Я стану твоей защитой (СИ) - Поллина Лена. Страница 25

Бездумно смотрю в окно, наблюдая за движением ветки по пыльному окну.

Засранка! Два маленьких окна вымыть не может!

Мои чувства к ней уже давно перетекли в полное безразличие, но порой, когда она напивается, я ее ненавижу настолько сильно, что…

Боже… Это наверное грех, но мне хочется, что бы ее не стало.

Я иногда, слыша пьяное веселье за стенкой представляю, что ее непременно убьют. Что проснувшись утром, я обнаружу ее бездыханное тело и навсегда избавлюсь от паранойи, что моя мать сделает это со мной.

Я даже пару раз дожидалась полной тишины и, выскользнув из своей комнаты стояла над ее пропитым телом.

Я могла задушить ее подушкой, ударить ножом, да что угодно и свалить это на ее пьяных дружков, но вот только во мне слишком много человечности.

Я так не могу. Боже...

Я даже таракана раздавить не в силах, потому что на себе знаю, на сколько это больно.

Меня давили, пинали, хлестали и теперь кроме лютой ненависти я к этому человеку могу испытывать только полное безразличие.

Сейчас мне на нее плевать. Абсолютно.

Перевожу взгляд на брата, когда слышу его

— М-м-м…

Лешка указывает на пустую тарелку и кружку.

— Молодец. Пойдем, включу мультик. – беру брата за руку, отвожу в нашу с ним комнату и включив ему на телефоне мультик возвращаюсь на кухню с губкой и посудомоечным средством.

У нас с Лешкой все свое: и тарелки и столовые приборы и кастрюли–все.

Я не собираюсь проверять с каким сбродом она проводит свои вечера. Я даже комнату нашу мою хлорными таблетками. Мне тетя Люба говорит, что это слишком агрессивное средство и надо бы с ним поаккуратнее быть, а я не могу без него. Мне кажется, что у нас в квартире повсюду зараза.

Быстро помыв посуду, уношу ее в спальню и складываю в шкаф.

Мне бы тоже не мешало поесть, но аппетита нет совершенно.

Кусок в горло не лезет.

Паника сковывает нутро невыносимым холодом. Я потеряна настолько, что несколько раз, открыв шкаф попросту зависаю, обдумывая, что хотела взять.

Я понимаю, что теперь не только мама сможет выбить меня из моего хиленького гнездышка.

Я нажила себе новых врагов.

И они намного страшнее.

Брожу по квартире как сомнамбула, не зная куда себя деть и в итоге, зависнув у зеркала в коридоре над своим отражением, принимаю решение помыться и привести свое заплаканное лицо в порядок.

Надо ехать.

Эта «опухоль» сама не рассосется.

Я редко моюсь здесь и уж тем более не мою в этой квартире Лешу.

Но с работы я вчера трусливо сбежала, поэтому придется искупаться на ее территории.

Скидываю в пакет шампунь, мыло, мочалку и шагаю в душ.

Зайдя в ванную обнаруживаю там картину от которой мой пустой желудок неприятно сводит от тошноты.

Этой женщине пора жить подальше от порядочных людей, а жители в нашем доме у нас неплохие.

От вида старой, замызганной ванны мне хочется выть, но подавив эмоции, я возвращаюсь в комнату и достав из шкафа плотные желтые перчатки возвращаюсь назад.

Знаю, что начисто отмыть это ржавое корыто не смогу, да и не собираюсь я за ней и для нее прибираться, но залезать в эту грязь, мне противно. На работе у нас душ в разы лучше и чище, хотя он, на секундочку-общественный.

Натянув перчатки принимаюсь шоркать дно и стенки ванны теми же хлорными таблетками и стиральным порошком

Бесит меня все! И этот срач бесит и угрозы и пьющая мать, что б ее! Не могу уже!

Закончив с мытьем, раздосадовано сдираю с рук перчатки и скатившись по грязной стене содрогаюсь от беззвучных всхлипов.

Мне нельзя пугать Лешку, но сил воевать в одиночку уже нет.

Вчера я как увидела, что машина Кира не двигается с места приняла решение удирать.

Не знаю почему.

Вроде так много читала о семье Кирилла, общалась с ним лично, но доверия он у меня все равно не вызывает.

Он не плохой! Нет!

Это я не могу довериться.

Не могу и все тут.

Я не знаю, что в его голове. Может он таких как я пачками использует.

