Квест а, б,в, г… (СИ) - Валин Юрий Павлович. Страница 21
— Так я про то и говорю. Нужно причину и схему разгадать — как они нас находят? Этак мы вообще ничего не сдадим, все время же отвлекают. Кстати, ты д’Обиньи не видела?
— Видела. Она там слегка отвлеклась. Казаки и монголы под шумок пытались турок потрясти, а там какой-то походный гарем развизжался. Вот твоя Жюли и ограждает шпагой прелестных гурий от унижений.
— Как видишь, Жюли совершенно не моя. А так искренняя девушка, бесстрашная. И музыкальный голос у нее, говорят, есть. Вот только эта ее неудержимая бисексуальность…
— И не говори. Нельзя ей в будущее — совсем ошалеет. Ладно, мы будем буквы-цифры расставлять или подождем, пока нас тут задавят?
Стремительный перевод темы разговора немного удивил Бро, но в целом действительно — уже чуть ли не по головам бегали. Беспокойное время эти азовско-полтавские «стояния», все время война, даже огурцов никаких перехватить не дали.
Васко подсвечивала зажигалкой, князь Волков расставлял абвгд…
— Будем надеяться, проскочит. В следующий раз нужно как-то тщательнее готовиться. Мне в плену совершенно не понравилось, — признался Бро. — Хотя будет ли следующий раз — вот вопрос.
— Будет, — заверила соратница. — Мне так и сказали — «вы обречены, и мы тоже».
— Это Фридрих такие фейки гонит? С какой стати? «Обречены», понимаешь ли. Недотырок прусский. Как он тебе, кстати? Я не про подробности, а в целом.
— В целом ничего. Даже неплох. Вот только врун бессовестный, — мрачно поведала Васко. — Даже чуть оскорбительно, когда так примитивно тебе втирают. То ли в их время врали как-то иначе, то ли я почему-то сходу научилась обманы угадывать. Гладко лепит, но чувствую ведь — «гонит». Вот ты — хам, шовинист и сексист. Но хоть не врешь.
— Это да, мне некогда, — подтвердил Бро. — Ответ зачитываю?
Ответ сошелся, двоечник мгновенно оказался в полу-своей квартире, почему-то в прихожей, и сходу чуть не опрокинул десятилитровую ёмкость с водоэмульсионкой. Вот так разгонишься в беспощадной атаке на знания, потом дома полный разгром и хаос. Бро поставил в угол тризуб, почесал бедро, крепко пахнущее конским потом и иными приключениями. Нужно срочно под душ. Но сначала посмотреть — отстояли мы Китежславль или пришлось тогда все же отходить?
Глава 6
Глава-параграф №6. О поросячьих кенгуру и роковых офицерах
Следующие сутки Бро провел, залечивая подбитый глаз и работая с документами. Оба направления потихоньку продвигались: синева отступала, с историческими событиями тоже прояснялось. Конечно, насчет беспримерного по напряжению противостояния у Китежславля ничего особо вычитать не удалось — смутное событие, не отраженное учебником и пособиями. Но в остальном все понятно: Азовские походы прошли в надлежащее время, под Полтавой вообще вышла крутая виктория, а Инвентарную реформу учинил хорошо знакомый двоечнику Николай I (эх, в прошлый раз чуть-чуть до этого места не дочитал). Впрочем, событие тоже какое-то странное, учебник о нем весьма мутно сообщает.
Вообще к учебным пособиям у двоечника Волкова накопилась уйма претензий. Что это за куцее и запутанное изложение⁈ Про Инвентарку целый абзац, а про князя Ивана Ноздреватого-Молодого единственное упоминание, да и то в хронологической таблице. Хамство! Человек, между прочим, кровь на поле боя проливал, и вообще произвел очень приятное впечатление. Да и остальное… К примеру, Карл XII при личной встрече вообще оказался на свой портрет ничуть не похож. Ладно, это, допустим, к живописцу претензия. Но почему так мало об иных персонажах⁈
Про удивительную Лалу ничего не нашлось. Вообще ни-че-го! И как заниматься историей, когда недостаточно источников для нормального понимания событий? Бро твердо знал — такие девушки оставляют след в истории. Ладно, потом поищем. Даже хорошо, что придется отложить.
«Ломало» вот конкретно по этому поводу бывшего князя Волкова весьма могуче. Прямо хоть маме звони и между делом выспрашивай. Но нельзя, во-первых, мама определенно заподозрит, что вопрос не по ЕГЭ, во-вторых, уверится, что сын голодает и немедля привезет продуктов. А отвлекаться нельзя — заданий еще уйма, можно сказать, только начали усваиваться.
