На своем месте (СИ) - Казьмин Михаил Иванович. Страница 62

Я рассказал, скрывать смысла уже не имело, в особенности от царя. Всё рассказал — и про чёрта Аффизенера, и про светлого ангела, и про его условие… [2]

— Вот, стало быть, как, — задумчиво начал царь, но тут же и повеселел. — Что ж, теперь-то за тебя честные иноки всей обителью молятся, а такое, знаешь ли, не просто так…

— Много таких было до меня? — осмелился я спросить ещё.

— В том-то и дело, что мало, — с некоторой озабоченностью ответил царь. — У нас в Царстве Русском последний перед тобою за полтора века преставился, а что до того было, точно уже и неизвестно. А тут ты, потом Смирнов, потом Тихонов этот… Что и как с тем в других землях обстоит, только недавно выяснять и стали. Но так, чтобы по воле небесных сил, ты у нас такой один. Не возгордись только, смотри мне! — погрозил царь пальцем.

— Заслуга в том не моя, государь, и повода гордиться у меня тут нет, — царю, похоже, мой ответ понравился. — А ищут таких только в Европе? — продолжил я спрашивать, раз уж с вопросами царь меня ещё не одёрнул.

— Почти только там, — сказал царь. — За азиатскими землями присматриваем, но пока там так никого и не нашли, даже подозревать некого.

— Это и понятно, — не удержался я. — Устройство жизни там более косное, наверх пробиться из низов куда как сложнее, нежели у нас да в европах, а любые новшества у них только сверху и вводятся.

— Говоришь, прямо как твой Левенгаупт пишет, — в очередной раз усмехнулся царь.

— А что, государь, тут ещё сказать, если оно так и есть? — ответил я. — Там по верхам и надо смотреть, иначе никак.

— Никак, пожалуй, — согласился царь и озабоченно добавил: — Но по верхам и смотреть сложнее, а если что, сложнее и договориться будет… Впрочем, то не твоя забота. Если мне что от тебя надо будет, я за тобой пошлю. Ты меня, знаю, по пустякам беспокоить не станешь, а ежели что — через Леонида передашь.

— Да, государь, — склонил я голову.

— Про то, откуда ты, никому более знать не надобно. И так уже слишком много кто знает… Никому, Левской, значит, и родным тоже. В разговорах осторожнее будь, чтобы не вышло, как со Смирновым, — добавил царь с лёгким укором. Мне оставалось только смиренно поклониться. — Что для себя ничего не попросил, молодец, хвалю, — похоже, царь подводил беседу к завершению, — стало быть, получишь непрошеное. Будет тебе, Левской, привилегия на твою методу обучения артефакторов, князь Орлов меня в том заверил крепко.

Ох, ты ж… Вот это да! Нет, что царские обещания всегда исполняются, оно и так понятно, но вот, честно сказать, чего не ждал именно сейчас, того не ждал…

— Только обставлено всё должно быть установленным порядком, — царь явно испытывал удовольствие произведённым на меня впечатлением. — Подавай прошение в Палату новшеств и привилегий, а вот ежели они тебе откажут, тогда и в Высшую судебную палату иди. Сделают всё в лучшем виде.

Разумеется, слова искренней благодарности и самой глубокой признательности у меня нашлись. Я произнёс целую речь, может быть, конечно, слегка сумбурную, но в моём положении оно и простительно. Во всяком случае, царь выслушал её с доброй улыбкой, после чего меня и отпустил.

Что ж, Алексей Филиппович, — размышлял я по дороге домой, — вот тебе и причина царского внимания. Я, конечно, без ложной, как, впрочем, и без какой-то иной скромности, понимал и признавал, что на фоне Смирнова, и уж тем более Тихонова, выгляжу в качестве попаданца куда как предпочтительнее, но царь, должно быть, пожелал убедиться наверняка. К месту вспомнились мои прошлогодние и более давние гадания, что именно царь с меня за своё явное благоволение потребует, и теперь, кажется, я это знаю. Хочу я того, не хочу, но пристроит меня царь наш государь Фёдор Васильевич к выявлению бедных-несчастных, хотя, скорее, пожалуй, богатых и счастливых попаданцев. Фрица фон Мюлленберга на меня уже и повесил, отвертеться не выйдет, как не выйдет им одним и ограничиться. Эх, придётся, чувствую, французским языком заняться, а то в гимназии он мне не особо хорошо давался, да и подзабыл я его уже за отсутствием надобности — с государя же станется и к французскому маркизу меня отправить… Маркиз, конечно, наверняка имеет уже здешнее образование, значит, должен и латынь знать, здесь она всё ещё универсальный международный язык, но побеседовать с ним на родном его наречии толку явно побольше выйдет. Ох-хо-хошеньки… Ладно, я как боярин так и так в вечной царской службе числюсь, значит, чаша сия меня не минует. Как бы с этим французиком так построить, чтобы самому не пришлось под дельтаплан цепляться? В прошлой жизни я высоты, было дело, побаивался, в нынешней проверять это пока что не приходилось, да и не тянуло никогда, если честно…

