Обворожительно жестокий (ЛП) - Джессинжер Джей Ти. Страница 43
Лиам отвечает тихо и спокойно, что разительно отличается от визгливых ноток в моем тоне, граничащих с истерикой.
— Я нанимаю специалистов, которые следят, чтобы информация обо мне не просачивалась в сеть, но сарафанное радио невозможно остановить. Почему ты так расстроена?
Я переминаюсь с ноги на ногу от волнения.
— Я только что говорила с Диего. — Лиам переводит взгляд с потолка на меня. Ждет продолжения. — Он думает, что я твоя жертва.
— Значит, он совсем тебя не знает.
— Ты действительно похитил меня.
Его глаза блестят, а голос становиться тише.
— Но ты ведь не чувствуешь себя жертвой?
Я вспоминаю арку в итальянском ресторане.
— Нет. — Когда его взгляд теплеет, я добавляю: — Возможно, я обманываю себя. Мои гормоны могли устроить переворот в моей голове.
Его мощная грудная клетка поднимается и опускается вместе с тяжелым дыханием. Он возвращает свой взор к потолку.
— Мне действительно начинает надоедать этот парнишка, — хотя его голос звучит сухо, я знаю, что это не угроза.
— Он меня не науськивал. Такое развитие событий я придумала сама.
Лиам по-прежнему молчит.
Поразмыслив, я тихо добавляю:
— Ладно, я не обманываю себя. — Его голова не двигается, но взгляд снова скользит в мою сторону. — Нет, конечно, в последнее время мои гормоны словно попали в цирковое шоу. Но в целом, полагаю, я просто... — Я делаю глубокий вдох и решаю быть абсолютно честной. — Мне требуется минута, чтобы собраться с мыслями.
— Без проблем, — мурлычет он.
Я смотрю на него, на это тело, на это лицо, на все эти мускулы и татуировки, на эту агрессивную сексуальную энергию, которую он сдерживает одной лишь силой воли, и чувствую укол желания, такой сильный, что он пугает меня.
— Значит, ты убил десятки своих врагов? — спрашиваю, чтобы остудить свое возбуждение.
— Даже больше, — спокойно отвечает он.
— О. — Я прочищаю горло. — Ладно. Спасибо за честность. Наверное.
И хихикаю.
Мгновение изучив выражение моего лица, Лиам говорит:
— Амбивалентность — настоящая стерва, да?
Вопрос риторический, поэтому я обхожу его стороной.
— Думаю, Диего будет проблемой.
Лиам поднимает брови.
— Для кого же?
— Для тебя.
Его взгляд мрачнеет.
— Как же плохо ты обо мне думаешь.
— Голиаф недооценил Давида. Посмотри, к чему это привело.
Лиам хмурится, сощурив глаза и глядя на меня с другого конца комнаты, как будто пытается через хрустальный шар узреть будущее. Затем его взгляд проясняется.
— Ты беспокоишься обо мне, — с удивлением отмечает он.
— Вот только не надо так раздуваться из-за этого, — натянуто говорю я. — Просто пытаюсь быть практичной.
Его глаза так же мягки, как и голос.
— Я буду иметь это в виду. Спасибо.
— Но я не хочу, чтобы ты пытался его напугать или вообще что-то с ним делать, ясно? И директива «Не делай ему больно» все еще остается в силе. Я просто тебя предупреждаю.
— Понятно.
— Обещаешь?
— Честное-пречестное. — Он широко улыбается. Аж дух захватывает.
Наши взгляды встречаются, после чего я направляюсь обратно в библиотеку. Разум кричит, чтобы я не позволяла себе испытывать чувства к этому незнакомцу, который внезапно ворвался и похитил мою жизнь, в то время как сердце шепчет, что уже слишком поздно.
Какое-то время я пытаюсь учиться, но сдаюсь. Я слишком рассеяна. Пытаюсь дозвониться до Элли, но вызов переключается на голосовую почту. Оставляю ей сообщение, где говорю, что останусь с Лиамом на некоторое время, о чем, по достоверным источникам, она уже знает, поэтому на будущее я была бы признательна, если бы она время от времени принимала мою сторону.
Отправляю смс Карле с благодарностью, что она пришла на мой праздничный ужин, но ответа не получаю.
