Художник моего тела (ЛП) - Винтерс Пэппер. Страница 18

Он рисовал каллиграфические линии и выделял части того, что нарисовал, отступая и хмурясь только для того, чтобы вернуться и мучить меня еще одним облизыванием щетины.

Как только он остался доволен моим телом, повернулся к моим волосам и лицу.

Я думала, было сложно заставить его сосредоточиться на моем теле.

Это было ничто по сравнению с тем, как пальцы Гила наклоняли мой подбородок туда-сюда, его зубы сосредоточенно впивались в нижнюю губу, его устойчивый талант превращал мои щеки в искусство, а мои волосы дразнили любым оттенком, который он выбирал.

В какой-то момент Гил стянул мои волосы в тугой пучок, и волна страсти заставила меня дернуться от желания. У него перехватило дыхание; пневматический пистолет дрогнул.

Я покачнулась, когда он взял меня за подбородок, тщательно вытирая краску со лба и бровей.

— Закрой глаза. — Его пальцы впились в мою кожу, будто эта команда подействовала на него так же, как и на меня.

Я повиновалась, благодарная за то, что убрала его из поля зрения, когда он был единственным, что я могла видеть. Мягкость его краски и жар его присутствия увеличились, добавив еще одно измерение к моим проблемам.

Но потом закончилось.

Гил отступил.

Холод вернулся, и пришло одиночество.

Мой первый раз в качестве холста, и он был закончен.

Отбросив кисти, Гил спрыгнул с подиума и уставился на меня с расстояния нескольких футов. Он склонил голову набок, оценивая каждый угол и изгиб, и вовсе не выглядел довольным своим творением.

Из-за меня.

Он не стал спрашивать, удобна ли поза и приемлема ли чужеродность ощущения, покрывающей краски.

Я не была Олин.

Я была только его.

С запахом краски в воздухе и муками голода, крепнущим в моем животе, Гилберт вернулся, добавил брызги страз на мою бедренную кость и лоб, затем возвышался надо мной, чтобы нарисовать область моего плеча клеем, прежде чем нанести бирюзовый и черный блеск на мою ключицу.

Гил ловко спрыгнул с платформы и подпер подбородок испачканными краской руками. На этот раз он не просто наклонил голову, он пригвоздил меня к подиуму своим оценочным взглядом. Его глаза никогда не были спокойными, оценивающими, обдумывающими.

Гил смотрел на мою грудь, бедра и ноги с большей силой, чем любой другой мужчина до него.

Он видел только недостатки и то, что можно было улучшить.

То, что он находился в нескольких метрах от меня, а не в нескольких сантиметрах, позволило мне нормально дышать впервые с тех пор, как я разделась. Мои колени дрожали, и я благодарила каждую звезду на небе за то, что он нарисовал только перед моего тела. Я не знала, как смогла бы справиться с ним, находящимся позади меня. Его дыхание на моей шее. Его пальцы на моей заднице. Его ладони скользящие по моей спине.

Стоп.

Дело сделано.

Когда тишина стала невыносимой, я пробормотала:

— Что теперь?

Мой голос разрушил чары.

Гил дернулся, как будто я оттащила его от чего-то болезненного. Он снова откашлялся от потрескивающего напряжения.

— Я недоволен, но это должно сработать. — Отойдя к шкафу в тени, он приказал: — Оставайся там.

Я сделала, как он сказал, и ждала, пока он выдвинет ящик стола и вернется с дорогой на вид камерой. Положив камеру у моих ног, Гил подошел к большим прожекторам и другому фотооборудованию, спрятанным вне досягаемости краски, и покатил их по подиуму.

Не предупредив меня о необходимости закрыть глаза, включил их все, ослепляя меня белой светом.

Я поморщилась, зажмурив глаза, когда жар ламп мгновенно согрел холод в моих костях. Стук сапог Гила раздавался вокруг меня, пока он подготавливал что-то. Медленно я приоткрыла глаза, привыкая к яркому свету.

Мужчина стоял с камерой в руках и надменным, голодным выражением лица.

— Не двигайся, пока я тебе не скажу. — Подняв камеру, он поставил меня в кадр и нажал кнопку. Мягкий щелчок послал еще одну волну мурашек по мне.

