Мара и Морок. 500 лет назад - Арден Лия. Страница 14

Я присаживаюсь рядом на корточки и с притворным удивлением округляю глаза. Не отрываясь, смотрю ему в лицо с тем же выражением, с которым многие незамужние девицы глядят на молодых, сильных и красивых мужчин.

– Так просто? – с притворным восторгом переспрашиваю я.

– Так просто, – кивает Ирай и продолжает копать яму. Косторез запоздало понимает, что моя реакция наигранная. Он останавливается, его улыбка становится вымученной, когда он вновь поворачивается ко мне. – Но ты ведь Мара и сама всё знаешь.

– Знаю, – теперь уже мои губы растягиваются в наглой улыбке, и я чувствую, что маленькая, но победа в этот раз за мной.

– Ты здесь одна?

– Нет, с сёстрами. – Беру ближайшую палку и помогаю собеседнику с могилой. – А что ты здесь делаешь?

– Ты верно угадала с самого начала. Я пришёл за костями.

– Охота?

– Нет, за этими костями.

Я прослеживаю взглядом за палкой, концом которой он указывает на останки оленя с жалобно скулящим духом. Не сразу понимаю, что он действительно говорит о них.

– Кости, над которыми чахнет дух, особенно привлекательны для моей работы и могут принести удачу и здоровье, если вырезать из них оберег. От упырей, конечно, не уберегут, но от заговоров очень даже. Я услышал про вой в этом лесу и знаю, что вытьянки неопасны, – пожимая плечами, поясняет он.

– Да, только если дух не над человеческими костями! – резко обрываю я, осознавая, что он говорит. – По вою не определить, чьи кости, и ты мог наткнуться на призрака, а может, и упыря!

– Но не наткнулся же. Я не впервые этим занимаюсь.

Я ошарашенно открываю и закрываю рот, слушая, с каким спокойствием он рассказывает о возможных опасностях. Не обращая на меня внимания, Ирай складывает кости в вырытую яму и начинает аккуратно засыпать землёй. Я чувствую поднимающееся раздражение: он не воспринимает мои слова всерьёз.

– Не впервые?! Да ты просто везучий глупец!

Он замирает и поднимает на меня удивлённый взгляд. Я едва вновь не теряю дар речи, когда на его лице отражается обескураживающая невиновность и обида.

– Где хоть твой меч? – строго отчитываю я, справившись с замешательством.

– Привязан к седлу.

– К седлу?! Где твой конь?

– Примерно в десяти минутах ходьбы на юг. Но у меня есть кинжал, – он хлопает себя по бедру, где прикреплено оружие.

Я шумно набираю в лёгкие воздуха, стараясь угомонить рвущийся наружу поток ругательств. Немного успокаиваюсь, но высказываю то, что он должен знать, раз суёт нос к нечисти:

– Многие деревенские лезут в леса, чтобы поглядеть на мертвецов, попадают в лапы упырям или утопленникам и позднее сами становятся такими же. А мне с сёстрами потом разбираться с этими проблемами, рискуя жизнью! То, о чём ты говоришь, – показная бравада и не более!

Он слушает не перебивая, но выражение лица становится серьёзнее, взгляд угрюмее, и впервые за время знакомства с ним я ощущаю определённую опасность. Я ведь совсем не знаю Ирая. Он мог мне соврать обо всём. Всё моё нутро сжимается в пружину, готовое реагировать. Бежать или защищаться, если будет нужно. Я не понимаю природу этого чувства, потому что люди никогда не представляли угрозы для Мар. Любой смертный побоится тронуть выбранную самой Мораной.

Я вздрагиваю всем телом, когда собеседник аккуратно берёт мою руку, которую я невольно положила на рукоять меча.

– Мне жаль, что ты решила, будто я неуважительно отношусь к вашей жертве, – вкрадчиво, но мягко говорит он, не мигая глядя мне в глаза.

Для пущей убедительности Ирай пальцами сжимает мою ладонь. Я продолжаю напрягаться и тяжело сглатываю. Не могу понять, что хочу сделать: вырвать руку или обхватить его ладонь в ответ.

– В следующий раз я обязательно возьму меч, – обещает он и отпускает мою руку, лишая меня возможности подумать ещё секунду и принять решение.

Моя рука зависает в воздухе, лишаясь чужого тепла. Проходит пара секунд, прежде чем я прячу её под кафтаном.

– Но ты продолжишь этим заниматься?