Но, подумав ночь я поняла, что на страх и недоверие у меня нет времени.

У меня итак все затянулось на месяц, да еще и проблем прибавилось.

С отчаяньем смотрю перед собой на замызганную стену, стараясь бороться с паршивым чувством безвыходности.

Это же когда-нибудь закончится?

Сделав три глубоких вздоха, стираю слезы тыльной стороной ладони и встаю.

Жалеть себя нет времени. Надо начинать разгребать проблемы, которые я сама себе создала по глупости. Иначе скоро может быть слишком поздно.

Я всего лишь маленькая часть большого мира, но именно сейчас мне вдруг кажется, что я слишком заметная и незаменимая.

Кто-то хочет меня подороже продать, кто-то избить, а мне хочется взять своего малеького братика за руку и просто потеряться.

Выбежав из ванной ныряю в резиновые сланцы и натянув халат спешу обратно.

— Я быстро, Леш. Ничего не бойся… — кричу, теряясь в проеме двери, но мне в затылок летит жалостное «М-м-м» и громкий топот ножек.

Боится.

Ненавижу ее!

Ненавижу всех! Будьте вы все прокляты, черт возьми!

Братишка обняв мои ноги жалобно хнычет, а я застываю, как каменное изваяние.

Его действие выматывает мои и без того измученные нервы.

Я так устала, черт возьми!

Устала! Устала! Устала!

Из глаз вновь вытекают слезы, которые я даже не пытаюсь стереть.

Я устала…

Наверное, для того что бы вытравить из меня все кошмары, мне понадобится долбанная вечность!

«Сколько там у тебя испытаний для меня? Давай! Сыпь еще! Раздави меня уже»!!!

Мне кажется, что я так стою бесконечность и сама не замечаю когда титаническим усилием все же беру себя в руки и сделав глубокий вдох, поворачиваюсь и расцепляю Лешкины объятия.

Он замирает в моих руках, а я сажусь перед ним на корточки и заглядываю в испуганные глаза.

— Хорошо. Ты пойдешь со мной, но только отвернешься и будешь смотреть мультики, ладно?

Лешкины глаза растерянно бегают по моему лицу и он быстро кивает.

Кружа глазами по маленькому лицу, понимаю, что мой братик ни раз видел мою расправу и ему от этого тоже придется долго лечиться. Он боится женщин. К тете Любе привыкал очень долго.

Наша добрая няня говорит, что он не разговаривает от испуга.

Я с ней согласна.

Природа создала мир так, что каждый детеныш зависит от мамы. Чувствует ее заботу и защиту и, потеряв эту защиту он становится очень уязвим.

А в нашем случае картинка настолько спутана, что детский мозг просто не может понять: как от того, кто должен тебя оберегать, тебе в итоге приходится спасаться.

Усадив Лешку на табуретку, залезаю в ванную не снимая тапок и быстро принимаю душ.

Не представляю, как она моется в таком облезлом корыте, мне неважно. Это только ее проблемы.

Все время, что я в душе, мое сердце испуганно грохочет.

Никак не могу прийти в себя.

От Женьки пока никаких положительных новостей.

Он женат и у него растет маленькая дочь.

Может жена против.

Мы с братиком не собираемся напрашиваться в семью.

Я хочу, что бы Женька нам снял комнатку, которую я сама бы оплачивала, оформил опеку. Да я даже согласна на то, что бы он забирал все деньги с пособий себе, лишь бы нас с Лешкой не оставили у этого чудовища.

Я знаю, что если у Женьки все поменяется, нас отправят в детдом.

Я не хочу, что бы Лешка попадал в систему, но пока у меня ничего нет, а в квартире родной матери с каждым днем безопасности все меньше.

На днях мою фотографию увидел какой-то ее перепойный друг и стучался в наш комнату, что бы со мной познакомиться.

Моя ненормальная мамаша распечатала наши с Лешкой фотографии и когда трезвая льет слезы, что она плохая мать.

В тот вечер я обняв Лешку смотрела в окно, пытаясь унять тревогу и выровнять сбившееся дыхание.

По-моему страх — мое перманентное состояние. Я мечтаю его искоренить.

Быстро собравшись я заметаю следы нашего пребывания на кухне, в ванной и делаю все по инструкции: открываю балконную дверь, закрываю дверь в комнату на ключ и взяв с собой все необходимое мы выходим с Лешкой из дома, который для нас стал похож на тюремную клетку.