Шерлок Холмс возвращается в Лондон - Карраэр Филип Дж.. Страница 31

— Что скажете, Уотсон? — спросил он. — Как вы считаете, есть ли какой-то злой умысел или предвзятость в этой небольшой истории? Нужно ли нам рассказать о ней Лестрейду?

— Злой умысел? — ответил я. — Вовсе нет. Кажется, всё было сделано как раз так, чтобы восстановить справедливость.

— Согласен, — сказал Холмс. — Даже если вы и нарушили пару законов, истина восторжествовала. Мейхью теперь осудят. Не за кражу ожерелья, а из-за того, что прочитали в его книге. Ожерелье нашли и вернули законному владельцу. Осталось ещё что-то?

— Нет, совершенно ничего, — ответил я.

— Глас народа — глас Божий. Виггинс, вы свободны. Ваши слова соответствуют фактам. Вы можете не бояться меня или доктора Уотсона. Идите… и позаботьтесь о вдове своего брата и его маленьком сыне.

Виггинс улыбался, его лицо светилось благодарностью:

— Спасибо вам, мистер Холмс. И вам тоже, доктор Уотсон. От всего сердца благодарю вас обоих. Благослови вас Бог!

Он поклонился нам и вышел. Судя по звуку его шагов, он чуть не танцевал от радости.

Виггинс снял прекрасный дом в хорошем, респектабельном районе Лондона. Когда Марта увидела дом, её губы задрожали и из глаз полились слёзы. Она с благоговением взглянула на Виггинса и подошла к входной двери.

Взяв за руку Уильяма, она зашла внутрь. Мальчик весело захохотал, и Виггинс подумал о том, что так же жизнерадостно должен звучать смех каждого ребёнка.

ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ ЧАРЛЬЗА БАЗИАНА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Была полночь. Опиумный дым заполнял всё пространство притона от пола до потолка. Смутные тени людей были едва различимы. Сквозь полумрак то тут, то там вспыхивал огонёк, напоминавший тление углей в очаге, — кто-то затягивался опиумом. Затем огонёк пропадал, и всё опять погружалось в дымную полутьму. В комнате горела одна-единственная тусклая лампа красного стекла. Её слабый свет окрашивал стены в багровые тона. Место напоминало один из кругов ада.

Запах опиумного дыма смешивался со зловонием реки, протекавшей неподалёку, и в воздухе стоял невыносимый тошнотворный дух. Впрочем, в комнате его никто не замечал. Обитатели притона либо уже привыкли к нему, либо слишком погрузились в свои наркотические видения.

Управляющий притоном по прозвищу Ласкар, то есть индийский матрос, был необычайно высок ростом, почти семь футов. Он возвышался над курильщиками, которые сидели, подогнув под себя ноги, или лежали на матрасах и на полу. Его кожа была цвета чёрного чая, на голове росли чёрные, густые, курчавые волосы, на лице навечно застыла маска неприязненности, а глаза были маленькими и злыми, как у змеи. Он двигался почти бесшумно и, должно быть, казался курильщикам огромным кораблём, выплывавшим из густого тумана.

Один из курильщиков потянулся к стоящей рядом чаше и с помощью длинной иглы достал оттуда что-то напоминавшее патоку. Он скатал её в шарик, положил в свою трубку и глубоко затянулся. Ещё один красный огонёк замерцал в опиумной мгле.

В углу комнаты полулежал человек. Он был одет лучше, чем остальные, на пальце виднелось кольцо с бриллиантом, значит, у него водились деньги. Ласкар подошёл к нему и заметил, что тот спит. Тогда этот высокий смуглый человек взял полотенце, присел на корточки и прикрыл полотенцем лицо спящего. Тот дёрнулся, проснулся и, поняв, что его душат, мигом вышел из алкогольного плена. Он метался и боролся, но Ласкар был сильнее, и через несколько минут человек затих. Никто в комнате даже не заметил, что произошло убийство.

Ласкар осторожничал и не убирал полотенца ещё какое-то время. Потом отбросил его. Глаза убитого оказались широко раскрыты, будто от удивления.

Ласкар снял с его пальца кольцо, обыскал одежду, вытащил золотые карманные часы и кошелёк. Он вынул оттуда деньги и быстро положил всё, что нашёл, в карман своего пальто.

