На своем месте (СИ) - Казьмин Михаил Иванович. Страница 11
Пробыл я на заводе до вечера, но всё это время, за вычетом обеда, ушло только на подготовку к созданию артефактов — подбор и сортировку материалов, расчёт последовательности работ, изготовление форм, приготовление оснастки, определение состава помощников и планирование разделения работы между ними. Да, не одному же мне стараться, раз уж есть у меня целый завод, грех было бы его возможности не использовать! В итоге уехал я с полным сознанием того, что в следующий раз, особенно если мне удастся начать с утра, за один день и управлюсь.
Так и вышло — на следующий день я двинулся на завод с самого утра и часа через два с небольшим после обеда необходимое количество артефактов было готово, а день, за тем последовавший, ознаменовался полным обновлением охраны моего дома. Во-первых, утром артефакты установили и я запустил их в работу, во-вторых, к обеду из Александрова прибыли четверо крепких молодцов-охранников. Я поговорил с каждым, со старшим дольше других, велел Егору поставить их на довольствие и мог теперь в какой-то мере успокоиться, сделав, по крайней мере, то, что мог сделать сам.
Как я понимал, за установкой новых охранных артефактов надзирал не только я сам, но и скромные незаметные труженики губного сыска, и, очень даже возможно, тот самый «Иван Иваныч». Однако дело шло к вечеру, а никаких известий от пристава не было. Я решил было, что или «Иван Иваныч» дал маху и пропустил это историческое событие, или, чего мне бы совсем не хотелось, губные его проглядели, но вечером ко мне пришёл Шаболдин, и снова с лицом, всем своим видом обещавшим плохие новости.
— Такое дело, Алексей Филиппович… — виновато начал пристав, когда мы устроились в моём кабинете, — упустили подлеца мои люди. Так-то они его углядели, по их словам очень похож на описание, что Мартынов дал, да только и он, видать, их заметил. Пошёл, поганец, в сторону Яузы, да по пути в переулках от моих и оторвался. Говорят, завернул за угол — и всё, как и не было. Я своим хвосты накрутил, в другой раз чтобы не оплошали, но вот сегодня…
— Что ж, Борис Григорьевич, не переживайте, — я постарался успокоить пристава. — Одиночка против губного сыска никто и ничто, ушёл сегодня, стало быть, не уйдёт завтра. А как быстро ваши его обнаружили? Что они сами-то говорят?
Из пересказа приставом докладов его подчинённых выходило, что когда начались работы по обновлению ограды, «Иван Иваныча» в поле их зрения не было. Заметили они его в разгар замены собственно охранных артефактов, а вот он засёк соглядатаев и принялся избегать их внимания ещё до того, как стали ставить вторую линию обороны — те самые артефакты контрольно-сигнальные — и, стало быть, самого главного не увидел. Такой расклад можно было посчитать вполне себе благоприятным. Опять же, внушение своим орлам Борис Григорьевич сделал, и они теперь уж постараются того «Иван Иваныча» ущучить, очень постараются.
Чарка ореховой настойки да сыр с ветчиною помогли Шаболдину примириться с досадным провалом, и от меня пристав ушёл с твёрдым желанием в следующий раз такого не допустить.
[1] См. роман «Пропавшая кузина»
[2] 1 аршин = 71,1 см
Глава 6
Неприятная догадка
Дорогие читатели!
Сегодня День народного единства, и для укрепления нашего с вами единства я делаю следующее:
1. Выкладываю сегодня две главы вместо одной
2. Возобновляю выкладку справочника по миру Алексея Левского и напоминаю, что он, как я и обещал, будет бесплатным
Приятного чтения!
Ваш автор
Разные люди переносят свалившиеся на них неприятности по-разному. Уход таинственного «Иван Иваныча» от слежки я, например, воспринял философски: ушёл сегодня — ничего страшного, попадётся завтра, продолжая пребывать в полной уверенности насчёт несопоставимости сил и возможностей преступника-одиночки и государственной машины губного сыска.
