Двое из будущего. 1901-... (СИ) - Казакевич Максим Валерьевич. Страница 41

Пленку из киноаппарата вытащил помощник и утащил в стоящий неподалеку фургончик. Там у нас походная лаборатория. Он ее проявит, просушит и зарядит в киноаппарат для просмотра. Необходимо сразу же просмотреть ее на предмет брака и, если потребуется переснять всю сцену. Минут через тридцать я с Серафимом и Маришкой дотошно просматривал полученные кадры и в целом остался доволен. Все было хорошо, пленка не подвела, игра нашего казака оказалась на высоте, претензии были лишь к оператору, то бишь ко мне. Руки бы оторвать за такую работу, то, как все получилось на экране, мне категорически не нравилось. Слишком уж примитивно, не дотягивает даже до уровня самых дешевых фильмов из моего будущего. И я сидел перед натянутым полотном, смотрел на вышибающего дверь Серафима и недовольно хмурился. Не так все должно было смотреться, не так…. Дешевенький боевичок получается по меркам будущего.

— Ладно, — обреченно выдохнул я через какое-то время и спросил, отбрасывая к чертям собачьим все внутренние противоречия, — к следующей сцене все готово?

В конце концов, в данную эпоху операторское искусство находится еще в зачаточном состоянии и, если сравнивать нынешние картины с моей первой поделкой, то все выходило не так уж и плохо. Я бы даже сказал, мое творение будет на голову выше всего, что выпускали мои конкуренты.

— Да, все готово, — ответила Маринка. — А мы это переснимать не будем?

— Нет, сойдет. Неплохо получилось.

Мы приступили к следующей сцене. Маринка щелкнула хлопушкой, и массовка из десяти человек под объективом камеры вытолкала казака вон из кабака и высыпала вслед за ним с непреодолимым желание начистить морду под жаркими лучами весеннего солнышка. И здесь по сценарию Серафим должен скинуть с себя кожаную куртку, нательную рубаху и вступить в отчаянный бой со всей бандой выпивох. Сцена драки была поставлена, отрепетирована и вроде бы ничего не должно было произойти, но то ли Серафим поймал кураж, то ли кто из массовки промедлил и не отвернул вовремя морду, но факт остается фактом — поймав красивую вертушку прямо по щеке, бедолага улетел рыбкой к стене кабака, разбрасывая зубы и погружаясь в полете в блаженную нирвану.

— Стоп! — заорал я, срываясь с места. Подбежал к несчастному, повернул голову и услышал стон. Щека быстро опухала, наливалась свинцовой тяжестью, а изо рта текла струйка крови.

— Как он, целый? — обеспокоенно спросил Серафим и стал оправдываться. — Я же вроде не сильно, чуть-чуть только, а он…. Он не успел отвернуться. Я ж не специально.

— Знаю, что не специально, — ответил я, поворачивая бессознательную голову. — Принесите воды и льда с полотенцем.

Пострадавший медленно приходил в себя. Открыл глаза, рассеянно оглянулся вокруг и, почувствовав боль в челюсти, застонал, ухватившись ладонью за налитую щеку.

— Ты как? Голова болит? — спросил я мужика.

Тот, прикрывая глаза, медленно кивнул. Хотел было что-то сказать, но, едва пошевелив челюстью, осекся, склонился вперед и выплюнул вместе с кровью и тягучей слюной осколки зуба. Я вздохнул разочарованно. Обернулся, нашел глазами свою супругу и, кивнув на пострадавшего, сказал:

— К доктору его. Пусть осмотрит и если понадобится лечение, то пусть лечит. Расходы на нас пусть пишет.

Маринка кивнула и пошла искать, кому бы поручить это дело. И через несколько минут пострадавший трясся в повозке по пути в больницу. Там его осмотрели, оказали первую помощь и удалили осколки двух вышибленных зубов. Мне из личного кармана пришлось заплатить семнадцать рублей. Деньги для меня, конечно, не очень существенные, но и не малые. Целый месячный заработок обычного рабочего. И вот, после этого случая я понял, что и своих актеров, и ассистентов на площадке надо бы застраховать. Тем более что и своя страховая компания имеется. И таким образом моя страховая стала заниматься и актерами. И наипервейшим делом я заставил заключить договор Серафима и Ванина. Они у меня главные актеры, не дай бог что случиться, так хоть финансово они будут защищены. Ну и кинокомпанию я после недолгих раздумий предпочел застраховать. Если вдруг мои актеры вдруг сойдут с дистанции и не смогут сниматься длительное время, то кинокомпания из-за этого будет терпеть убытки. А это очень нехорошо и потому, придя к совладельцу моей страховой компании и вдобавок к прекрасному управляющему, я закинул ему эту идею. И после долгого обсуждения за крепким чаем и составления договора с ожесточенным спором по каждому пункту, мы довольные пожали руки. Мой совладелец был доволен новым деньгам и направлению, а я прикрытым риском. И чего уж греха таить, дополнительный доход в мою страховую компанию меня тоже очень устраивал. С этого момента любой, кто работает в кинокомпании на обязательных условиях заключал договор со страховой.