– Несмотря на мою профессию, я не люблю убивать. Поэтому предпочитаю найти то, что уже мертво, – улыбка возвращается на его лицо, и он продолжает закапывать останки. Делает это бережно, словно существу при жизни причинили столько боли, что он не хочет добавлять страданий ещё и после смерти.

Я опускаюсь на колени и помогаю. Уважаю его трепетное отношение к чужой жизни, хотя не одобряю то, как беспечно он относится к своей. Мы молча хороним оленя и следим за вытьянкой. Та ещё некоторое время стонет, кружа в воздухе, но после испускает последний вздох облегчения и исчезает. Ирай кивает, довольный проделанной работой, начинает выкапывать кости обратно и складывать в тряпичный мешок.

Я встаю, обхожу местность вокруг, прислушиваясь к звукам леса. Ищу, есть ли ещё где-то неупокоенные мертвецы, но не слышу ничего, кроме щебета птиц, стука, когда Ирай опускает новую кость в мешок, и хруста сухих веток под моими ногами. Возвращаюсь к косторезу и задумчиво наблюдаю, с какой обыденностью он собирает чужие останки. Собеседник поднимается на ноги, отряхивая землю с рук и серого кафтана.

Работа закончена, и мы оба понимаем, что наши пути вновь расходятся. Мне стоит пройтись по лесу ещё и посмотреть, не попадутся ли другие вытьянки, а потом нужно вернуться к сёстрам.

– Мой конь на севере, – говорю я, пока Ирай неловко мнётся на месте.

Тот кивает, доказывая, что я правильно догадалась о том, что его интересует. Его конь на юге.

– Мары празднуют Иванов день? – торопливо спрашивает Ирай, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти первой.

– Иногда, – уклончиво отвечаю я.

– В этом году я буду в Долкоре на ярмарке. Буду рад встретиться с тобой снова, Мара. – В этот раз его улыбка искренняя, без лукавства.

– Я не уверена…

– Но ты подумаешь? – перебивает он, явно не желая слышать продолжение.

Я прикусываю щеку изнутри, ощущая знакомое, но сейчас так не к месту участившееся сердцебиение. Мне абсолютно не нравится трепет, появляющийся внутри от надежды в его взгляде.

– Я подумаю, – соглашаюсь я.

Ирай принимает такой ответ, взваливает мешок с добычей на плечо и разворачивается, чтобы уйти.

– Только не попадись моим сёстрам по дороге, – предупреждаю я, но не ради него, а ради себя. Уверена, что Ясна его узнает и тогда будет расспрашивать меня всю оставшуюся дорогу.

– А то что?

– Одной из них ты можешь понравиться, – насмешливо отвечаю я.

– О-о-о, ты права, это может быть ужасно, – он демонстративно содрогается от мнимого холода, шокированно округляя глаза. – К счастью, с тобой я в безопасности, ведь я тебя абсолютно не интересую.

Он усмехается на последних словах, и я намеренно ничего не отвечаю, лишь копирую его усмешку. Ирай уходит на юг, несколько раз оглядываясь на меня. Я же стою на месте, будто вросшее корнями дерево. Как только косторез исчезает из поля зрения, улыбка моментально сползает с моего лица, и я бью себя по лбу раскрытой ладонью, надеясь выбить дурь.

Хватит.

Забудь о нём. Никакого проку от этих бесполезных эмоций.

Встряхиваю головой для верности и ухожу на северо-восток – проверять лес.

Я трачу ещё час на поиски, но не нахожу больше никаких признаков ду́хов. Из леса выхожу последней, Инга и Ясна уже ждут меня у лошадей.

– Нашла что-нибудь? – спрашивает Ясна.

– Одну вытьянку, кости оленя. А вы?

– Я нашла двоих. Одни останки человеческие, притом смерть наступила пару недель назад, так что мы вовремя. Ясна никого не нашла. В её стороне было чисто, – отвечает Инга за обеих.

Мы отвязываем лошадей и забираемся в сёдла, решая делать поменьше остановок и добраться до храма хотя бы до поздних сумерек. Ночи сейчас летние, насыщенно-чёрные, и не хотелось бы, чтобы наши кони подвернули ноги в темноте.

– Ясна, куда ты планируешь отправиться на Иванов день? – спрашиваю я сестру, пока мы двигаемся мерным шагом и есть возможность поговорить.

Инга и Ясна даже не скрывают удивлённых взглядов.