Ласкар схватил человека сзади под мышки и приподнял его. Так держат тех, кто перебрал бренди или выкурил слишком много опиума. Чтобы не вызвать подозрений тех, кто мог его видеть, он громко произнёс дружелюбным тоном:

— Давай, приятель, вот так. Всё будет хорошо.

Ласкар потащил тело в соседнюю комнату. Ноги убитого волочились по полу, голова беспомощно болталась. Комната оказалась пустой, посетителей сюда не пускали, но Ласкар всё же закрыл дверь на ключ.

Здесь можно было не притворяться, что человек всё ещё жив, и он бросил тело на пол, нагнулся и приподнял угол старого потрёпанного ковра. В полу виднелось железное кольцо. Ласкар резко потянул за него и открыл большой люк. Там, внизу, быстро текла река, и комнату наполнил звук слабого журчания. Во время отлива река становилась совсем мелкой, и можно было разглядеть дно. Но сейчас, ночью, вода поднялась на несколько футов и казалась совсем чёрной.

Тело упало в реку почти бесшумно, тихий всплеск, едва отличимый от шума волн, накатывающихся на берег. Течение подхватило убитого и понесло его к Лондонскому мосту.

Ласкар закрыл люк, опустил край ковра, открыл дверь и вышел из комнаты, радуясь наживе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

За долгие годы дружбы с Шерлоком Холмсом я убедился, что в нём уживаются два совершенно разных человека. С одной стороны, он был воплощением рассудка и логики, а с другой — романтиком, особенно в том, что касалось его преданной любви к справедливости.

Как я уже не раз говорил, именно эта преданность и привела его к тому, чем он занимался. Его брат Майкрофт тоже прекрасно владел искусством подмечать детали и анализировать их, однако ему не пришло в голову воспользоваться этим талантом так, как это сделал Холмс. Значит, разница между ними вовсе не в их способностях, а в том, что Холмс, в отличие от родного брата, всем сердцем предан идее справедливости.

Я решил сообщить Холмсу о своих наблюдениях и рассказал ему, что заметил в его характере двойственность.

Он нахмурился и резко пресёк мои рассуждения:

— Не вижу никакой двойственности. Разум и логика — это то, без чего не прожить. Я лишь использую их по-своему.

— Но вы не раз нарушали закон, чтобы достичь справедливости, — возразил я. — Во всяком случае, в тех ситуациях, когда рука закона бессильна. В таких поступках нет ни логики, ни разума, они идут от сердца. Вы хотели справедливости для тех людей, которые нуждались в ней, и делали то, что было нужно. — Я улыбнулся. — Так что всё-таки вы безнадёжный романтик.

Вместо ответа Холмс развернул «Таймс» и принялся просматривать новости. Он хотел найти заметки о каком-нибудь интересном преступлении. Другие события его мало волновали.

— Справедливость логична. Уотсон, значит, ваше предположение в корне неверно, — бросил он из-за газеты.

Я думал было продолжить спор, но в дверь постучали, и вошла миссис Хадсон.

— К вам мистер Лестрейд, джентльмены, — сказала она. — Он хочет видеть мистера Холмса.

— Мистер Холмс, мне нужно с вами потолковать. — Лестрейд говорил так быстро и взволнованно, что стало ясно: произошло нечто серьёзное.

— Инспектор, — сказал Холмс невозмутимым тоном, — кажется, вы чем-то обеспокоены. Могу я предложить вам бренди?

Лестрейд сделал отрицательный жест рукой и произнёс:

— Я в тупике, мистер Холмс. Я расследую дело, которое, должен признаться, за пределами моих возможностей. Могу я рассчитывать на вас? На вашу помощь.

Мы с Холмсом впились взглядами в инспектора. Должно быть, дело было действительно очень запутанным, раз он пришёл с такой просьбой.

— Инспектор, — глаза Холмса живо заблестели, — я буду рад сделать всё, что в моих силах. Что произошло?

— Чарльза Базиана нашли мёртвым в его доме, — выдохнул Лестрейд.

Слова инспектора смутили меня.

— Боже правый! — воскликнул я. — Что случилось? Только вчера я был у него дома, чтобы справиться о здоровье.