу поклясться лишь в том, что ситуация под контролем, — повторил я то, что уже сказал Платону. — Вам не о чем беспокоиться, Василий Фёдорович.
— Не о чем⁈ — взвился ректор. — Вы, возможно, просто не отдаёте себе отчёт, что происходит, господин Барятинский? Так извольте, я расскажу. С территории академии бесследно исчез курсант. Его мать — чей иск в адрес господина Хитрова о причинении увечий её сыну, к слову, никто не отменял, — рыдает сейчас у меня в кабинете. Его дядюшка хлопочет вокруг невестки, а мысленно наверняка потирает руки. Уж теперь-то, полагает он, занимать пост ректора этого достославного заведения вашему покорному слуге осталось считанные часы! Хотя, и чёрт бы с этим, — Калиновский всплеснул руками. — Произошло немыслимое: пропал курсант! Беспрецедентный случай в истории академии! Да если бы мне предложили сейчас покинуть свой пост в обмен на то, чтобы увидеть господина Юсупова живым и здоровым, я согласился бы немедля! А вы, господин Барятинский, утверждаете, что ситуация под контролем?
— Именно, — кивнул я. — И надеюсь, что скоро вы получите подтверждение моих слов.
Я посмотрел на часы — семейную реликвию, доставшуюся мне в наследство от Александра Барятинского.
Калиновский машинально извлек из нагрудного кармана собственные часы. Откинул крышку, взглянул на циферблат. Сказал зачем-то:
— Сейчас восемь часов пятьдесят пять минут.
— Благодарю, — кивнул я. — Мне это известно, только что увидел.
Наступила тишина. Калиновский и Платон смотрели на меня. Я молчал — добавить к уже сказанному было нечего.
Калиновский постепенно начал становиться пунцовым.
— Господин Барятинский… — снова гневно заговорил он.
Но тут в дверь аудитории опять постучали. Совсем не так, как перед тем стучал Калиновский. Вежливо и предупредительно.
— Да, — недовольно сказал ректор.
Дверь открылась. Заглянул секретарь Калиновского —худощавый долговязый дядька в нарукавниках. Поклонившись, пробормотал:
— Покорнейше прошу простить за то, что прерываю беседу…
— Ничего, — кивнул Калиновский, — это не самая приятная беседа, поверьте. Что у вас?
— С вашего позволения, Василий Фёдорович, прибыл курьер…
— Что-то срочное? — Калиновский нахмурился.
— Не могу знать, Василий Фёдорович. Он, извиняюсь, прибыл не к вам…
— А к кому? Что вы мне голову морочите? Говорите толком!
Я едва ли не впервые в жизни видел Калиновского таким взвинченным. Секретарь, кажется, тоже.
— Курьер прибыл к их сиятельству госпоже Юсуповой, — пробормотал он. — Сказал, что ему доподлинно известно — её сиятельство находятся здесь. А дело, мол, безотлагательное. Требует срочно пропустить его к госпоже Юсуповой.
— Вот как, — Калиновский нахмурился ещё больше. — Но вы не пропустили, разумеется?
— Как можно, Василий Фёдорович! — Секретарь прижал руки к груди. — Без вашего дозволения в ваш кабинет — ни в коем разе! Велел обождать в приёмной, а сам — немедленно сюда-с.
— Правильно сделали, благодарю. Возвращайтесь в приёмную. Я скоро буду.
Секретарь поклонился и исчез за дверью. А Калиновский повернулся ко мне.
— Константин Александрович. Верно ли понимаю, что явление курьера к госпоже Юсуповой — одна из составляющих того подтверждения ваших слов, которое вы упомянули?
Я неопределенно повёл плечами:
— Вероятно.
— Что ж, в таком случае — подойдите ко мне. И вы тоже, Платон Степанович.
Мы с Платоном подошли к Калиновскому.
— Я крайне редко использую такой способ перемещения, — проворчал Калиновский, — но вы мне просто не оставляете выбора! Нестись сейчас очертя голову по коридорам на глазах у всей академии означает создать ещё один повод для слухов. А их и так уже более чем достаточно!
Да уж. Я представил пухлого, коротконогого Калиновского семенящим по коридору. Представил его побагровевшее лицо, струящийся по вискам пот, оборачивающихся вслед курсантов… Н-да.
Бегущий генерал, как известно, в мирное время вызывает смех, а в военное —панику. На пользу не идёт ни то, ни то. Жизненной мудрости ректору не занимать, это точно.
— Возьмите меня за руки, господа. — Калиновский подал одну руку Платону, другую мне. Скомандовал: — Внимание! Портал.
Я едва успел моргнуть. Мгновение темноты — и вот мы втроём уже стоим в приёмной Калиновского.
Знакомые стены, отделанные панелями из тёмного дерева, стол секретаря с письменным прибором и стопками бумаг, богатый ковёр на полу. Вдоль одной стены — ряд стульев, обитых атласом, у другой стены — низкий столик с двумя креслами.
Секретаря в приёмной не было. Неудивительно — для того, чтобы попасть сюда, ему нужно было пройти по длиннющему коридору, спуститься с третьего этажа на первый и миновать ещё один длиннющий коридор. Зато в кресле у низкого столика развалился курьер — парень моих лет в тёмно-зелёной форме. Фуражку он небрежно бросил на столик, в зубах держал дымящуюся сигарету, в пальцах вертел серебряный портсигар.
Увидев нас — материализовавшихся неизвестно откуда прямо посреди приёмной, — парень открыл рот. Сигарета упала на ковёр.
Платон, взглянув на неё, поморщился и повёл ладонью. Окурок взмыл вверх, подлетел к пепельнице на столе и сам собой затушился.
— Как ваше имя, любезный? — глядя на портсигар в руках у курьера, ледяным тоном осведомился Платон.
— М-макар, — заикнулся парень. — Брагин Макар, ваше благородие…
— Это ваш портсигар?
Парень побледнел. Тоже посмотрел на портсигар. И осторожно крякнул:
— М-мой…
— Вот как? — Платон наклонил голову набок. — А отчего же, скажите на милость, на нём написано: «Господину Гриневу в благодарность за верную службу»?
— Что-о⁈ — взвился Калиновский.
Невидимая рука схватила курьера за шиворот. Вырвала из кресла и подвесила на невидимый крюк под самым потолком.
— Как ты смеешь, негодяй, трогать чужие вещи⁈
— Ы-ы-ы, — взвыл перепуганный насмерть курьер.
— Что здесь происходит, господа?
Дверь кабинета Калиновского открылась. В приёмную выглянула заплаканная красавица лет двадцати пяти. Если бы Надя не доносила до меня сплетни о том, сколько денег госпожа Юсупова тратит на косметическую магию, и я не знал доподлинно, что передо мной — мать Жоржа, то принял бы эту даму за его сестру. Из-за плеча Юсуповой выглядывал Илларион.
— Примите мои извинения, ваше сиятельство, — Калиновский поклонился Юсуповой. — Изволите ли видеть — прибыл курьер. Говорит, что к вам. Пока мой секретарь отлучился из приёмной, этот негодник стащил у него со стола портсигар.
— Фи, как неприлично, — выплывая из кабинета, возмутилась Юсупова. — Этого мерзавца следует высечь!