Множество жизней Элоизы Старчайлд - Айронмонгер Джон. Страница 37

7

Катя

1986 год

– Как мой английский?

– Делаешь успехи.

Катя вывела «Рено» на проселочную дорогу и прибавила скорость.

– Эй, не гони как на пожар. – Милан на пассажирском сиденье пытался разобраться в дорожной карте. – Хотелось бы еще немного пожить.

– Отличное английское выражение! Молодец. Использовал идиому.

– Идиому?

– Ну, знаешь, все эти нелепые фразочки, которые так любят англичане, но иностранцам они кажутся бредом? Никто ведь на самом деле не едет на пожар. Это просто слова. Но для англичан это нормально. Далеко еще до Анноне?

Милан сверился с картой.

– Приблизительно… шестьдесят километров. Скоро сделаем остановку и немного отдохнем. Потом – моя очередь вести.

Они свернули с главной дороги во Вьенне и въехали в пригород.

– Осталось сорок километров! – ликовала Катя. Она нашла свободное парковочное место и подняла кулак в воздух.

На площади Пале они нашли пивной ресторанчик с летней верандой.

– На улице слишком холодно, – запротестовал Милан, но в помещении не оказалось свободных столиков.

– Мы выживем, – сказала Катя. – Мы сильные.

– А вдруг ты простудишься? – переживал Милан. – Ты подумала о ребенке?

Катя пожала плечами.

– У ребенка температура всегда одинаковая, – сказала она. – На улице может мести пурга, а ей все равно будет тепло.

– Или ему… – добавил Милан.

– Или ему.

Это была долгая поездка и сложное путешествие по морю. Катя нервничала.

– Я хочу приехать туда хотя бы на один день раньше, – объясняла она Милану. – Просто на всякий случай.

Они выехали из своего дома в Ливерпуле в пятницу седьмого марта. Элоиза родилась десятого.

Милану не раз приходилось успокаивать ее во время путешествия.

– Не паникуй. Мы будем вовремя.

Они планировали добираться из Дувра в Булонь на аэролодке, но погода в субботу была слишком ветреной, и все рейсы отменили. Катя буквально не находила себе места. Они купили билеты на вечерний паром до Кале. Милана всю дорогу рвало. Когда они сошли с парома во Франции, уже стемнело.

– У нас впереди еще весь завтрашний день, – уговаривал Милан, – к тому же, нам нечего делать в Анноне раньше полудня понедельника.

Милан хотел остановиться на ночь в отеле. Катя была полна решимости ехать дальше.

– Я сяду за руль, если ты не в состоянии, – упиралась она.

– Не нужно. Я в состоянии.

Всю ночь они ехали в направлении Лиона, остановившись только один раз, чтобы выпить кофе и дозаправиться. Катя спала на заднем сиденье, неуклюже свернувшись калачиком под пледом. Она тихонько похрапывала. Иногда блики белого света от фар проезжающих мимо машин выхватывали ее лицо из темноты, как в старом кино. Милан смотрел на нее в зеркало заднего вида и улыбался этой мысли.

– Мы снова в Дижоне, – объявил он ранним утром, когда уже ныло все тело, а заря только начинала заниматься на восточном горизонте. Он задумался, не захотела бы Катя заглянуть по пути в поместье Монбельяров, но слушая Катин тихий храп, Милан решил, что ее сейчас не стоит тревожить. Он ехал дальше.

Они позавтракали в Шалон-сюр-Соне с видом на реку. Милан снова пытался успокоить Катю.

– У нас остается двадцать восемь часов на двести километров пути.

Она взглянула на часы.

– Нам пора ехать дальше, – сказала она.

– Мне нужно поспать.

– Ты спи. Я поведу.

Это была безумная, безрассудная поездка. Никто в Анноне не ждал с ними встречи. С какой стати? Кто будет верен обещанию, данному полтора века назад? Кто добровольно расстанется с огромным состоянием?

– Половиной состояния, – поправляла Катя.

– И все равно, кто?

– Я бы рассталась, – отвечала она, а Милан только закрывал глаза и вздыхал.

– Езжай помедленнее, – просил Милан. – Подумай о нашем ребенке.

– С нашим ребенком все будет замечательно.

На радио Катя поймала франкоязычную станцию, по которой передавали американские хиты.