Пока я сижу и смотрю на телефон в своей руке, меня поражает все, что произошло. Нападение в переулке, понимание, кто такой Лиам, странные реакции Диего, окончание колледжа, пребывание здесь... все это давит на меня со всех сторон.
Я наклоняюсь, упираюсь головой в ладони и закрываю глаза, стараясь не заплакать.
Так я и засыпаю: на стуле, уткнувшись лицом в стол. Именно так Лиам находит меня, когда приходит немного позже.
Не говоря ни слова, он берет меня на руки и относит в постель.
∙ ГЛАВА 23 ∙
Тру
Я не понимаю, как преступный гений, пугающий взрослых мужчин одним упоминанием своего имени, может быть таким любителем обнимашек.
Мы спали в его обожаемой позе ложек, словно нас склеили. Лиам даже не пытался раздеть меня, просто положил на кровать, натянул на нас одеяло, повернул меня на бок и зарылся в меня.
Его теплое дыхание щекочет тонкие волоски на моей шее.
— Тебе удобно? — сонным голосом спрашивает он.
— Физически, очень.
Понимая смысл моего высказывания, он бормочет:
— Труднее всего находится в ссоре с самим собой.
— Так говоришь, будто знаешь это по личному опыту.
— Так и есть. У меня есть парочка советов.
— Поделишься?
— Будь, как будет. Признай, что внутри тебя враждуют фракции. Если ты живешь в соответствии со своими основными ценностями, все сомнения — это просто шум, который ты можешь позволить себе игнорировать.
А мой волк настоящий философ. Некоторое время я обдумываю его слова, глядя в темноту.
— Давай вываливай их, — подсказывает он. — Я знаю, что у тебя есть список.
Это не должно меня удивлять, но я все равно спрашиваю:
— Откуда ты знаешь?
— Потому что когда-то я тоже был идеалистом.
В его тяжелом голосе слышится что-то похожее на сожаление. А может быть, это просто усталость.
— Окей. Какого-то порядка нет, но мои пять основных ценностей — это неординарность, уверенность в себе, доброта, честность и мужество.
— Первая пятерка из скольких?
— Двенадцати.
Я не вижу его улыбки, но чувствую ее.
— Давай остальные.
— Любопытство. Свобода. Упорство. Познание. Юмор. Благодарность. Уединенность.
Через некоторое время он тихо говорит:
— Хороший список.
— Спасибо.
— И все же мне любопытно. Уединенность? Большинство людей не любят одиночество.
— Одиночество и уединенность — две совершенно разные вещи. Наиболее одиноко я чувствую себя в толпе.
Лиам задумчиво молчит, потом крепче прижимает меня к себе и вздыхает, уткнувшись в мои волосы. Я чувствую, как он борется с самим собой, но не знаю, с чем именно.
— Как ты стал таким, как сейчас, Лиам?
— А какой я сейчас?
— Человеком, стоящим на вершине горы костей.
Он медленно выдыхает и прикасается лбом к моему затылку. Он такой горячий, будто его лихорадит.
— Я мог либо подняться на вершину, либо сам стать скелетом, — говорит он хриплым голосом.
— И ты счастлив?
Его смех режет слух.
— Ты что, шутишь?
— Нет.
— Счастье — это иллюзия.
— Печально, что ты так думаешь. Большинство людей думают, что счастье — это и есть смысл жизни.
— Именно поэтому большинство людей впадают в депрессию, — с легким отвращением парирует он. — Они ставят счастье превыше остального. Выше более важных вещей. Но это всего лишь эмоция. Вряд ли они вообще имеют значение.
Он очень расстроен. Я задела его за живое, но он так часто задевал меня, что я не отступлюсь.
— И что может быть важнее счастья?
Он отвечает без колебаний, его голос звучит убежденно.
— Честь. Без чести человек с таким же успехом может считаться мертвым.
Слова повисают в воздухе, сверкающие и опасные, как обнаженный меч, чье заостренное лезвие собирает свет, а заодно и мое любопытство.
Почему босс мафии так яростно говорит о чести? Это скорее присуще солдатам, готовым отдать свою жизнь за Бога и страну. Рыцарям, присягнувшим на верность своему королю.