Художник моего тела (ЛП) - Винтерс Пэппер. Страница 9

Одна из моих любимых работ, которую он сделал, — в черном капюшоне и с закрытым лицом — была на двух женщинах, прижатых друг к другу, их руки были сложены так, что их человеческие формы превратились в колибри.

Благодаря технике Гила с металликом и тенью, их кожа превратилась в радужные перья, мерцающие с такой точностью.

Как он это выносит?

Как мог так долго заставлять что-то оживать только для того, чтобы сделать несколько фотографий, а затем спустить это в канализацию?

Мое отражение насмехалось надо мной, когда я подошла к туалетному столику и схватила свои длинные, до плеч, темно-русые волосы. Скрутив их в жгут, я сделала пучок у основания шеи и закрепила его резинкой с запястья.

Как только мои волосы были уложены, я обыскала стены в поисках халата.

Никаких крючков. Никаких мантий.

Где же он?

Я бродила взглядом по белому кафельному пространству, пока не остановилась на куче одежды, завернутой в пластиковый сверток в углу. И ожидала увидеть халат — в единственном числе. Как что-то висящее на двери ванной.

Я должна была догадаться, что у Гила было несколько девушек-холстов, чтобы рисовать. Следовательно, ему понадобилось несколько халатов. Судя по их количеству, он заказал оптом.

Тяжело вздохнув, снова чувствуя боль, я схватила верхний сверток, разорвала и вытряхнула пахнущую нафталином одежду.

Я сняла леггинсы и топ, оставив черные стринги и спортивный бюстгальтер.

Надев халат, я пожала плечами своему отражению и направилась обратно на склад, где в воздухе танцевали ароматы свежей краски, растворителя и цитрусовых. Запах становился все сильнее по мере того, как я приближалась к Гилу.

Он стоял спиной ко мне и что-то смешивал, наклонив голову, чтобы посмотреть, как он совершает это действие. Его левая рука сегодня выглядела так же, как и правая, хотя на подбородке все еще виднелся синяк.

Остановившись рядом с ним, я мягко спросила:

— Кто тебя вчера покалечил?

Он напрягся.

— Никто.

— Но кто-то же сделал это.

Поставив банки с краской на стол, он повернулся ко мне. И впервые внимательно посмотрел на меня. По-настоящему изучал меня.

И мне захотелось вернуться в ванную и надеть еще три халата для защиты. Его суровые глаза раздевали меня, как будто он имел полный доступ к моей депрессивной, непринужденной жизни. Как будто мог видеть мои ошибки, мои неудачи.

Глубоко в его взгляде таилась тень того мальчика, которого я любила. Молчаливое извинение. Желание большего. Вот та проклятая связь, которую нельзя было игнорировать.

Но он прочистил горло и оттолкнул эту мягкость прочь. Сжав челюсть, Гил склонил голову набок и обошел меня с педантичной медлительностью.

Каким-то образом я поняла, что он покинул мир людей и стал таким же жестоким и прекрасным, как оружие. Оружие, которое резало краской, убивало краской и больше не видело во мне человека.

Я была просто чистым холстом.

Бесцветный листок бумаги, готовый для его творчества.

— Сними халат.

Я вздрогнула.

Мои мышцы напряглись. У меня свело живот. Я боролась с чопорной пристойностью и проклятием изголодавшейся похоти.

Его присутствие, казалось, усилилось. Цитрусовый аромат одурманил меня.

Гил застонал себе под нос, когда я не подчинилась, звуча так же смущенно и голодно, как я чувствовала. Прочистив горло, он проворчал строго контролируемым голосом:

— Сними, Олин.

Приказы, которые мог бы отдать любовник.

Инструкции доставлены с градом.

Я снова вздрогнула от произнесения им моего имени.

Он погрузил меня в воспоминания о подростковых моментах. О более простых временах. О мучительных временах. Где давка обладала силой стереть мир и оставить все остальное. Где любовь обладала волшебством, заставлявшим верить в сказки.

Он проклял что-то, чего я не расслышала. Шагая прочь, Гил провел обеими руками по волосам, сердито глядя в потолок. На мгновение мне показалось, что тот скорее бросится со скалы, чем вернется ко мне, но потом его руки упали с волос, спина выпрямилась, Гил вернулся назад и остановился рядом со мной.