Время снова скатилось в бессмыслицу, когда Гил сделал обильное количество фотографий со всех сторон, все с черными матовыми кирпичами позади меня в качестве фона. Некоторые он снимал крупным планом на определенных участках моей кожи, другие — издалека. Он даже взобрался на лестницу и сделал несколько фото сверху.

Несмотря на все это, я оставалась идеальным манекеном, делая все возможное, чтобы мое лицо оставалось бесстрастным, дыхание легким, а мышцы гладкими.

К тому времени, когда он щелкнул последний раз, мой желудок не просто урчал от голода, он рычал, и мои ноги болели от долгого стояния.

Гил молча вернул камеру в шкаф, выключил прожекторы и провел рукой по волосам, приглаживая непослушные пряди. Ему было все равно, что у него на пальцах столько же краски, сколько у меня на теле, точно так же, как ему было все равно, что я все еще была там, пойманная в ловушку его инструкцией и не позволенная двигаться.

Он поймал мой взгляд.

Что-то мощное и древнее пульсировало между нами.

Что-то, что мы не могли контролировать.

Я ошиблась.

Ему было не все равно.

Его это очень волновало.

Его лоб наморщился, когда он впился в меня. Его плечи опустились, когда он вздохнул.

— Это все. Иди прими душ. Я принесу тебе наличные. — Отвернувшись, Гил прошел в свой кабинет, не оглядываясь.

* * *

— Святая матерь милосердия, — прошептала я себе под нос.

В зеркале отражалась я.

Но это была не я.

Я исчезла и оставила после себя какую-то сказочную императрицу.

Это волшебное существо, пропитанное красными и синими, пурпурными и тенями, никогда не могло быть мной.

Вау.

Просто... вау.

Ванная Гила скрывала меня от холодного склада. Я намеревалась броситься в душ и избавиться от странного ощущения, будто меня завернули во что-то чужое.

Но это было до того, как зеркало в полный рост поймало мой взгляд, и я была загипнотизирована.

Я видела его талант на YouTube. Изучала сложные рисунки, которые он делал, и всегда знала, что он был волшебником с краской.

Но сейчас?

Теперь я совершенно по-новому поняла, почему люди называют его Мастером Обмана.

Медленно продвигаясь вперед, я не обращала внимания на свою наготу. Как я могла, когда на мне было нечто гораздо большее, чем просто одежда?

На мне была метка Гилберта. Его время, энергия и мастерство.

На моем торсе больше не было ни грудей, ни ребер, ни мышц. Это была подводная пещера с лучами света, освещавшими черные карманы, где угри и ракообразные прятались во мраке. Но в ярком солнечном свете, исходившем от моего подбородка, вниз по ключице и пятнам на груди, резвились криль и разноцветные рыбки из драгоценных камней, как будто моя грудная клетка стала аквариумом для такой невероятной морской жизни.

Слегка повернувшись, я широко раскрыла глаза от изумления, изучая светящийся хрустальный шар, изображающий сцену кораблекрушения с блестящими стразами на бедре. Через мое плечо струился идеальный водопад. Он растекался по моей ключице, прежде чем выплеснуться наружу с голубым блеском и серебряной нитью, такой же живой и влажной, как любая жидкость, стекающая по моей руке.

Это была магия — чистая и простая.

Заказ, должно быть, был на аквариум или рекламу путешествий или что-то, что вдохновляло на природу и приключения.

Это вдохновило меня.

Мне казалось, что я могу плавать под водой и вызывать всякую живность.

Я чувствовала себя королевой.

Фотографии, которые он сделал, несомненно, будут отправлены тому, кто запросит эту часть, и где-то там, в каком-нибудь оживленном торговом комплексе или в каком-нибудь глянцевом журнале, люди будут смотреть на мое обнаженное тело и видеть не женщину, а целое подводное царство со мной в качестве его правителя.

Я думала, он не видит во мне человека.

Я ошиблась.

Он видел сквозь эту простую иллюзию и показал мне, что даже мое собственное восприятие было слишком узким.

Нося его краску, я становилась выше, вела себя гордо, двигалась плавнее. Я позировала так, словно на мне было дорогое платье, сшитое на заказ и мучительно скроенное до совершенства.