Съемки фильма шли ни шатко, ни валко почти два месяца. Пленки потратил целые километры. Часто приходилось переснимать неудачные кадры, кромсать бракованные, с сожалением отправлять в утиль неудачно проявленные. От самого процесса съемок у меня уже голова шла кругом. С самого утра вставал, быстро закидывал червячку плошку горячей каши с маслом и ехал на натурные съемки, где весь день и проводил на ногах. Хорошо было со светом, длинные дни, белые ночи. Успевали много сделать и часто, чтобы не тратить время на дорогу, оставались ночевать прямо под открытым небом. В палатках, на походных кроватях, что я купил буквально каждому человеку. Обед готовили здесь же и кормили работников за счет компании. Расходов было немеряно и мой бухгалтер, подбивая отрицательный баланс, лишь удрученно качал головой. А я, сжав зубы, терпел, ибо для нашего становления это было совершено необходимые траты. Расходы на кормежку персонала это одно — никто не будет работать на голодный желудок, а терять время на то, что каждый будет уходить поиски пропитания, я совершенно не хотел. А вот, например, расходы по приобретению гардероба, реквизита и бытовых вещей это совершенно другое. Покупка земли на окраине столицы и постройка легкого здания под павильонные съемки тоже сожрало немало денег. По сути, это разовое приобретение, впоследствии требующего лишь за собой ухода и ремонта. Необходимо лишь один раз потратить деньги, а дальше будет легче. И именно поэтому, наша первая картина наверняка не отобьет все вложения. Даже если предположить, что она очень сильно заинтересует людей, то и то навряд ли. Слишком уж много уже потрачено. Зато вот вторая картина или даже третья или четвертая…, вот там уже точно мы должны будем выйти как минимум на самоокупаемость.

А вообще, быть причастным к великому искусству оказалась на редкость увлекательным делом. Два месяца ежедневного адского труда для меня пролетели как два дня. Быстро и незаметно. Маришка моя, ставшей мне верной ассистенткой, тоже сильно увлеклась процессом — гоняла своих подчиненных так, что те работали со стопроцентной отдачей и боялись лишний раз напортачить — моя супруга оказалась страшна в праведном гневе. И даже я, глядя на ее разносы, невольно хмурился и наедине, чтобы никто не видел, просил сбавить обороты. Вроде бы она прислушивалась к моим увещеваниям, успокаивалась, но проходил день-два и она снова начинала перегибать палку. Ей самой не особо нравилось орать на подчиненных, просто она пока не видела другого способа заставить людей работать честно и с большей отдачей. Впрочем, если не принимать во внимание этот нюанс, она сама отдавала себя работе как никто другой и ей это нравилось. Вполне возможно, что в недалеком будущем она сможет возглавить нашу кинокомпанию, глядишь и найдет она здесь выход своим суфражистским наклонностям. Да и тесть, я думаю, ее занятость одобрит. Одно лишь Маришку огорчало — необходимость быть оторванной от любимой дочери. Но тут спасала Зинаида, что привозила Дашку прямо в жаркие объятия и к нежным поцелуйчикам матери. И полчаса такой ласкательной терапии в день и моя супруга возвращалась к своим обязанностям с удвоенной энергией.

Фильм я монтировал еще месяц. Кропотливо, кадр за кадром подбирал историю, вклеивал диалоги, что нарисовал наш художник. Совершенно утомительный процесс и мне он не понравился. Возможно, я был чересчур требователен к себе, и можно было бы обойтись меньшими усилиями, но я сам не мог изменить себе. Уж я-то как никто другой знал к чему надо стремиться. И потому, прикусив нижнюю губу, я впрягся в эту тяжелую телегу и сбросил хомут только когда вклеил последние кадры целующегося со своей экранной любовью Серафима.