Диагноз (СИ) - Захарченко Александра Дмитриевна "Заха". Страница 23

— Да, — пожала я плечами, раздумывая, пристегиваться или не стоит.

— Она разрЭшила! — похвастался он водителю и демонстративно прикурил от зажигалки.

Сотрудника ДПС с нами сегодня почему-то не было, и я посчитала это хорошим знаком. Но видимо у него просто очень хорошо развито предчувствие, интуиция и инстинкт самосохранения.

— Так, — деловито проговорил инструктор, следя за дорогой, — Повернешь на следующЭй улице влево, — распорядился он и вновь затянулся.

Мужчина за рулем издал невнятный хмык и… Включил правый поворотник, заставив инструктора поперхнуться дымом от неожиданности:

— Я не понЭль, — обманчиво мягко проговорил он, — Это ЩИто такое?

— Извините, — пророкотал басом мужик, даже в этой машине умещаясь с трудом, уж слишком большим он был, — На тракторе просто по-другому…

— Чтоб в пЭрвый и последнЫй, — строго пожурил его инструктор и загасил в пепельнице остатки сигареты.

Мы наивно полагали, что на этом все, но мужик думал иначе и на очередном повороте, где надо было повернуть вправо, он включил… Ну да, левый поворотник.

— Ты ЩИто, учитильнЫца? — взревел инструктор, разворачиваясь к нему, — Ты уцитильнЫца, я тЭбя спраЩиваю?

— Нет, — пробасил водитель, — Я тракторист.

— Тогда почЭму ты путаешь лЭво и право? — не унимался он, вызывая своим акцентом у меня смех, но я честно держалась.

— Потому что на тракторе по-другому, — невозмутимо ответил бугай.

— Нет, это нЭвозможно, — пропыхтел инструктор и вновь потянулся к сигаретам, — ЛЭна, можно?

— Можно, — хрюкнула я, сдерживая смех.

— Что? — наехал он на водителя, который даже не посмотрел в его сторону, — Она разрЭшила! — вновь похвастался он, зажимая между пальцев хрупкую никотиновую палочку.

Затянувшись, инструктор подобрел на пару градусов и доверительно сообщил, сидящему за рулем:

— Вова, единствЭнную машину, которую тебе стоит водить, — он сделал интригующую паузу, выдыхая в окно дым, — Это Дэу Матиз, Вова!

Вова хранил гробовое молчание и на провокацию разумно не велся, подозревая, что тогда вездесущего кавказца, скорее всего, будет просто не заткнуть.

Какое-то время все шло действительно прекрасно, пока мы не приблизились к перекрестку со светофором. Пристроившись в конце автомобильной колонны, мы выжидали каких-то несколько секунд красного света и когда пришло время трогаться с места, машина взяла и заглохла.

— Ну все, пистЭц, прЫехалЫ, — инструктор красноречиво шлепнул пальцами по панели и обернувшись ко мне, велел, — ЛЭна, мИ вИходим!

Сзади сигналили машины. Вова ничего не предпринимал. А инструктору, кажется, было плевать и на разрывающие улицу сигналы, и на Вову, он собирался уйти к чертовой матери, прихватив меня с собой, вернуться в здание автошколы и написать заявление на увольнение.

— ВИходим, говорю! — повторил он и открыл дверь.

— А может не надо? — робко поинтересовалась я.

— Ладно, — смилостивился он и захлопнул дверь, — Уговорила, — стряхнул пепел в окно и выдохнув, уже спокойно велел водителю, — Заводись потихоньку и на светофоре направо.

Вова кивнул. Вова завелся. Вова включил левый поворотник…

***

Жарко просто невыносимо, все еще печет в горле от глотка, сделанного из его кружки. Цветомузыка то и дело проходится лучом прожектора по моей спине, а пальцы шаловливые сжимают мою коленку под длиннющей барной стойкой с парочкой крепких шестов и скачущим барменом с шейкером у другого края.

— Тебе уже есть восемнадцать? — спрашивает, вернувшийся к нам бармен и перехватив мой опустевший стакан, делает серьезный вид, но ему-то с его внешностью надо не коктейли месить, а в каком-нибудь фильме для взрослых сниматься.

— Есть, не волнуйся, — отвечает за меня Сергей и не очень добро сверлит мужика за стойкой взглядом, мне вообще нравится то, как он ловко и почти незаметно ограждает меня от разгоряченной толпы, которая то и дело пробивается к стойке, перехватить парочку стаканов и снова унестись на забитый танцпол.

