ПереКРЕСТок одиночества - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов". Страница 6

Опять двинулся к люку. Я просто избегаю этой квадратной двери. Вот почему подсознательно выискиваю повод оттянуть миг, когда придется открыть железную дверь и увидеть, что скрыто за ней.

А раз так – пора принять волевое решение.

Забранное решеткой сливное отверстие с хлюпаньем втягивало воду. Нагнувшись, отбросил скопившиеся куски льда. Поднял с пола обрывок тонкой темной цепочки – вроде браслет. Возможно, из серебра. Цепочка порвана. Просматривается узор. Убрал в карман. И повернулся к люку. Взялся за скобу. И мягко потянул.

Люк поддался легко. И почти бесшумно, с едва различимым тяжелым рокотом, откатился в сторону.

Я глянул и остолбенел. Сдавленно кашлянул.

Внутри было светло – сверху лилось желто-красное свечение. Его вполне хватало для освещения небольшого закутка размером со стандартную ванную комнату. Комнатушка где-то два на три метра. Может чуть-чуть больше. Стены кирпичные. В потолке знакомая огненная щель тусклого светильника. Пол… вот пол необычен – мелкая железная решетка. В ячею с трудом пройдет мужской большой палец. В центре же квадрат решетки с куда более крупной ячеей – в такую и руку по плечо просунешь. С потолка свисает не слишком толстая металлическая цепь, достигающая решетки, разлегшись на ней парой петель, почти полностью прикрывших собой прикованный к цепи тесак. Огромный мясницкий тесак – широкое плоское лезвие, закругленный конец, тонкая рукоять приделанная к цепи. К цепи прикреплено обилие каких-то висюлек, сейчас просто висящих, но наверняка звенящих и мотающихся в то время, когда кто-то машет тесаком. Среди обилия утяжеляющего цепь хлама я отчетливо увидел несколько христианских крестиков – самых знакомых мне религиозных символов.

Главное же «украшение» комнаты, чье назначение я уже, как мне думается, понял, состояло из длинного двойного ряда черепов, прикрепленных к задней стене затылками и смотрящих на меня черными пустыми глазницами. Всего шестнадцать человеческих черепов. И у каждого на лбу намалеван символ. Вернее, цифра. У каждого своя. Я различил тройку, четверку, десятку. Остальные символы также наверняка являлись цифрами, но подобной письменности я не знал. Вот на лбу седьмого по счету черепа изображен треугольник с точкой внутри. Если это цифра семь – то на каком языке? Я знаю арабские цифры. Римские. А это какие?

Отступив, закрыл люк и пробежался глазами по покрывающим его надписям и рисункам. Бросил короткий взгляд на покойника. Передернул плечами. И шагнул ко второму рычагу. Взялся за него. Потянул. Тот и не шелохнулся. Заблокирован намертво. Проверил, но не обнаружил никаких механических помех вроде вставленного клина. Потянул еще несколько раз, но не преуспел. Либо загадочный механизм за стеной сломан, либо просто еще рано.

Я прошел еще три шага и остановился. По телу потянуло холодом. Здесь коридор не кончался, но дальше не пройти – все пространство затянуто льдом. Длинный бугристый ледяной язык в полушаге от моих ног. Дальше он вздымается и переходит в ледяную стену. Если и пытаться пробить путь, то только киркой. Подавшись вперед, провел рукой по льду. Ладонь стала мокрой. Глянув вверх, увидел в потолке у самой ледяной стены изгибающуюся и словно бы сплющенную трубу, непрерывно исторгающую поток тепла. Этакий сплющенный рупор, направленный вдоль коридора.

Здесь тупик.

Повернувшись, миновал люк и покойника, вернулся к базе. Свет погас. Дернув за рычаг, двинулся дальше. В ту сторону я раньше не ходил. Через три шага наткнулся на мокрую кучу мусора лежащую у стены. Не останавливаясь, миновал ее. Обошел откинутый от стены лежак – узкий, металлический. На нем какие-то тряпки. Дальше. Идти дальше.

Еще пара шагов. И новый рычаг. Третий по счету. Даже не раздумывая, я взялся за него и потянул. Не шелохнулся. Хорошо. Идем дальше.

Еще два шага. И я уткнулся в очередную стену. На этот раз кирпичную. Сплошную. Мокрую и холодную. Над головой мягко гудела вторая труба, посылающая поток благословенного тепла.