Его голос был ломким от сдерживаемого гнева.

— Послушай, если ты застеснялась, то уходи. Тебе лучше уйти. Я не знаю, о чем думал, прося тебя вернуться. — Мужчина бросил взгляд зеленых глаз к двери, его плечи напряглись. — Я... это была ошибка. Тебе нужно…

— Нет. — Сделав глубокий вдох, я расстегнула ремень и выбралась из уютного тепла. — Я хочу остаться. — Позволив халату повиснуть на моих запястьях, он каскадом заструился по задней части моих бедер.

Мой желудок сжался, когда глаза Гила решительно остановились на мне.

Он даже не взглянул.

Не пожирал.

Мы стояли в тупике.

Я отчаянно хотела, чтобы он захотел меня.

Он отчаянно пытался не выказывать никаких признаков заботы.

Гил стиснул зубы и выгнул бровь, придав лицу холодное безразличие.

Я не была полуголой перед ним в самый первый раз. Была просто куском пергамента, натянутым на деревянную раму.

— Тебе действительно следовало уйти. — Его голос стал грохочущим камнем, тяжелым и угрожающим.

— Мне нужны деньги.

— Некоторые вещи стоят больше, чем деньги. — Его суровость слегка дала трещину. Его челюсть дернулась. Собравшись с духом, Гил перевел взгляд с моих глаз на подбородок, ключицы, грудь, живот, бедра и пальцы ног.

Он все замечал.

Небольшой шрам на моей коленной чашечке. Кольцо в пупке, которое я опрометчиво проколола в свой шестнадцатый день рождения. То, что мои бедра были слишком резкими для моего стройного тела.

Он остался стоять передо мной.

Чему я был очень рада.

Моя спина была тем, где скрывались мои секреты.

Его тело напряглось, как будто он напряг каждый мускул, чтобы не дотронуться до меня. Холодный склад внезапно превратился в жарочный шкаф. Обман не мог существовать в обжигающем осознании того, что между нами еще не все кончено.

Они никогда не смогут им стать. Не тогда, когда наши души все еще принадлежали друг другу.

— Гил... — Мое сердце колотилось о грудную клетку. — Я..

Он закусил губу и яростно затряс головой. Отступив назад, Гил потер рот, как будто давая себе время взять под контроль неудержимое желание. Медленно, с трудом отбросил все намеки на нужду, замкнувшись в себе.

Напрягшись всем телом, Гил ткнул подбородком в мой спортивный бюстгальтер с ярко-персиковыми перекрещивающимися бретельками.

— Я не могу нарисовать тебя в этом. — Гил опустил взгляд на мои черные стринги. — И это тоже. — Проглотив застрявший в горле комок, он повернулся и рывком выдвинул ящик микшерного стола. Появился еще один пакет, на этот раз поменьше халата, но такой же новый и нетронутый. — Надень это и сними лифчик.

— Здесь?

Он скрестил руки на груди, измученная жажда исчезла под мрачной решимостью.

— У тебя есть на примете место получше?

Когда я не ответила, он добавил:

— Ты читала мое объявление. Ты знаешь, что эта работа влечет за собой.

— Знаю.

Напряжение оставило свой отпечаток на его лице.

— Я совершил ошибку, попросив тебя вернуться. Может быть, ты ошиблась, подавая заявку на…

— Почему ты передумал? Раньше ты не хотел выполнять заказ.

Он замер, закрывшись за своей стеной.

— Мне не нужно разрешение, чтобы переключиться.

— Это из-за телефонного звонка?

— Не надо.

— Что не надо?

— Искать то, чего не существует.

— Ты говоришь так, словно прячешь то, что не хочешь, чтобы у тебя нашли.

— Ты совершенно права. — Его лицо потемнело, когда вспышка боли осветила его взгляд. — Если бы это зависело от меня, тебя бы здесь не было. Тебе бы захотелось быть как можно дальше от этого места и как можно скорее.

— Но почему?

— Потому что это... — Его губы резко сжались.

Он даже не пытался просветить меня.

— Ты ведешь себя так, как будто тебя заставили это сделать. — Я проклинала мурашки, танцующие по моей коже.