А потому и жизнь моя продолжалась своим чередом со всеми делами, заниматься коими мне приходилось. После обновления защитных устройств и начала посменного дежурства бравых охранников я продолжал появляться по мере надобности на заводе, поучаствовал вместе с отцом во встрече с генералами и полковниками Артиллерийского управления Военной палаты, которую устроил генерал-воевода князь Романов на предмет обсуждения взаимодействия в деле обновления артиллерии, с появлением наших винтовок выглядевшей уже не столь грозно, как оно было раньше. Надо отдать военным должное — кое-какие исследования и опыты они успели провести, где своими силами, где выдав поручения казённым железоделательным заводам и арсеналам, и на встречу с нами явились не с пустыми руками. Договорились, что когда их превосходительства определятся с пушками, они обратятся к товариществу «Русский артефакт» на предмет заказа артефактов для выделки новых орудий и обучения работников казённых пушечных заводов, и, возможно, закажут нам ещё какие-либо работы как по самим пушкам, так и по боеприпасам. Как мы и предполагали, идеей унитарного выстрела с гильзой из жёлтой меди генералы не вдохновились, затребовав раздельное заряжание с применением холщовых или шёлковых картузов. [1] Нет, преимущества медной гильзы они прекрасно понимали, но стоимость таких выстрелов военных явно отпугивала. Заодно договорились, что когда появятся опытные образцы новых орудий, мы поучаствуем в их испытаниях и оценке — всё-таки благодаря винтовкам, револьверам и карабинам авторитет Левских в оружейном деле взлетел на небывалую высоту. Честно говоря, сильно влезать в артиллерийские дела ни у меня, ни у отца особого желания не наблюдалось, но вот дать господам пушкарям с высоты своего тщательно скрываемого послезнания несколько дельных советов по доведению пушек до ума я лично считал возможным и полезным.
Нельзя, однако, сказать, что занимался я исключительно важными и серьёзными делами, отдохнуть как следует тоже не забывал. В этом году гулянья на Масленицу устроил для всех нас мой тесть, князь Бельский, благо, у него сад побольше, чем и у отца, и у дяди. Всё же обеспечить охрану в частном закрытом саду проще, чем в общедоступном Немецком, где мы обычно гуляли на Святки и Масленицу, а по нынешним временам оно было не лишним. А так удалось выбраться и с Варварушкой, и с Андрюшенькой, благо, имелось в доме тестя кому присмотреть за маленьким бояричем, чтобы мы могли порезвиться. В общем, повторюсь, жизнь моя шла обычным порядком.
А вот пресловутому «Иван Иванычу», похоже, пришлось свои планы менять, и, как я надеялся, не в лучшую для него сторону. Один только раз после той неудачи со слежкой губные его вроде бы заметили, но полной уверенности у них не было — и видели они его издали, и в неудобной для наблюдения за ним позиции, и скрылся он с их глаз почти что сразу. Можно, конечно, было подумать, что подглядывать за мной «Иван Иваныч» перестал из-за страха перед повторением прошлой своей неудачи, когда он вынужден был уходить от губных, но по здравом размышлении я понял, что объяснение тут, скорее всего иное. В нынешних обстоятельствах вести за мною слежку не так-то и просто: я же пешком хожу если только в губную управу, к которой «Иван Иванычу» лучше не приближаться, а по большей части в карете передвигаюсь, поди тут за мной уследи. Получалось, кстати, что у этого «Иван Иваныча» своего транспорта нет, а на извозчиков он либо скупится, либо опасается заполучить в их лице лишних свидетелей. Это соображение в какой-то мере подтверждалось и словами воришки Мартышки, говорившего о своём нанимателе, как о человеке, судя по наружности, не особенно и богатом.
Оставалась, однако же, и вероятность другая, не столь уже для меня приятная. «Иван Иваныч» мог изменять внешность и таким образом оставаться для губных соглядатаев неузнанным. Но, опять же, поразмыслив, я успокоился пониманием того, что даже поменяв наружность, изменить образ действий «Иван Иваныч», если продолжит за мною следить, никак не сможет, и по этому самому образу губные его снова заметят. Так оно и вышло — где-то к концу первой седмицы Великого Поста этого, определённо, нехорошего человека люди Шаболдина застали наблюдающим за моим домом. И вновь Мартышкин наниматель исхитрился от них ускользнуть — на сей раз шмыгнув в проходной двор между двумя доходными домами и там попросту исчезнув.