Дороги. Часть первая. - Йэнна Кристиана. Страница 3

Господи, что же мне делать-то? — спросила Ильгет. И как обычно, не получила никакого ответа.

Белый корпус больницы вырос из коричневой листопадной круговерти. Вот здесь, в этом здании умерла моя девочка... Арнис, скорее всего, в хирургии. В травматологии, это третий этаж.

Ильгет отыскала справочное окно, выяснила нужные сведения. Скинула плащ, оставшись в белом халате, припасенном заранее. Стала подниматься на третий этаж.

Интересно, почему я не рассказала мужу об Арнисе? Нехорошо получается. Но это не моя вина, я хотела рассказать, но вчера он так поздно пришел, и злой был, совсем не о том говорили. Хорошо еще, удалось избежать скандала. Не до рассказов было. Да и как он все это воспримет? Скорее всего, отрицательно.

Он ведь добрый человек, раньше Ильгет сразу рассказала бы ему. Он бы, возможно, предложил помощь. Но сейчас... Лучше не говорить. Он очень увлекается политикой в последнее время, у них в Центре об этом много говорят. Говорят, что существует какая-то Ось Зла, и против нее ведутся все эти бесчисленные войны, захваты чужих территорий. И эта Ось Зла якобы поддерживается Квирином. Неизвестно, так ли это, но о квиринцах вообще Пита говорит очень злобно. Опять наедет, конечно, на церковность Ильгет, мол, вот церковь вам приказывает помогать кому попало, а ты не думаешь, что это враг твоей страны, и мало ли, что он тебе наплел... Словом, ничего хорошего от Питы по этому поводу не услышишь. И неизвестно, сможет ли она потом посещать Арниса в больнице, а посещать все-таки надо, ведь он здесь совсем один, раненый, ему плохо... Ильгет в детстве лежала в больнице, был осложненный аппендицит, и хорошо помнила, как ждешь посетителей, когда ты беспомощен и прикован к постели. Да и какой тут уход? Нет, сходить к Арнису она должна. Но Питу это, скорее всего, будет раздражать. Не из-за ревности, он вообще не ревнив, к сожалению. Просто — лучше не говорить.

Ильгет постучала в палату. Осторожно заглянула.

Три койки. Арнис лежал на крайней, ближней к двери. Нога на подвеске, с грузом. Лицо бледное, нездоровое, но взгляд бодрый. Он улыбнулся, увидев Ильгет.

— Привет!

— Привет! — Ильгет подошла к раненому. Поставила пакет на стол.

Койка у окна выглядела обжитой, но сейчас пустовала. Рядом же с Арнисом лежал высохший старик, без сознания, весь обклеенный датчиками, капельницами, проводками. Рядом аппарат ИВЛ наготове. Монитор над головой старика мерно попискивал.

— Как дела? — спросила Ильгет, — операцию уже сделали?

— Да, вправили. Какая гадость этот ваш наркоз. Я просил без наркоза, атена бы вполне хватило. Но не послушали.

— Неужели это ваше лекарство так надежно действует?

— Конечно, — сказал Арнис, — оно блокирует проводящие пути на уровне продолговатого мозга. Ты все чувствуешь, но боль не осознаешь. У нас люди под атеном со сломанным позвоночником бегали... правда, потом восстанавливаться долго приходилось.

— Я тут тебе принесла... поесть хочешь?

— Не, мы обедали недавно.

— Может, попить? Тут виноградный сок.

— Ну давай, — согласился Арнис. Ильгет налила сока в поильник, дала раненому.

— И может ты это... ну, в туалет хочешь?

— Нет, — сказал Арнис, — спасибо, эту процедуру я недавно осуществил.

Ильгет посмотрела на старика, лежащего совершенно неподвижно.

— Что с ним?

— Он в коме, — сказал Арнис, — машиной сбило, вроде, то ли ушиб мозга, то ли что-то подобное. Не знают еще, выживет или нет, старый

Ильгет сочувственно кивнула.

— А у окна Антолик лежит, хороший человек. Он на стройке работает, свалился там с крыши. Вон книжку мне дал, видишь?

Ильгет посмотрела — на тумбочке лежал детектив в пестрой обложке.

— Ой, я не подумала... надо было тебе принести что-нибудь почитать.

— Принеси, ладно? А то этот детектив я уже того... прикончил с утра.

— Так быстро?

— Долго ли умеючи? — спросил Арнис, Ильгет подумала, насколько все-таки хорошо он знает язык. Поправила сползшее одеяло. Теперь Арнис был раздет, и под яремной ямкой резко выделялся на бледной коже простенький серебряный крестик с Распятием, на тонкой цепочке. Ильгет замерла на миг. А ведь у них на Квирине тоже есть Церковь, она что-то слышала об этом.