[1] См. роман «Царская служба»

[2] См. роман «Жизнь номер два»

Эпилог

— Алёша, — Варя ловко и аккуратно прошлась пальчиками по моей натруженной размышлениями головушке, сразу же вызвав приятную расслабленность, — ты ведь когда-нибудь расскажешь мне, что тебе государь поручает? Ты от него всегда такой… — супруга смешно поморщилась, подбирая нужное слово, — … такой задумчивый приходишь. По-хорошему задумчивый, — добавила она.

«По-хорошему задумчивый» — это Варварушка в самую точку. Впрочем, ни высокая оценка такого определения, ни долгий поцелуй, коим я супругу за оное наградил, не избавляли меня от необходимости отвечать. Ну или от попыток от ответа уклониться.

— Если только именно когда-нибудь, — я всё же попробовал никакого определённого ответа не давать. — Да и то вряд ли, и уж в любом случае не всё, — честно признал я после недолгой паузы. — У нашего царства и нашего царя есть свои тайны.

— У моего мужа тоже, — слова свои Варенька сопроводила лёгким смешком.

Да уж, тут супруга права. Есть у меня свои тайны, ещё как есть. Но на то они и тайны, чтобы помалкивать. Так что скажу несколько слов о событиях, к тайнам никакого отношения не имеющих.

По настоянию отца с матушкой вернулась в родительский дом Оленька. Всё-таки скоро уже придётся ей жениха приискивать, и лучше бы, чтобы к тому времени никто и не вспомнил, что когда-то воспитанница Левских жила не в доме приёмной семьи, а у отдельно живущего названого брата. Приличия, они, знаете ли, такие приличия… Однако же право гостить у нас с Варварушкой по выходным и праздничным дням за сестрицей осталось.

Старший губной пристав, ох, простите, никак не привыкну, пристав-исправник Шаболдин продолжает службу всё в той же Елоховской губной управе и ходит довольный. Оно и понятно — мало того, что в чине повысили, так ему ещё вынесено царское благоволение с записью в послужной ведомости, и теперь за любым следующим поощрением незамедлительно последует награждение Бориса Григорьевича Московским крестом заслуг.

Через несколько дней после беседы с царём я получил приглашение в Палату тайных дел, подписанное самим её главноначальствующим князем Свирским. Его светлость принёс мне извинения за необдуманные слова и действия тайного исправника Мякиша, я оные извинения с благодарностью принял и попросил сильно строго Михаила Дорофеевича не наказывать — не надо мне таких врагов и даром. Князь, в свою очередь, заверил, что тайный исправник будет определён на новое место службы, где никаких пересечений его путей с моими не предвидится. Будет ли то место по-прежнему в Москве или же придётся Мякишу служить где-то ещё, его светлость не сказал, а я не стал спрашивать.

После несчастья со Смирновым Ангелина Красавина появилась в его доме один лишь раз и больше туда не ходит. Она говорит, Иван Фёдорович милостиво её отпустил, мнение на сей счёт самого Смирнова мне неизвестно. Тем не менее Иван Фёдорович потихоньку выздоравливает, может уже говорить, правда, замедленно, и пытается писать, впрочем, не сильно в том преуспевая. Тем не менее, что-то похожее на подпись под бумагами о преобразовании Русского телеграфного агентства в паевое товарищество, где половина паёв да ещё один пай сверх того принадлежит казне, ему поставить пришлось, как и заверить такими же каракулями передачу дел признанному им сыну. Временную, конечно же, передачу, до полного своего выздоровления — ну, вы понимаете. Кстати, если я ничего не путаю, советники, помогающие Родимцеву принимать отцовские дела, не из Палаты тайных дел, а из того самого царского ведомства, до сих пор так и не знаю, как оно именуется.