Секрет китайской комнаты (СИ) - Коробочка Елизавета. Страница 47

О, Кайто знал. Кайто хорошо знал, и это вызвало у нее скорее даже разочарование, чем какое-то удивление. Честно говоря, он чего-то подобного и ожидал, а потому эта игла не вызвала в нем какого-либо удивления или шока. Он сухо заметил:

— Как примитивно.

— Примитивно! — Ханзе вскинул руки, излишне драматично, подобно актеру театра Но. — Но эффективно. Знаешь, что можно сделать с человеком, чтобы он остался жив, но не жив?

— Столько способов, что не счесть.

Голос неожиданно сел. С чего бы…

Ладно, ладно! Он знал. Твою ж мать.

Ханзе это определенно развеселило, и он улыбнулся, хотя больше походило на оскал:

— Может посоветуешь мне какой-то? Я, лично, очень люблю лоботомию. Это требует филигранной хирургической точности. Один удар — и все. Человека больше нет. А ты что посоветуешь? — насмешливо бросил он. — Мозги выжигать? Да господи боже. У меня этих выжигателей мозгов по всему Эдо. Мне уже надоело.

Все это время он продолжал вертеть в руке иголочку.

Надо было что-то предпринять. Хорошо было бы вырваться и начистить эту наглую рожу, но Кайто, при всем том, что язык его сегодня подвел, был весьма рациональным человеком, а потому понимал безысходность своего положения. Физической расправой тут не разыграть гамбит, надо было что-то другое, что-то…

Ненароком вспомнились слова Ханзе про Кичиро, про болтливость последнего, и Кайто сглотнул. Что ж, хочет поболтать? Это он ему устроит. Пусть только стоит подальше от Хэби с этой сраной иголочкой и молотком. Он не собирался просто сидеть и наблюдать за тем, как такой кошмар сотворяли с его товарищем.

— Ну что? Превратить твою подружку в овощ?

— И потерять бесценный источник информации? А ты забавный? — затараторил Кайто.

— Она не несет для меня никакого интереса, — судя по тону, это была уже не шутка. И не игра. Резал правду-матку. — Зачем она мне нужна? Что она знает того, что не знаю я?

Например, кто нас нанял. Но этот комментарий Кайто решил удержать при себе.

— Мало ли, — нервно заулыбался он. — В каждой женщине есть загадка.

— Вот сейчас мы и посмотрим, что у нее за загадка.

Бля, нет!

Ханзе свистнул, и один из «Одокуро» резко оттянул ее волосы назад, запрокидывая голову. Мастерским движением он приставил иголочку к разбитому глазу, и Кайто ощутил, как внутри все сжалось в мерзком нервном коме. Надо что-то сделать. Заболтать его. Заговорить ему зубы, пока не стало слишком поздно. Хоть что-то, что отвлечет его. Потянуть время. Может, Исао уже в пути. Может, их кто-то вытащит, и они забудут эту ночь, как один страшный кошмар.

Кайто видел, как дрожали у Хэби ноги, как участилось дыхание. Кровь продолжала литься у нее по лицу, падая на грудь.

— Итак, Кайто. Я все понимаю! Может, если она перестанет быть такой строптивой, ты наконец ее трахнешь.

Надо что-то делать, что-то сказать, что-то…

— Я знаю, вы этим помышляете. Ну, молодые люди… Гормоны играют, все дела.

— Ты меня совсем за человека не держишь, — выплюнул Кайто, и Ханзе вдруг нахмурился.

— Что?

— Я сказал…

В эту секунду он опустил руку с иголочкой, и Кайто мысленно выдохнул. Отлично, теперь отойди от нее нахер.

— Ну да, — проговорил он, явно наслаждаясь каждым словом сказанного. — Ты товар. Шиноби. Когда ты становишься шиноби, ты прекращаешь быть человеком. Ты — отброс, тот, кто под ногтями этого города. Грязь! — с жаром произнес он и сжал кулак. — Понимаешь?!

— У шиноби хотя бы есть моральные принципы, — осклабился ему Кайто.

— У грязи, — низким рыком оборвал его Ханзе, — нет моральных принципов. Вот, спроси у тех ребят, какие у них есть. Эй! — он кивнул «Одокуро», продолжавшим залипать в представление с жутким интересом. — Икуро! Какие у тебя моральные принципы?

— Э-э-э… бабло?

— Видишь, — Ханзе цокнул. Взгляд его пал на огромную бандурину позади, продолжавшую хранить молчание все это время. — А у тебя, Инугами?

