В банде только девушки - Михалева Анна Валентиновна. Страница 35

— Гаденыш! — прошипела продавщица, пиная ногами беззвучное тело. — Сам свинья, тушенка тухлая, падаль…

Захлебываясь самыми грязными и изысканными ругательствами, которые только приходили в голову, разгневанная женщина лупила своего обидчика. Так, наверное, продолжалось бы довольно долго, может быть, до самого утра, и в этом случае от Принца бы мало что осталось. Но тут Людкины плечи обхватили сильные мужские руки и потянули ее, не в обиду будь сказано, упитанное тело вон из подсобки.

— Мразь, дрянь, падаль подзаборная, алкаш хренов! — неистово тараторила Людка, стараясь вырваться из чужих объятий и вернуться к прерванному занятию.

Сильные мужские руки попытались объять ее талию, но поскольку это было невозможно, то ухватились за шею и прижали головой к мощной мужской груди.

— Успокойся, успокойся, — зашептал агент 0014, гладя ее по всклокоченным волосам. — Ну, что еще стряслось?

— Ты?! — Она подняла заплаканное лицо с болезненно красными щеками. — Ты вернулся?

— Да. — Он улыбнулся ей улыбкой, способной вывести из строя промышленный рефрижератор.

— Ох… — Людка упала лбом на его плечо и захлюпала.

Плечи ее сотрясались с такой неистовой силой, что шаткие половицы под ее ногами жалобно заскрипели и агент 0014 едва сохранил равновесие.

— А я новых приволок, — торжественно, словно охотник, вернувшийся с промысла, объявил он, чтобы как-то разрядить слезливую атмосферу, — ты их знаешь.

Людка глянула на сваленных в кучу все еще недвижимых Кудрявого и Беку и всхлипнула:

— Господи-святы! А этих-то бандитов ты зачем приволок?

— Ну, они ведь только с пистолетом бандиты, — легкомысленно отмахнулся агент, — а так просто животные. Представляешь, хотели меня ограбить.

Людка улыбнулась ему и, закрыв глаза, произнесла:

— Какой же ты герой!

Судя по легкому румянцу, тронувшему щеки агента, похвала пришлась ему по душе, однако, обладая изрядной скромностью, столь приличествующей сильным и смелым, он смутился и буркнул под нос:

— Да какой там герой, право слово. Геройство: двух сопляков уложить…

— Нет-нет, не отпирайся! Ты действительно герой, — жарко заспорила продавщица, все еще не открывая глаз.

А когда все-таки разомкнула веки, его уже не было рядом. Он с мальчишеской прытью подскочил к подручным Принца и с задором вопросил:

— И куда же нам их пристроить?

Людка, разочарованная столь внезапной кончиной романтической сцены, вяло пожала плечами.

— В подсобку нельзя, — сказал Агент, оглядывая торговый зал сельпо. — Они ведь выйдут когда-нибудь из спячки. Дверь хлипкая, втроем они ее одолеют.

— Ну… — растерянно протянула она. — …у меня же все-таки магазин, а не КПЗ.

— Ага! — обрадованно воскликнул агент, вытаскивая из кармана жилета наручники. — Мы их сейчас прикуем к чему-нибудь.

— Это к чему, интересно? — забеспокоилась продавщица.

— А вот смотри, какая симпатичная стойка с халатиками, — агент ей подмигнул, — как раз в гамму.

— Так что это получится: покупатели и халат у меня купить не смогут?

— А давно в последний раз покупали? — Агент удивленно вскинул брови, оглядывая жалкий ассортимент женской одежды, висящей на означенной стойке.

— Да в прошлом году, кажется… Бабка Рая приобрела… — Она вздохнула и добавила: — Покойница…

— Ну, в таком прет-а-порте действительно окочуриться можно со страху. Как глянешь на себя в зеркало в эдаком прикиде, и все! — Агент провел ребром ладони по шее и усмехнулся.

— Да, молодежь нынче за шмотками на рынок ходит. Валька косоглазая так только там и одевается.

— Бедные вы, — вздохнул агент.

— Не все, — с достоинством буркнула Людка и распрямила плечи.

— Ну, в общем… — Он не знал, что на это ответить. Социальные темы всегда заводили его в тупик. Поэтому он решил, что лучше займется делом. А потому перетащил тела Кудрявого и Беки к стойке и с ловкостью киношного полисмена пристегнул наручниками к железному остову.

— Все, теперь никуда не денутся, — довольно оглядывая плоды своего труда, возвестил агент.

Он вытер вспотевший лоб ладонью, и вдруг Людке показалось, что он посмотрел на нее как-то странно. Она поняла, что настал решающий ее судьбу момент. Припадая на обе ноги, продавщица посеменила к мужчине своей мечты.

