Множество жизней Элоизы Старчайлд - Айронмонгер Джон. Страница 43

Это будет трудно.

Она вспомнила, что в библиотеке стоял фламандский клавесин – изящный инструмент с бело-золотой отделкой и инкрустированный маркетри из слоновой кости, спроектированный, чтобы лучше соответствовать музыке современных композиторов, таких как Моцарт. Элоиза часто играла на нем. Найдет ли она его на месте? Инструмент оказался слишком громоздким, чтобы поместиться в колодце. Играл ли на нем Эгльфин? Настроен ли он? Возможно, ей удастся приманить Эгльфина к инструменту. Возможно, она могла бы уговорить его сыграть на нем, и проткнуть его ножом, пока его голова будет полна музыки?

Еще там были книги. Сотни книг. Они всплошную покрывали целую стену. Труды Вольтера, Декарта и Мольера, максимы Франсуа де Ларошфуко, трактат о торговле Бартелеми де Лаффема, истории Жедеона Таллемана де Рео, новеллы Маттео Банделло в переводах Пьера Боэтюо. Как же много книг. Некоторые, скорее всего, были сняты с полок и спрятаны в колодце, но большая их часть, как подозревала Марианна, осталась в библиотеке.

– Не будем брать ничего, что может легко загнить или пропасть, – распорядился Жан Себастьен, когда сокровища были спрятаны.

Возможно, она могла бы взять с полки книгу, как бы между делом. Могла бы повосхищаться ей. Могла бы рассказать что-нибудь умное об этой книге. И могла бы показать ее Эгльфину, а когда тот наклонился бы поближе, чтобы рассмотреть книгу вблизи, он напоролся бы на ее нож.

Но убить человека будет отнюдь не просто. О, это был мир, где смерть подстерегала на каждом шагу, где многие недуги могли лишить человека жизни буквально во сне, и все же человеческий дух никогда не уступит без боя другому человеческому существу. Она чувствовала это кожей. Эгльфин будет настороже. В этом не приходилось сомневаться. Слова матери Марии из Монастыря дождей будут ждать своего момента, чтобы остановить ее руку. Годы чтения Священного Писания на латыни. «Agnus Dei». «Non occides».

Ее будет терзать страх поимки. Сможет ли она предстать перед гильотиной, как это сделала Элоиза? Сможет ли она поднять глаза, чтобы смотреть на лезвие?

Когда Элоиза жила в поместье, в библиотеке стоял расписной глобус из букового дерева с изображениями обеих Америк и Китайской империи. Там ли он еще? И письменный стол Жана Себастьена, и его секретер из вишневого дерева? Остались ли они в целости и сохранности? Она попыталась мысленно нарисовать перед собой помещение. Ее знакомство с планировкой могло бы помочь ей. Сможет ли она поразить его через стол? Так же ли легко войдет нож со спины, как и спереди?

Секретарь Эгльфина, бледный мужчина с тонкими усами, появился из-за дверей библиотеки с чрезвычайно напыщенным видом.

– Генерал велел обождать, – сообщил он.

– Мы здесь по его приказу, – сказал Мусель.

Секретарь снова скрылся в библиотеке. Марианна и Мусель остались в просторном коридоре, где под ногами простирался мозаичный пол. Часы с маятником отсчитывали секунды их ожидания.

– Он всегда заставляет людей ждать? – спросила Марианна.

– Он занят делами Империи, – ответил Мусель.

– Разве мы не входим в эти обязанности?

– Проявим терпение. – Адъютант опять нервничал. – Он не из тех людей, которые смотрят сквозь пальцы, когда их отвлекают.

Да уж, очевидно. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Сесть было негде.

После очень долгого ожидания высокие двери снова отворились, и оттуда вышел гвардеец в синей ливрее. Он даже не взглянул в сторону Марианны. Он занял позицию у дверей, уставившись перед собой, как манекен.

– Кто это?

– Он офицер личной охраны генерала.

Вот так работа. Торчать у входа в комнату и защищать человека, по которому плачет лезвие ножа.

Они подождали еще. Пехотинец с трясущейся рукой прошел мимо, по пути зажигая свечи. Он вынимал новые свечи из мешочка, висящего у него на поясе, и вставлял их в пустые подсвечники. Он не сказал ни слова ни Муселю, ни Марианне, ни офицеру охраны.

За окном постепенно темнело.

К ним снова вышел секретарь.

– Капитан Мусель, – позвал он.

