Двое из будущего. 1903 - … (СИ) - Казакевич Максим Валерьевич. Страница 24

Втрое письмо было от Мишки. И в нем так же была фотокарточка с ним и с его супругой. Одна-единственная, но на ней Мишка был весь из себя красавец. Настоящий буржуй. В дорогом костюме, в высоком цилиндре и блестящих штиблетах. И Анна Павловна под стать ему — в пышном и, судя по тому как оно сидело на теле, явно очень дорогом платье. Я, когда достал фотку из конверта, даже хмыкнул — мой друг, привыкший к богатой жизни, не чурался показывать свое состояние людям. Еще в нашем мире он предпочитал носить брендовые вещи, а здесь же, за неимением таковых, стал обшиваться только у первоклассных портных. Что и сказывалось на его виде, сильно выделяя из толпы подобных. А если еще учесть и его богатырское телосложение, то не было ничего удивительно, то женщины часто кидали на него заинтересованные взгляды.

Все эти фотографии я потом обрамил рамочкой и повесил у себя в доме на стену. Мурзин в тот же день их подробно изучил, покивал головой и, между прочим, заметил:

— У вас очень красивый друг. Статный.

— То есть? — не очень понял я высказывание своего помощника.

— Ну, говорю, что такой многим нравится. Высокий, сильный, одет хорошо, выбрит гладко. Красивый мужчина. Наверно и французской водой пользуется и пахнет вкусно.

Я тогда Мурзину ничего не сказал, промолчал. Но отметочку в уме сделал. Заподозрил своего помощника в симпатиях к своему полу. Но на самом деле это было не важно. А важно было то, что Мишка написал в самом письме.

Портянка, что он мне прислал, разместилась чуть ли не на десяти тетрадных листах. И из них я узнал, что на самом деле произошло с царственной лентой. А все оказалось очень просто — на студии произошел пожар. Самый обычный из-за самого обычного окурка, брошенного подсобным рабочим. Нынешние пленки производятся из очень горючего материала и по каким-то стечениям обстоятельств кем-то были нарушены обязательные правила утилизации бракованной пленки и та, вместо специальных контейнеров, оказалась брошенной в обычную урну. В эту же урну полетел и окурок. Там обрезки ленты вспыхнули как сухой сноп соломы и их не смогли потушить. Огонь перекинулся на стены и недалеко от этого места находился наш еще небогатый архив. Вот он и занялся огнем и все, что там хранилось, сгорело в мгновение ока. Приехали пожарные и они смогли спасти половину павильона. Но все картины и негативы оказались уничтожены. За простые ленты Мишка не особо переживал — их копий оказалось достаточно сделано, а вот царские ленты мы потеряли безвозвратно. И лишь моя копия сохранилась. Даже ту ленту, что была отправлена в Британию, запороли местные киномеханики. Пленка застряла в проекторе, порвалась и от мощной лампы также занялась чадящим пламенем. Попытка затушить ленту водой явилось роковой ошибкой — едкий газ заполнил залу и людям самим пришлось искать спасения. Вот так и получилось, что я стал единственным обладателем бесценной киносъемки, которую потом будут изучать далекие потомки.

На остальных листах письма Мишка вкратце пересказал то, что нового случилось у нашей компании.

Моллер, открыл новые отделения банка в Москве и в Нижнем Новгороде и вскоре собирался отправиться в Харьков. Мельников потихоньку запускает карболитовый завод. Наша компания все-таки оплатила требуемую сумму англичанам за оборудование и то через пару месяцев после моего отъезда приплыло в Питер. Мендельсон же отправился в Лондон, чтобы судиться с недобросовестным производителем, который неожиданно повысил цены на свои работы. Вроде и сумма переплаты для нас была условно незначительной, а все одно — справедливость требовала разобраться и наказать. Дело у него там долгое, на несколько месяцев, так что, судебный иск он будет подавать не сам, а наймет подходящих юристов, которые уже имели подобные дела. Шабаршин, наш профсоюзный лидер, все также "мутит" народ и все также достает Мишку и Попова очередными идеями. Из последних идей — построить столовую. Дело, конечно, хорошее, но на данном этапе для нас совершенно ненужное. Для нас было проще, когда рабочие носили с собой "тормозки" и где-нибудь в уголке перекусывали. Да и сам народ привык к подобному и не до конца понимал предложений Шабаршина. А еще, следуя моим распоряжениям, он продолжал спаивать попа Гапона. И его подчиненные, войдя в азарт, моментально бросали все дела и бежали на проходную, чтобы первым встретить будущего возмутителя спокойствия. А встретив, чуть ли не силком тащили того за стол и наливали, наливали, наливали. И, по заверениям Мишки, Гапон, устав бороться с ежедневным похмельем, стал все реже появляться у нас и меньше баламутить рабочий люд. Зубатов, сидя в своем кабинете, грозно окрикивал, но ничего поделать не мог — все-таки Гапон спивался хоть и с нашей помощью, но все же вполне самостоятельно. Кстати, Мишке пришлось устроить на свой завод нескольких рабочих, что работали информаторами, да и отчеты о своей деятельности он писал регулярно. И все оказалось не так страшно — за все месяца, что мы стали работать на охранку, ему лишь раз пришлось съездить к Зубатову и держать перед ним ответ. В остальные же разы, он передавал отчеты через простых жандармов, которые и так имели доступ на наши предприятия в любое время. Мишка написал, что однажды те, даже устроили облаву на одного из рабочих. Явились ночью и на обеденном перерыве взяли того с запрещенной литературой. А вместе с ним и тех, кому он промывал мозги. И это явление не было чем-то неординарным. Крамольные мысли уже начали хождение в мятущихся умах.