— А что тебе принести почитать?

— Что ты любишь сама, хорошо?

— Я много чего люблю... ну ладно, подберу что-нибудь. И побольше, да?

— И побольше, — согласился Арнис. Они помолчали. Вдруг Арнис спросил.

— Ильгет... а ты замужем?

— Да.

Что-то неуловимо изменилось в лице Арниса. Потом он сказал.

— А я вот нет. Не женился. Не получилось. А дети есть?

— Нет. Я родила дочь... раньше срока. Она умерла, — коротко объяснила Ильгет. Арнис взглянул на нее сочувственно.

— Боже мой, это так ужасно... когда ребенок... у моей сестры дитя умерло в утробе, она так плакала. Мы все переживали. А тут, когда уже родился...

Ильгет опустила глаза.

— Нико вот... тоже... — с внезапной тоской сказал Арнис, — это мой напарник, Нико. Он погиб.

— Твои спасатели прилетят, значит...

— Дней через десять или две недели. Я передал, чтобы они не торопились. А то ведь ломанутся лабильным каналом, спасатели у нас все сплошь герои. А зачем рисковать зря? Хотя ты же не знаешь, что такое лабильный канал.

— Что-то такое слышала, вроде.

— Ну, в пространстве есть каналы постоянные, проложенные, через которые мы всегда и ходим, но они редко располагаются вблизи от планетных систем. А есть лабильные... их можно ловить, если повезет, поймаешь и пройдешь быстро. Но это опасно, там есть приличная вероятность схлопывания. А если не просчитал толком, то и не знаешь, где вынырнешь. Бывает такое.

Господи, подумала Ильгет, глядя на бледное, спокойное лицо Арниса, о чем мы? О пространстве, о смерти, о детях... Как все это важно. Как давно я не говорила с кем-нибудь о таких важных вещах.

А Пита?

А при чем здесь Пита? Он как-то говорил, что хотел бы, чтобы я ему изменила. Может, говорит, тогда ты станешь раскованнее... сам уже то ли четвертую, то ли пятую любовницу сменил. Для него все это в порядке вещей. Это я была шокирована... в первый раз, когда узнала. А теперь это уже у нас в порядке вещей. То есть сердце болит, конечно, но эта боль уже привычна. Ревность — это нехорошо, некрасиво. Чувство собственности. Правда, Бог ревнив... и в Евангелии стоит... но какое дело Пите до всего этого?

Но почему-то вот сейчас я чувствую две вещи. Первое — я никогда не изменю Пите с Арнисом. И второе — Пита не был бы доволен, если бы такое случилось. Он и так-то не будет доволен, если узнает...

Лучше бы ты стала шлюхой. Лучше бы согласилась участвовать с Питой в групповухе, как он предлагал когда-то.

Ильгет вдруг отдала себе отчет, что все это время она смотрит Арнису в лицо и держит его за руку — сильную, бледную кисть с длинными пальцами. И он смотрит ей в глаза не отрываясь. Ильгет поднялась.

— Я завтра приду к тебе опять.

— Спасибо, — сказал Арнис тихо, — спасибо большое, что ты пришла. Я, честно сказать, не ожидал.

— Глупости, — сказала Ильгет, — ты ведь здесь один, что же я тебя брошу?

Арнис прикрыл глаза. Антолик возился на своей койке с наушниками, оттуда доносилась едва слышная, но весьма бодрая музыка. И тихо попискивали и гудели мониторы у койки тяжелобольного старика. Арнис улыбался.

Так хорошо, а с чего спрашивается? Потому что она пришла. Ильгет. Ильке. Надо же, какой идиот.

Сейчас мы будем с этой мыслью целенаправленно бороться. Она замужем. Повторить 150 раз.

Да и вообще — с чего вдруг такое? Что это на меня нашло? Она похожа на золотистое осеннее солнышко. Иль.

Лицо ее — как музыка, как вечерний солнечный свет сквозь золотую листву. Тонкое лицо, чистое. Волосы — русые, с удивительно золотистым оттенком, типичным для Лонгина.И глаза (а они чем-то похожи... только светлее... не думать об этом!) — золотисто-карие.

Впервые за два дня Арнис перестал думать о Нико. Начал засыпать, но посторонний звук снова заставил открыть глаза. Рядом с койкой стоял незнакомец, белый халат небрежно наброшен поверх официального хорошего костюма.