– К вашим услугам.

– Будьте любезны, приведите двух офицеров из роты вольтижеров. Генерал хотел с ними переговорить.

– Разумеется. – Мусель щелкнул каблуками. – Рота расквартирована в городе. Мне нужно будет послать гонца.

– Ну так пошлите.

– А что насчет нас? – спросила Марианна. – Мы торчим тут уже два часа.

Секретарь смерил Марианну взглядом, как будто видел ее впервые, и счел ее наружность оскорбительной для своей персоны.

– Генерал занят, – кисло ответил он и надул губы.

– Я, между прочим, тоже, – сказала Марианна и направилась к двери решительным шагом.

– Мадам, туда нельзя…

Библиотека не изменилась. Клавесин стоял под окном. Книги остались на своих полках. Ставни были закрыты, в камине горел огонь. На тахте лежал мужчина, сняв сапоги с потных ног и закрыв глаза. Его парик покоился на болванке, а голова была лысая, как кожура абрикоса.

– Мадам! – секретарь ворвался в комнату следом за Марианной, а вместе с ним прибежал и гвардеец в синей форме. – Немедленно покиньте помещение.

– Эгльфин!

Собственный голос поразил даже саму Марианну. Мужчина на кушетке открыл глаза и моргнул.

Sacrebleu! Это действительно был Эгльфин. Это действительно был он. Родерик – пикша – Эгльфин. Даже отсюда она чуяла его мерзкую вонь. Даже с печатью двадцати лишних прожитых лет на лице – это был он. Даже без волос и без парика, даже с бледной кожей, даже с фаллосом, спрятанным в штаны, даже жирным, одутловатым и приумножившим свои подбородки – это был он. Родерик Эгльфин. Брови по-прежнему вразлет. Зубы по-прежнему отсутствуют. Бородавка по-прежнему на подбородке. Его глаза по-прежнему вели в темные бездны ада.

Эгльфин. Ее тошнило. Ей хотелось задохнуться. Обмочиться прямо в платье. Обделаться. Бежать, и бежать, и бежать, и бежать, и никогда не видеть его лица, не слышать его голоса, не слышать его имени, не видеть его во снах. Как славно было бы вырвать его из своих воспоминаний, как страницы из книги, и бросить в огонь.

Гвардеец в синей форме схватил ее за руку и потащил к двери.

– Убери от меня свои руки! – Она ударила его локтем.

– Прошу прощения, господин генерал. – Мусель тоже влетел в комнату и суетился вокруг, как жирная курица. – Я велел ей подождать. Я приказывал ей. Я…

– Кто вы такая? – Голос Эгльфина. Рыбный, маслянистый голос смешивался с вонью пикши.

Она выпрямилась в полный рост.

– Меня зовут Марианна Кашмай, я представляю комитет безопасности в Дижоне по приказу его Императорского Величества, императора Франции и всех ее территорий, Наполеона Бонапарта.

Ее снова схватили под обе руки. Охранник не давал ей пошевелиться.

– Убери руки!

– Уж лучше отпусти ее, – масляно протянул Эгльфин. – Ее ведь сюда послал сам Наполеон Бонапарт. – Он сделал на имени императора странный акцент, как будто передразнивал ее манеру. – Вы с ним знакомы, мадам? Неужели вы так близко знаете нашего императора, что так легко апеллируете к его имени?

Гвардеец ослабил хватку, и Марианна высвободилась. Она вытащила письмо из складок своего платья.

– Вот. – Она помахала бумагой. – Вот мои рекомендации, подписанные самим императором.

– Уберите это, – сказал Эгльфин. – Я видел. – Он поднялся с тахты и потянулся за париком. Напялив его на блестящую макушку, он приладил парик поудобнее. – Как я выгляжу? – спросил он секретаря, приподняв слипшуюся бровь. – Потрясающе? – Он повернулся к зеркалу, висящему на стене, и начал поправлять парик на себе. – Знаете ли вы… – спросил он, все еще увлеченно разглядывая свое отражение, – знаете ли вы, сколько на улицах Парижа умельцев, которые могли бы состряпать подобное рекомендательное письмо, с печатью и подписью до кучи, за… я даже не знаю… – он небрежно махнул рукой, – полфранка… может, шестьдесят сантимов?

У Марианны кольнуло в груди.

– Вы обвиняете меня в подлоге?

Эгльфин усмехнулся, обнажая беззубые десны.