– «Я влюблена-а-а»  [29]. – Она старалась петь тихо. Милану нужно было выспаться. Диктор новостей сообщил, что японский космический зонд пролетел мимо кометы Галлея.

– Ты слышал?

Милан не слышал. Да и все равно бы ничего не понял. Они ехали дальше.

Они поменялись местами за рулем и пересекли мост через реку в Ле-Перье.

– Почти на месте, – сказал Милан.

Анноне. Город, где родилась Элоиза. Катя почувствовала что-то невыразимо щемящее в груди.

– Ты что-нибудь узнаешь?

– Нет.

Но это все равно был Анноне. Холмы остались прежними, даже если город изменился.

Они петляли по лабиринту узких улиц. Аскетичные здания из серого камня заползали на тротуары. Машины были припаркованы кое-как. На дорогах царила сутолока.

– Куда дальше?

– Туда.

Но она не знала, куда. Она не могла сориентироваться. Раньше она проезжала через Анноне только на мягких подушках кареты.

Они свернули на очередную узкую улочку. Милан направил машину в центр города, следуя за указателями. Где они находились сейчас? Кате стало не по себе. Вот здание, которое выглядело смутно знакомым. Церковь, обмазанная желтым цементом, стояла на углу улицы. Может ли это быть церковь из ее воспоминаний? Нет, она не знала эту церковь. Она выглядела неправильно.

– Ты знаешь это место? – спросил Милан.

– Не уверена.

Анноне нельзя было назвать красивым городом. Или очаровательным. Как грустно было это осознавать. В воспоминаниях Элоизы Анноне остался самым прекрасным местом во Франции. Но сегодня… Заколоченные окна. Куски бетона, отваливающиеся от стен. Мусор на обочинах, граффити на стенах.

Было воскресенье. Магазины выглядели одиноко без посетителей.

Катя устала.

– Нам нужно найти… то место, о котором шла речь, – сказала она. – А потом – гостиницу.

Они выехали на площадь, и Катя сверилась с картой.

– Сколько лет было Элоизе, когда она уехала из Анноне? – спросил Милан.

– Двадцать пять.

– 1784 год, – сказал Милан. – И сейчас ты видишь город впервые после того воспоминания?

– Иногда я вижу его во снах. Буквально пару ночей назад он мне снился. Это очень яркое воспоминание.

– И все же неудивительно, что ты ничего тут не узнаешь. Здесь почти каждое здание моложе, чем любое воспоминание Элоизы. Куда конкретно мы направляемся? Где Элоиза целовалась с Жак-Этьенном?

– Это Жак-Этьенн поцеловал Элоизу. – Катя закрыла глаза. Она никогда никому об этом не рассказывала. Даже Милану. – Нам нужен Нотр-Дам-де-Люзин. Это церковь на излучине реки Деом.

– Церковь? – переспросил Милан. – Они целовались в церкви?

– Нечему так удивляться. Нотр-Дам-де-Люзин – богоматерь фабрики – была семейной церковью Монгольфье. Она находилась рядом с бумажной фабрикой. Кажется, ее построил Лоран де Монгольфье. Точнее, оплатил строительство.

– И там они поцеловались?

Катя хлопнула его по руке.

– Ну, а почему бы и нет? Почему бы и не в церкви?

– Напомни, где мы с тобой впервые поцеловались?

Она обвила его одной рукой за плечи.

– На пороге нашей фермы в Новой Вышне.

– Нет же! – возмутился он. – На подъездной дорожке.

– Почти на пороге.

– Там оставалось метров двадцать до порога.

Милан приобнял ее в ответ. Он посмотрел на карту.

– Вот, – Катя ткнула пальцем в карту. – Там, где река делает поворот. Там будет невысокий холм, и прямо на его вершине стоит церковь, на полянке, в окружении черных сосен.

Они снова стали петлять по узким улочкам, теперь уже удаляясь от центра, пока не нашли дорогу, которая вывела их к лесу, окружающему долину реки.

– Вот! – Катя показала пальцем туда, где сквозь деревья в прозрачное голубое небо устремлялся белый шпиль. Тропинка повернула на холм, и там, незапятнанная и неизменная, стояла, как и прежде, церковь из воспоминаний Элоизы. – Sacrebleu! – прошептала Катя и перекрестилась правой рукой. – Мы нашли ее.