Беглец. Трюкач - Бродер Пол. Страница 62
— К черту кинематографические тонкости, Бруно, — крикнул кто-то. — Расскажи нам фабулу.
Сверкая глазами, оператор пригвоздил выкрикнувшего улыбкой безграничного презрения.
— Но там нет фабулы, — сказал он ласково. — Разве я не говорил раньше? История, напряженное ожидание, мотив, характер — они ничего не значат в моих фильмах. Вот почему моя работа так правдива и чиста. Да, чиста!
Да Фэ подождал, пока стихнет смех, затем, запрокидывая голову и закрывая глаза, как бы изображая режиссера, продолжал очень тихо, исполненный благоговейного трепета перед видением. — Я начинаю всегда с того, как раздевается женщина. Молодая женщина. Она смотрит прямо, улыбаясь тому, что видит. Глядя в зеркало, возможно, это трудно рассмотреть. Что-то нам мешает, это означает, что мы наблюдаем поверхностно. Белое платье, нога, бедро, грудь, смятые трусики на полу. Теперь ее глаза. Полные предчувствия. Но вдруг он исчезает. Что продолжает нам мешать? Это сводит с ума. Вот! Ее снова видно. Ее лицо. Совершенно открытое. Ожидающее. Она на кровати? На полу? Какая разница. Что-то снова заслоняет глаз объектива. Мужское тело. Как пугающе! И когда женщина снова попадает в поле зрения, угол перспективы смещается. Мы видим только ее бедра и ноги. Вниз и вверх. Постоянное движение. Наклоняясь, выпрямляясь, раскидываясь, сворачиваясь. Да, как будто приведенные в движение комбинацией ее собственного удовольствия и нашим потаенным желанием.
Оператор открыл глаза и огляделся вокруг с триумфальной улыбкой.
— Так как вы находите мое маленькое выступление? Вы находите его соблазнительным? Вы хотите узнать больше? Да, но вдобавок вы хотите УВИДЕТЬ больше. Что это за дьявольское препятствие? А, вот оно. Камера отъезжает назад и показывает замочную скважину глазами мужчины. Довольно глупого вида. Лет пятидесяти, наверное, на четвереньках. Прильнувший к замочной скважине в двери, ведущей в соседнюю комнату. Да, это отель. Летний отель, старый и деревянный, но вполне элегантный. И этот соглядатай, глазами которого, периодически ослепляемого каплями льющегося пота, мы смотрели, — как он выглядит? Не такой уж мужественный, а? Склонный к полноте. Хорошо обеспеченный. Это видно по его одежде и багажу в его комнате. И женатый. Да, конечно. Видите платья на кровати, кружевное белье и вон те дорогие туфли? Очевидно, они недавно приехали. Еще не успели все распаковать. Но где жена? Вот она! Принимает в ванной душ. Ну и женщина! Изящная. Думаю, около тридцати пяти. Вот она в кадре, обернутая полотенцем. Посмотрите на ее прелестные мокрые маленькие ступни и их нежные отпечатки на кафельном полу после того, как она вылезла из ванны и, глядя в зеркало, видит отражение своего мужа в другой комнате! Что он делает? Да он же на четвереньках! Старается получше разглядеть что-то через замочную скважину. Бедняжка прищуривается так и эдак, вытирает пот со лба, трет глаза. Теперь возвращается к жене. Какова ее реакция? Вот и она. А мы знаем все, что нам надо знать, о них обоих. Посмотрите на ее лицо. Видите презрение? Да, ее лицо пропитано им!
Камерон неотрывно смотрел на Нину Мэбри, и на секунду их глаза встретились, но она быстро отвела взгляд. В ее холодных зеленых глазах таилась сдержанность — независимость, балансирующая на грани презрения.
— Остальное чепуха, — продолжал оператор, пожав плечами. — Клише увеличивающихся пропорций, искупаемые только красотой и элегантностью женщины, которая играет жену, и одаренными богатым воображением линзами — нашими собственными ненасытными глазами, которые следуют за ней, пока она идет в спальню и застает врасплох своего мужа, ползающего на четвереньках у замочной скважины. Вдруг несчастный начинает ужасно суетиться, притворяясь, что ищет запонки. Но это уже бесполезно. На ее лице все написано. Однако, она все-таки женщина, и вот постепенно ее презрение сменяется любопытством. Да, она посмотрит. Совсем немного. Но то, что она видит, меняет выражение ее прелестного лица. Естественно, нетрудно догадаться, что будет дальше.