Увидав такое, агент неестественно дернулся к окну, но, взяв себя в руки, распрямил плечи. Людка сокращала расстояние с каждой секундой. Агент икнул, пискнул: «Только позвоню!» — и метнулся к телефонному аппарату, изображая ужасную занятость.

Джеф снова посмотрел в окошко. На сей раз уже с тревогой. Они ехали добрых полчаса и по всем здравым рассуждениям давно должны были попасть на какую-нибудь бетонную магистраль. Однако вместо этого все глубже забирались в ночной лес.

— Эй, парни, — позвал он, — а куда мы едем?

— В Москву, как заказывал, — весело отозвался Шпунтик.

— А почему по лесу? — почему-то не на шутку забеспокоился Джеф.

— Так короче. — Шпунтик довольно усмехнулся.

Винтик повернулся к пассажиру и красноречиво пожал плечами.

Тот замер, ожидая чего-то очень нехорошего.

— Ты нам лучше расскажи пока, много певцы зарабатывают? — спросил Шпунтик.

— Кто как… — Со страху Джеф едва ворочал деревянным языком.

— И кто как?

— Ну, не знаю… «Звезды» очень много, а те, кто по мелочи… в общем, по-всякому.

Разговор как-то не клеился.

— А ты много? — настаивал Шпунтик.

Джеф вырос в приличной, даже интеллигентной семье, во всяком случае, по линии матери, а потому не мог не ответить на обращенный к нему вопрос. Он вздохнул:

— Я же не перец. Я — репер.

— А какая, хрен, разница? — удивился Шпунтик. — На сцене же торчишь, концерты даешь, значит, певец. Не танцор же и не юморист.

Джеф не был воспитан настолько хорошо, чтобы пуститься в просветительскую беседу (все-таки по линии отца не все в роду были достаточно интеллигентны), а потому пропустил обидное смешение репа и попсы и просто ответил:

— Тысяч пять за концерт.

— Да ну! — удивился Винтик. — Потоптался, покряхтел — и пять штук?!

— Не совсем так. — Джеф решил проглотить и эту обиду. Все-таки лес кругом темный, их двое, он один. В таком положении лучше не вступать в опасные споры. — Нужно написать программу, отработать ее и вокалом, и с подтанцовкой. Еще аранжировщикам бабок отвалить, так что труд и вложения тоже немаленькие. Это из зрительного зала кажется, что человеку на сцене все просто дается. А на самом деле очень тяжело.

— Не понимаю, — изумился Шпунтик. — Нет, я еще могу понять, зачем там «Любэ» или даже Алла Пугачева столько сил прикладывают. У них хоть получается хорошо. Музыка какая-никакая, песни. В общем, двигают культуру.

— Это ты загнул! — возмутился Винтик. — «Любэ» не никакую музыку пишут, а самую что ни на есть какую!

— Сейчас не об этом! — оборвал его приятель. — Я про то, что люди, у которых получается, не зря трудятся, а ты-то зачем пашешь. Ведь все равно хрипишь и топчешься, как ни утруждай себя. Это значит, не получается у тебя ни хрена. И чего зря стараться?

Джефа перекосило. От подобных зрительских мнений его с самого начала ограждали, а потому ничего подобного он и не слыхал никогда. Обида застыла в горле раскаленным куском. Он поперхнулся ей и прошептал:

— Многим же нравится.

— Кому? Девкам молодым да пацанятам? — брезгливо скривился Шпунтик.

— А чего они, не люди? — защитил своих поклонников репер.

— Какие же они люди? — искренне не понял Шпунтик и пояснил: — Они же просто недомерки.

— Они люди будущего, — с достоинством, защищая все свое поколение ответил Джеф.

— Хорошенькое у нас будущее. — Шпунтик сплюнул в открытое окошко. — Что же вы сможете сделать, если уже сейчас хрипите и топчетесь?

Джеф тоскливо посмотрел на него. Такие разговоры были ему хорошо знакомы. Каждый вечер мать его этим самым донимала.

— Мы будем просто жить, — уверенно ответил он, — по возможности счастливо. И не мешать друг другу. И терпеливо принимать то, что нравится хотя бы одному из нас, потому что каждый человек — это личность. Люди не стадо, которому нравится одно и то же. А если одному нравится хрипеть и топтаться, а другим нравится это смотреть и слушать, значит, в жизни этому должно быть место. Разве не так? — Отчасти красноречие Джефа усиливал тот факт, что машина наконец выбралась из леса на открытую дорогу и устремилась прямо на редкие огоньки окон.