Голос — похожий на женский, скрежущий — пророкотал:

— Омега-блокаторы.

— Вот и все.

Таким тоном это произнес, словно не было другой истины. Ну конечно.

Откуда ему знать. Откуда ему, этой грязной крысе, знать хоть что-то о принципах? Ханзе был из тех фиксеров, что легко могли кинуть своих наемников, кому не составляло труда расправиться с теми, кто рисковал ради его дерьмовых дел жизнью. На улицах так не поступали. У улиц были правила — но откуда не чтящей их мрази знать о таком?

— Ты просто находишь нужную струнку. Находишь ее, дергаешь — и все. Ой! — притворно удивился он, сложив руки у лица. — А знаешь, что вспомнил? Знаешь? — подошел ближе, и Кайто углядел в его взгляде что-то сродни больному азарту. — У тебя же сестренка есть, да?

От такого у Кайто пропал дар речи.

Не от страха; просто от факта, что этот гад рыл настолько глубоко. Все знал. Все разнюхал.

— Солидная дама. Занимает неплохую должность. Ой, ну если папочка вскроет себе живот, тебя это, наверное, не расстроит, но вот если он заберет ее с собой… И карьеру тоже. Хочешь, чтобы она проклинала тебя?

С каждым новым словом голос Ханзе становился все тише и тише, мягче, но тем сильнее росло давление. Угрожал. Медленно, спокойно, он бил по самым больным точкам и затем наблюдал за реакцией. Больной уродец.

— Если он заберет ее с собой, то ее проклятий я уже не услышу, — с трудом ухмыльнулся Кайто.

Держи себя в руках. Тебе плевать на его угрозы. Он ничего не может, он такая же шваль с улиц, как и его подручные. Разнюхал — плевать. Сделать-то он ничего не сумеет. Не сумеет же, да? Последнее возникло в голове Кайто спонтанно, в панике, когда губы у Ханзе растянулись в дикой улыбке, и он загоготал. Такого дикого смеха он не видел никогда, словно истерика.

О, ему было весело.

Но, как говорится, последним смеется тот, кто…

— Вашу ж мать! Да вы просто поехавшие ублюдки! Вам вообще посрать на все! — закрыв лицо ладонью, он продолжил фыркать, не в силах унять истерику. — Но в тебе все же есть какая-никакая родственная жилка, правда?

— Для поехавшего ублюдка весьма иронично назвать так меня.

— Возможно, это повод задуматься, Кайто, — Ханзе легонько постучал ему молоточком по голове, продолжая улыбаться во весь рот. — Знаешь, что еще будет забавно? Если твоя сестренка сядет в свою роскошную «хонду» прошлого года выпуска, нажмет на педаль газа, а потом взлетит на воздух. Или если сгорит твой дом… Нет, — поджал губы он, явно придуриваясь, — я боюсь Сэридзаву, конечно, но… Что, если там найдут твои следы? И что ты им скажешь? Что это сделал какой-то фиксер по имени Ханзе, которого даже не существует?

Хотелось ответить, что-то гадкое, чтобы рожа у этого урода сморщилась как после укуса Хэби, но Кайто не нашелся со словами. Лишь поджал губы и взглянул на него исподлобья, качнул головой. Дешевые угрозы. Если уж бахвалился тут своим гениальным шпионским навыком, мог предложить что-то в сотню раз интереснее или страшнее, чем банальный взрыв.

Он любил сестру, правда. И матушку. Только с батей были такие проблемы. Кайто не хотел им смерти, он не верил (или просто не хотел, сложно было сказать), что у Ханзе хватит сил дотянуться до них всех. Угрозы — это первое, с чем сталкивается каждый шиноби, и морально он был готов. Ко всему.

Его продолжали рассматривать с интересом, но Ханзе смотрел на него иначе, словно на подопытную крысу. Со странным любопытством.

— Нет, гляньте. Он реально готов обречь сестру на смерть. Ты ее любишь, но ради вашего сраного заказчика ты готов отбросить ее?! Всех, с кем ты работал до этого?! Я доберусь до Исао, я доберусь до Кичиро, до всех, кого они любят! Я убью их всех! А ты, Кайто, — чужая рука похлопала его по плечу, — будешь жить. Жить со всем этим. Тебя-то я оставлю в живых. Только это тебя беспокоит? Как бы остаться в живых? Чтобы заказчик не замочил, может быть? Кто это? — нахмурился. — «Йошивара»? — вгляделся пристальней. Читал эмоции? — Нет, не «Йошивара»… Не «Накатоми», я бы знал…