Множество жизней Элоизы Старчайлд - Айронмонгер Джон. Страница 28
Вот и все. Все ее имущество. Больше у нее за душой не было ничего.
Только воспоминания.
Она думала о том, какая все-таки любопытная штука – память. Где живут воспоминания? В голове? В сердце? Куда они пропадают, когда ими не пользуются? Как их найти? Как понять, что это они? Как отличить истинное от ложного? Даже ее собственные воспоминания – воспоминания о Марианне Мюзе и монастыре в Кетиньи – даже они иногда подводили Марианну. Как она могла доверять воспоминаниям женщины, которую никогда не знала?
Стоя на обочине дороги и обводя взглядом виноградники Монбельяров, Марианна Мюзе почувствовала себя старше своих восемнадцати лет. Она почувствовала себя выше своего скромного роста. Она почувствовала себя красивее, чем позволяло зеркало. Она почувствовала себя увереннее, чем чувствовала бы себя любая другая девушка, отвергнутая своим монастырем.
– Достоин агнец, – прошептала она себе под нос. Dignus est agnus. Достоин агнец. Она знала тайный смысл этих слов. Она была агнцем. Она была достойна.
И она должна была кое-что сделать.
Пятьдесят рядов виноградной лозы от ручья. Она отсчитала их. Поставила отметку на земле и снова пересчитала. Пятьдесят рядов.
Пятьдесят кустов от начала пятидесятого ряда.
Она медленно вышагивала вдоль них.
Сгущались сумерки. Небо было лилово-желтым. Ее тень становилась длиннее. Раз. Два. Три.
Пятьдесят кустов.
Она услышала голоса вдалеке. Приникла к земле и подождала, пока люди пройдут мимо. Высокие голоса. Фермерские девушки.
Когда они ушли, Марианна начала копать. Она рыла землю голыми руками. Почва в ее пальцах была каменистой и твердой. Как глупо. Следовало взять с собой инструмент. Что-нибудь, пригодное для рытья. Марианна огляделась, но не увидела ничего подходящего. Она отломила от куста короткую ветку, но помогло это мало. Не страшно. Времени хватит. Она лежала на дорожке между рядами и медленно рыла. Копать было глубоко. Это она знала точно.
На небе совсем стемнело. Желтые мазки стали охряными, а охряные – киноварными. Эти краски принадлежали Богу. Так сказала бы сестра Агата с темными глазами. Это Бог раскрашивал небо.
Марианна взяла передышку. Снова послышались голоса. Процокала мимо усталая лошадь. Гоготали гуси, возвращаясь домой. Пролаяла собака.
Хотелось есть. Виноград был еще слишком зелен, но она все равно попробовала ягоду и сразу же выплюнула. Несъедобная. Жан Себастьен поступил бы так же.
Она снова взялась за дело. Пальцы уже болели. Под руку постоянно попадались корни и мешали копать. Марианна подумала о том, чтобы закончить на сегодня и вернуться утром, вооружившись хорошим острым камнем, но продолжила вычерпывать землю маленькими пригоршнями.
Яма постепенно становилась глубже. Что бы сказала мать-настоятельница, если бы узнала, что сестра Марианна торчит тут одна, в темноте, с руками по локоть в земле? Эта мысль подстегнула ее. Еще пригоршню. И еще одну.
Рука наткнулась на что-то твердое. Марианна попыталась ощупать предмет. Но было темно, и она не видела ни зги. Из-под ногтей у нее сочилась кровь. Она поменяла руки и принялась копать левой.
Это была шкатулка. Марианна не сомневалась. Медная шкатулка. Двадцать минут ушло на то, чтобы ее откопать.
«Три кошелька с монетами», – сказал Жан Себастьен. Мужчина в воспоминании. Мужчина, которого она видела только во сне.
Волнение в ее груди росло. Она вытащила шкатулку из земли и попыталась рассмотреть ее в тусклом ночном свете. Внутри что-то лежало. Марианна встряхнула шкатулку. Что-то тяжелое.
Потребовалось некоторое время, чтобы справиться с защелкой, но вот, наконец, Марианна открыла крышку. Внутри лежали два небольших кожаных мешочка: один был туго затянут шнурком и под завязку набит содержимым, второй же – меньше размером и посвободнее. Она взяла тот, что поменьше, и развязала.
Золотые монеты! Они сверкали даже в полутьме. Штук сто или больше. С таким количеством золота недолго разбогатеть. Сказочно разбогатеть.