Опрокидываю новую рюмку, почувствовав, как шибануло в череп, и неистовая горечь разбавляется сладостью, когда Сережа без предупреждения наклоняется и впивается в губы. Неуклюже пихаюсь, но больше так… несерьезно, опасаясь слететь с высокого стула, и его ладонь стремительно перемещается выше, оставляя в покое колено. Во мне вдруг просыпается какое-то дикое неуёмное желание упереть его в уголок и облапать везде, куда только дотянусь. Размыкаю губы, разрешая пробраться языку в тёплый влажный рот, и тут же зловредно щёлкаю зубами, прихватыватив за язык. Больно тяну на себя, удерживая какое-то время и отстраняюсь, несильно пихнув в плечо.

— Ты что, ревнуешь? — даже как-то неловко это спрашивать, но алкоголя во мне достаточно, чтобы начать нести что-то несусветное, много мне — трезвеннику-еще-позавчера нужно?

— Возможно, — не отрицает и опрокинув в себя такую же рюмку, пережидает какое-то время молча, а после невозмутимо добавляет, будто этого мало, — Ты всего лишь восемьдесят процентов всего времени у меня под рукой.

— А остальные двадцать что? — перекрикивая музыку, высунувшись из-за плеча Вани, спрашивает Тема, и судя по взгляду, у Сергея ладонь так и чешется отвесить ему подзатыльник.

Физическое насилие — это вообще то, чего ему не хватает последние несколько часов. Очень не хватает. Потому что сам меня одел, изменил имидж, а теперь бесится, что и другие стали обращать внимание на мою скромную персону. Ну, где логика? Поэтому мы отошли от изначального плана и как-только зашли в клуб, он сграбастал меня за руку и не отпускает ни на секунду от себя.

— А остальные двадцать она спит, — фыркает Сергей.

С полминуты залипаю в одну точку, подстраиваясь под поехавшую реальность, и спрыгиваю со стула. Цепляюсь за Сережу и тащу его на танцпол, сверкая голыми лопатками в вырезе майки. Оборачиваюсь, и моё вялое "Потанцуем, красавчик?" тонет в поднявшемся гуле голосов и звуке, разрывающем динамики колонок. На самом деле не слишком-то он и против. Жарко, алкоголь в крови плещется… Натурально колбасит под какой-то дикий ритм. Буквально сливаемся с толпой.

Где-то в самой середине танцпола цепляет за лямку майки. Подтаскивает меня к себе. Оборачиваюсь, вжимаюсь в него, и даже в разбавленных светом многочисленных излучателей потёмках вижу, что улыбается. Безумно, слишком уж восторженно, пьяно.

Хочется оплести его руками. Наверное, единственные стоим посреди бурлящей, движущейся живой массы. По спине то и дело мажут чужие ладони. Липну, хватаюсь за его рубашку и, неловко дёрнув головой, мажу губами по моей скуле. Цепляю за подбородок, фиксирую пальцами и уже тянусь к нему, как…

— Когда ты успела так напиться? — в его словах нет злобы или раздражения, напротив, какое-то предвкушение.

— Ты можешь помолчать пару минут? — недовольно интересуюсь.

— Ну, смотря зачем, если ты хочешь… — как всегда пытается шутить, но не сегодня.

Хочу. Именно этого и хочу. Кусаю несильно, скорее просто сжимаю его нижнюю губу зубами и затягиваю в свой рот. С энтузиазмом включается в игру, и вот мы уже лижемся, как типичная, не отлипающая друг от друга парочка. Беззастенчиво лапает, возвращает прикосновения, уцепившись за мою талию, и, едва не свалив обоих, затаскивает на себя, пытаюсь держаться, стискивая бока острыми коленями, и выгляжу, наверное, до безобразия довольной.

— Что это ты такая ласковая? — интересуется деловито, будто до этого я ему обнимашки раз в месяц выписывала.

— Может быть, ты мне нравишься? — предполагаю с не менее задумчивым видом, — Ну, самую малость, — улыбаюсь и покачиваемся из стороны в сторону, под какой-то свой индивидуальный ритм.

— Ой ли? — его взгляд задерживается на моих губах и скользит выше, глаза в глаза.

Немного теряюсь, разглаживая ворот его рубашки, обвожу пальцами по краю, касаясь кожи. Понимаю, что замыкаюсь на чистом упрямстве, не желая признавать, что всё-таки да. Да.