Бро чередовал историю с литературой — там вообще порой случались абсолютные пробуксовки, опереться не на что, начинаешь пытаться уяснить суть — прям мгновенно цепь мысли с шины логики слетает. Совершенно устаревшие мутные, архаичные и вялые сюжеты. Да опять, именно — мутные. Нормальные люди так не живут. И не жили! Все-таки князь Волков уже завел некоторые исторические знакомства и имел свое личное объективное мнение. Совершенно нормальные люди обитали в прошлом, пусть реал-задания и слегка упрощают их стиль общения и характеры. Да, существуют сложные вопросыи проблемы, но там точно не сплошь Базаровы с Раскольниковыми жили. Эти-то литературные типы вообще уму непостижимы.
Да, имелись в прошлом загадки, кто с этим спорит. Вот про Головина с трудом нашлось упоминание. Оказывается, вдоволь покидала жизнь Андрея Андреевича: бывал с дипломатическими миссиями в Европе, в Северную войну командовал полком, после победоносной Полтавы стал генерал-майором, в Прутском походе (пришлось прочесть, чего наших туда понесло) служил в лучшей дивизии. А кончилось все печально. Уже в мирное время царь вдруг начал Головинова жутко троллить, да так, что с ума человека свёл.
В последнее не особо верилось — полковник казался человеком стойким и уверенным в себе. Наверное, симулировал — во времена самодержавия случались веские причины притворяться больным, связанные не только с откосом от военкомата. Хотя если рядом с Головиным оставалась Ольга, то запросто мог «крышей поехать» по линии личных отношений. Опасная особа.
Бро вздыхал — наука-история оставалась полна не только опасностей и непредсказуемостей, но и дивных моментов. Опять же необъяснимых. Вот занимаешься любовью, потом вскакиваешь на коня, летишь в битву… Но как и почему — необъяснимая загадка. Ведь не умел же Бронислав Волков ничего такого. Как это получается? В чье-то тело попадает сознание неопытного двоечника? Или это Там кто-то помогает? Бро все больше проникался мыслью, что вообще-то Там — во всех этих сухих параграфах учебника незримо присутствуют родичи семьи Волковых — прадеды и прапрадеды, отдаленные прабабки, и далее. Ничего не скажешь, насыщенно предки жили. Кстати, оружие, что сейчас на всякий случай стояло в прихожей, называлось — «протазан». Неплохая штуковина, рожденная суровой оружейной мыслью XVI века. К сожалению, сдать экзамен протазан не поможет.
Бро изгонял из головы посторонние мысли и устремления, читал параграфы, для памяти записывал, на автомате разогревал что-то из содержимого холодильника, перекусывал и снова погружался в вопросы. Но литература не давалась, каналья этакая. Каждый вопрос приходилось спиливать через «не могу», будто сосну перочинным ножом. Вот как тут:
«Счастлив путник, который после длинной, скучной дороги с её холодами, слякотью, грязью, невыспавшимися станционными смотрителями, бряканьями колокольчиков, починками, перебранками, ямщиками, кузнецами и всякого рода дорожными подлецами видит наконец знакомую крышу с несущимися навстречу огоньками, и предстанут пред ним знакомые комнаты, радостный крик выбежавших навстречу людей, шум и беготня детей и успокоительные тихие речи, прерываемые пылающими лобзаниями, властными истребить всё печальное из памяти. Счастлив семьянин, у кого есть такой угол, но горе холостяку!»
Нет, писал Николай Васильевич Гоголь хорошо. Ярко и выразительно. Но про что это вообще? Про кузнецов, недостаточно развитую дорожную сеть, или про семейные ценности? Непонятно же.
Бро обреченно потер пострадавший глаз и продолжил чуть ниже:
«…Нет равного ему в силе — он Бог! Но не таков удел, и другая судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу всё, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и крепкою силою неумолимого резца дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи! Ему не собрать народных рукоплесканий, ему не зреть признательных слёз и единодушного восторга взволнованных им душ; к нему не полетит навстречу шестнадцатилетняя девушка с закружившеюся головою и геройским увлеченьем; ему не позабыться в сладком обаянье им же исторгнутых звуков; ему не избежать, наконец, от современного суда, лицемерно-бесчувственного современного суда, который назовёт ничтожными и низкими им лелеянные созданья…»