Лина Мэбри тряхнула головой:
— Не скромничай, Бруно. В порнографии ничто не имеет значения, кроме того, что случается дальше. В противном случае, возникает вопрос, почему такая женщина остается с таким мужчиной.
— Сага, earissima, — бормотал оператор, — ответ не имеет значения. Возможно, она — это темная сторона одной из экзистенциальных героинь нашего режиссера. Кому какое дело? Кто знает? Не она ли сейчас стоит перед нами, разрываясь между той радостью, что обещает замочная скважина, и собственной потребностью удовлетворения тайного желания? Нет, earissima, если мои истории неправдоподобны, то не из-за отсутствия мотивировок, а потому, что у них счастливый конец.
Я неизлечимый оптимист, представь себе. Мне трудно перенести, что эта женщина останется неудовлетворенной. Посмотри на ее несчастное лицо, когда они с мужем несколько позже сидят за стойкой бара. Как обидно так начинать каникулы! Но подожди. Кто этот молодой человек, смешивающий для нее мартини? А эта полногрудая девка в белой униформе, идущая с подносом из кухни? Кто- в самом деле? Так что возможности, открывающиеся с помощью замочной скважины, все еще не использованы!
А теперь скучный, но необходимый мост для продолжения. Некий оживленный разговор с обеих сторон, легко расточаемый женой шарм, большие чаевые, оставленные мужем, и совместно принятое решение всех четверых собраться вместе после того, как молодые люди закончат работу. А почему бы и нет? Почему не выпить немного, не погулять по городу, не покататься разок-другой на бампмобиле и не закончить день в той самой комнате, где замочная скважина уже перестала представлять интерес? Конечно, вы можете себе вообразить остальное. Это простой арифметический вопрос. Зато математическая логика ситуации приобретает решающее значение. Понимаешь, четверо — это невозможно. Четверо — это слишком очевидное деление на пары. Трое намного лучше.
Да, три — магическая цифра, потому что она прямо ведет к такому изящному несоответствию, как двое на одного. Так что можно исключить кого-нибудь из списка. Как это сделать? Посмотрите на нашу прелестную жену, которая, флиртуя, не забывает оттачивать свой язычок колкостями в адрес своего глуповатого супруга. Теперь поговорим о галстуках! Ну не забавно ли? Она привязывает его к креслу его же роскошными галстуками. Смотрите, он смеется! Молодая пара тоже. Они от этого получают удовольствие. Итак, что она собирается делать? Включает радио, скидывает туфли и начинает танцевать. Просто здорово, правда? Камера скользит по длинным ногам, затем пируэт, за ним дерзкий взмах канкана. Да, все веселятся.
И Гулливер вместе с ними тоже играет свою роль. Смотрите, как он борется с галстуками в то время, как она, сев верхом ему на колени, щекочет его! О! Не надо! Это безнравственно. Ах, она возбуждает его! Беспомощно смеется. Какое сладкое мучение. Очаровательная распутница! Посмотрите, как она кружит, хлопочет вокруг него. Что же будет дальше? Нет. Да! Она снимает чулки и наматывает ему на уши. Потом блузку в горошек вокруг головы. Боже, как он смешон! Как реклама на колесах в карнавальной процессии. А вот совсем уж глупо, она привязала свой лифчик к его шее. Не дико ли это? Ну — все, все, все — присоединяйтесь к нашему веселью.
Другая девушка включается в игру, не так ли? Глядите, он практически исчез. А что теперь? Какой смысл рвать одежду в клочья, эй? Но девушек переполняет хорошее настроение. Боже, какая пара. Они просто неотразимы, эти двое. Они ни перед чем не остановятся. Неужели ни перед чем? Бедному мальчику несдобровать. Понаблюдайте, как они наступают на него. Посмотрите, как он оказывается под ними. Какое-то невнятное шипение! Знают, чего хотят и как этого добиться. Рано или поздно, они употребят его. Но посмотрите, как эти двое смотрят друг на друга! Запомните мои слова, они готовы попробовать еще что-нибудь до конца ночи. Итак, саго, ты догадываешься, что будет дальше?
— Конечно, Бруно. Это и делает весь этот твой эпизод таким нудным.