А во втором мешочке…
…еще больше монет. В два раза больше.
Марианна тщательно пересчитала монеты. В большом кошельке их было двести двадцать, в маленьком – ровно в два раза меньше.
Полтора кошелька. Кто-то приходил сюда до нее? Теперь все встало на свои места. «Три кошелька», – сказал Жан Себастьен. Три кошелька он показал Элоизе.
Кто-то забрал половину золота.
Повинуясь порыву, она отсчитала себе в ладонь тридцать монет, вернула остальное в мешки и спрятала их обратно в шкатулку. Кто-то оставил эти монеты здесь, чтобы она могла их найти. Она сделает то же самое. Тридцати монет и так более чем достаточно. Путешествовать с большей суммой слишком рискованно. Она положила шкатулку в яму и засыпала ее землей, а после притоптала. Под покровом ночи Марианна затолкала монеты в подол и манжеты своего платья. Часть монет она вложила в сапоги, распределив их под сводами стоп и между пальцами ног. Под грудью у нее был повязан длинный льняной пояс – оставшееся золото она спрятала там.
Оставалась одна монета. Марианна стиснула ее в кулаке.
Ночевать среди виноградных лоз она не стала. Ее бы обнаружили утром. Но ночь обещала быть сухой, а поблизости стоял лес с тысячей мест, где она могла укрыться. Марианна откинула со лба волосы, и что-то внутри нее издало крик невыразимой радости.
– Достоин агнец, – сказала она громко. Она была здесь одна, но ее голос заполнил всю долину. – Достоин, достоин, достоин… агнец.
Скупщик на улице Дукат в широком мягком берете, низко натянутом на глаза, окинул Марианну беглым взглядом поверх своего гроссбуха. Он положил ее монету на чашу весов.
– Как вас зовут, любезная?
– Марианна Мюзе.
Он внес ее имя в гроссбух, плавно и медленно выводя каждую букву, и промокнул тряпочкой.
– Вам посчастливилось, – протянул он спокойным, заунывным голосом. – Это очень ценная монета. Называется «franc à cheval» [23]. Наполеон предложил бы вам за нее долговую расписку, чтобы оплатить поход своей армии на Россию. – Он изучил Марианну, кивая головой взад и вперед. – Однако осмелюсь предположить, что вы хотите получить взамен нее что-то, что можно потратить уже сегодня.
– Если это возможно. – Марианна слабо улыбнулась.
– Откуда у простой крестьянки мог взяться золотой франк?
– Мне оставил его отец. – Ответ не показался ложью.
Скупщик обмакнул перо в чернильницу и скрупулезно записал все детали.
– Двенадцать франков, – сказал он. – Это большее, что я могу предложить.
– Пятнадцать, – предложила Марианна.
– Двенадцать франков, и я не стану задавать лишних вопросов. – Говоря это, скупщик уже отсчитывал монеты.
На пять сантимов Марианна купила хлеба и оливок. Она уселась на мостовую и за раз съела целую буханку.
В переулке близ улицы Форж она нашла портного. Он снял с нее мерки с помощью шерстяных ниток, которые потом закрепил булавками на манекене.
– У меня есть светло-коричневая краска и зеленая краска, – сказал он ей. – Чем больше вы готовы заплатить, тем больше будет краски.
– А голубой нет? – спросила она. Элоиза носила ярко-голубые платья. – Или красной?
– Хотите, чтобы вас приняли за леди? – спросил он. – Заплатите неприлично много, и вам даже отрубят голову.
– Давайте коричневую, – решила Марианна. – Не слишком много.
У шляпных дел мастера она купила скромный капор с лентами, которые завязывались под подбородком. Сапоги она решила оставить свои, но заглянула к сапожнику, который починил их и пришил декоративную пряжку.
– Были бы вы осторожнее с такими деньгами, – предупредил сапожник. – Девушка с полным кошельком франков может привлечь к себе нежелательное внимание.
Она опять ночевала в лесу. Пила из ручья. Платье будет готово только через четыре дня. Ей нужна была постель. Она могла бы вернуться в Кетиньи, к монахиням, но те могут затребовать доказательства ее победы над своими демонами. Могла бы снять комнату в таверне, но для одинокой молодой женщины это был необоснованно большой риск. Внизу, в долине, из труб маленьких коттеджей, где жили виноградари, поднимался дым. Возможно, за несколько сантимов кто-то из них пустит ее в свой сарай на ночлег. Марианна потуже затянула пояс под грудью и зашагала вниз по склону.