****

прода от 1 декабря

Так же Мишка затеял постепенный перевод производства подшипников на наши земли. Вместо того, чтобы укрупнять производство в Германии, он, наоборот, все увеличивающиеся объемы переводил на наш новый цех в Новгороде. На пока еще пустующей территории карболитового цеха. Привез из Швайнбурга новенькие станки, перетянул нескольких специалистов и пустил их катать шары, да обучать вчерашних крестьян. В планах, что он вкратце описал, было поставить полноценное производство подшипников различного вида, так, чтобы мы в полной мере смогли обеспечить потребность страны. В мире уже началась автомобильная эра и подшипники будут разлетаться как горячие пирожки. К тому же Первая Мировая уже через десяток лет, а нам к этому времени следует как можно больше оторваться от зависимости в комплектующих. Ведь, насколько я теперь понимаю, в мою историю этого времени автомобили строились зачастую из заграничных деталей — почти ничего у нас в то время не было. И теперь, когда мы стали работать в этом направлении, и нам стала понятна проблема, мы постараемся разорвать эту зависимость. Завод подшипниковый вот прикупили и переводим производство на свою территорию, движки мотоциклетные производим, вполне достойного качества и Тринклер у нас изобретает. Перед самым моим отъездом, мы с Мишкой посидели, подумали и поняли, что нам как воздух в будущем будут необходим новые двигателя. Тот, что являлся разработкой Густава Васильевича, хоть и был неприхотлив и работал на сырой нефти, а все-таки не имел будущего. Нефть не то топливо, чтобы на него ставить. Она бывает разной — жидкой или густой, тяжелой или легкой. Да и на морозе она ведет себя не лучшим способом — тяжелые фракции густеют и забивают топливопровод. А вот двигателя на солярке или бензине это уже совсем другое дело. И они в полной мере нам помогут в производстве наших будущих автомобилей, как легковых, так и грузовых, тракторов, танков и самолетов. Может и для флота что сделаем…. В общем, Мишка дал Тринклеру новое задание — сделать пригодный автомобильный движок, который будет работать на бензине. Для начала…, а потом и для соляры разработать, но то движок будет уже для тяжелой техники. И Густав Васильевич, по словам Михаила, с головой углубился в разработку. Пропадал с утра до вечера в своей лаборатории и со своими помощниками все что-то выдумывал, вычерчивал и вырисовывал. Пообещал в течение полугода что-то выдать. Кстати, по поводу конфликта Тринклера и господина Дизеля. Из письма Мишки я узнал, что приходили-таки к нам люди от нашего конкурента и требовали прекратить всяческую работу над проектом Густава Васильевича. Угрожали, обвиняли в воровстве. Вели себя вызывающе и нагло, давя Менельсона авторитетом и важностью. Но наш Яков Андреич был уже не тем юношей, на которого можно было с легкостью повлиять. Он заматерел, приобрел уверенность и знания и он, выслушав все претензии, отправил представителей Дизеля обратно ни с чем. Отказал им во всех требованиях и, предчувствуя скорые судебные иски, приказал своим подчиненным готовиться к обороне. И, по словам Мишки, перед тем как отправиться в Лондон, Яков спокойно утверждал, что ничего у Дизеля не выгорит и Тринклеру и нашей компании ничего не грозит.