И здесь тупик. Ни малейшего намека на выход. Я убедился в этом после короткого, но тщательного осмотра, уложившись в несколько минут.

Вот и получен важный ответ – я здесь заперт. Выхода отсюда нет. Навалилось ли отчаяние? Оценив свое состояние, убедился, что нет и малейшего признака на отчаяние. Даже похмелье пропало.

Что в этом конце коридора?

Две примечательные штуки – в задней тупиковой стене имеется небольшая железная дверка. Только голова в нее пролезет – если повернуть ее набок, но уши наверняка защемит. На дверке и стене множество символов и надписей. Стоило наткнуться на пару знакомых букв, и я нашел нужную информацию.

«Святая кормильня».

«Еду дарующая труженикам истовым!»

«Кто работает – тот ест! Работает, когда келья в движении!»

Все ясно. Так я все же в странной тюрьме? В одиночной камере. А дверка в стене… Отсюда узники получают пищу.

Кто работает – тот ест? Всегда был согласен с этим утверждением. Но что подразумевается под работой тут? На ум приходят только рычаги – больше в этом месте заняться мне нечем. Не пол же подметать.

Келья в движении? Я не обладаю огромным словарным запасом. Но значение слова «келья» знаю. Это же что-то вроде той же тюремной камеры. Комнатушка жилая. В таких монахи обитали в монастырях. Затворники жили. Как комната может двигаться?

Важнейшее открытие сделано. Если система работает, если существуют загадочные тюремщики, то у меня появился шанс не умереть с голода.

И уж точно не умру от жажды – это второе важнейшее открытие. Из стены торчала тонкая трубка – мизинец влезет. Торчала на высоте двух метров. Из нее лился тонкий ручеек чистой воды. Подступив ближе, вымыл тщательно руки, отметив, что вода не ледяная. Нормальная. Под такой вполне можно вымыться. Пока ограничился мытьем головы и умыванием. Отфыркиваясь, подставил ладони и, набрав воды, сделал глоток. Вкусная. Вкусная чистая вода, если верить ощущением. Но торопиться не буду. Сделал пару глотков и этим ограничился. Посмотрим, как через часок организм отреагирует на выпитую водичку.

Пошел обратно. Попытался дернуть за третий рычаг. Тот опять не поддался. Остановился у лежака. Над ним выступ в стене, сделанный неведомыми строителями явно специально и образующий узкую полку длиной в метр. На полке несколько предметов.

Жестяная большая банка.

Стеклянная банка.

Две бутылки темного стекла.

Все емкости закрыты.

Я забрал все. Подхватил с лежака тяжелую и мокрую насквозь тряпку. Это что-то вроде лоскутного одеяла. Но ткань наверняка безнадежно испорчена водой и гниением. Проверим. Под одеялом еще пара тряпок потоньше. Аскетичная постель. Прихватив тряпки, вернулся к базе. Дернул за рычаг, возвращая свет. Прошелся до второго рычага. Попытался дернуть его. Тот не поддался. Вернулся к столу.

Взялся за тряпки. Как можно тщательней отжал каждую. С радостью отметил, что ткань не расползается в руках. Но оставляет черные следы на руках. Ладно. Делать так делать. Сняв рубашку, взял тряпки и прогулялся до «кормильни». Бросив тряпье под струйку воды, хорошенько потоптался на нем. Отжал. Намочил. Потоптался. Отжал. Намочил. Потоптался. Вода пошла прозрачная. Еще раз отжал.

Подойдя к лежаку, ладонью очистил его от пятен грязи. Набросил на него выстиранные тряпки. Расстелил их, чтобы высохли как можно быстрее. Повесить некуда. Или я пока не нашел здесь крючков и веревок. Умывшись и вымыв руки еще раз, потопал к базе. Пора немного передохнуть и подумать. Заодно изучить найденные предметы. И осмыслить происходящее.

Банки и бутылки с лежака. В них обнаружилось продовольствие и питье. Жестяная банка битком набита сухарями. Стеклянная банка наполнена ими же на две трети. Темный ноздреватый хлеб. Еда. Глядя внутрь открытых банок, я испытывал большое облегчение. У меня есть еда. Углеводы, дающие энергию. Кто знает, заработает ли когда-нибудь та «кормильня». А благодаря сухарям и воде я могу продлить жизнь на немалое количество дней. Вот еще вопрос – как вообще отслеживать течение времени в камере, где нет окон и дверей?