Антидекамерон - Кисилевский Вениамин Ефимович. Страница 12
– Это вы меня уговариваете, чтобы успокоить, – не сдавался я. – Я же все про себя знаю. И остальные знают.
– Пойдем со мной. – Взяла меня за руку, повела в комнату. Там спросила у Наташки: – Вася у нас красивый?
– Конечно, красивый, – оторвалась Наташка от телевизора.
– Слышал? – дурашливо подтолкнула меня плечом тетя Шура. – Не зря говорят, что устами младенца глаголет истина. Вот смотри, – не выпуская моей руки, подвела к большому, во всю дверь, зеркалу в шкафу. – Видишь?
И стала мне говорить, какие у меня редкостные волосы, какие выразительные глаза, красивый рот и мужественный подбородок. А что ростом я невелик, тоже не беда – мало ли было великих людей, не отличавшихся гренадерским ростом, тот же Наполеон или Ленин. Но я еще обязательно подтянусь, потому что похож на отца, а отец у меня хорошего роста, от генов никуда не денешься. Просто одни, мальчики особенно, раньше начинают расти, другие позже. Вот в ее десятом классе есть один парень-дылда, в сборной по баскетболу играет, так он еще год назад в самом хвосте плелся. Надо только очень хотеть и очень верить, тогда все получится. А если я сам буду считать себя ущербным, то таким и останусь…
Я стоял рядом с ней, глядел в зеркало на себя, на нее, и вдруг заметил, что уж если кто красивый, так это она, тетя Шура. Раньше как-то не обращал внимания. На индийскую киноактрису похожа. И пожалел, что она выпустила мою руку. Без ее ладони моей неожиданно холодно стало, неуютно. Вспомнил, как она в кухне прижала меня к себе, как почувствовал на миг мягкую упругость ее груди – и горячо вдруг стало. И стыдно. А еще испугался, что она, такая умная и проницательная, догадается, отчего это я краской залился…
И с того дня приключилось со мной что-то непонятное. Дождаться не мог вечера, когда надо заниматься с ней. Нет, никаких планов, конечно же, я не вынашивал, смешно было даже подумать об этом, но хотелось видеть ее, слышать ее голос, близко находиться. Сложность только была в том, что так же тянуло меня побыть с ней, как и опасался делать это. Страшило, что выдам себя. А уж на грудь ее и вовсе старался не глядеть, чтобы дышать мог ровно. И что удивительно – с Ниной мне здорово полегчало. Нет, не разлюбил ее, просто перестал психовать. И не бегал уже к ее дому, чтобы «случайно» встретиться. Иного выхода повидаться с Ниной не в классе у меня не было: жили мы с ней по разные стороны от школы, домой рядышком не пойдешь. Да и шансов не было наедине с ней оказаться: она если не с кем-то из девчонок, то какой-нибудь парень увяжется или сразу несколько. А где-то через неделю – раньше так не фартило – встретил ее на почте, куда мама меня купить конверт отправила. И проводил ее потом до самого дома, и разговаривала она со мной хорошо, не выпендривалась. А я вдруг поймал себя на том, что мало заикаюсь и не подыскиваю каждое слово, не зажимаюсь. Но самое немыслимое поджидало меня, когда мы расставались с ней. Произнесла она слова вроде бы никакие, обыкновенные, но для меня много значившие:
– Что-то тебя в последнее время не видать стало. – И посмотрела.
Меня больше этот ее взгляд потряс, чем слова. Хорошо посмотрела, тепло, прежде так не бывало. Я возвращался домой, вспоминал, радовался, но осчастливленным себя не чувствовал, просто радовался. Как если бы играли мы с ребятами в футбол и наша команда выиграла. Это новое ощущение меня тоже поразило. И встревожило. Не сомневался – ничего бы этого не было, не будь того памятного разговора с тетей Шурой, стояния с ней перед зеркалом. И снова приснился мне ночью кошмарный сон, только мучила меня не Нина, а она, тетя Шура. Я пробудился весь в поту, долго лежал с открытыми глазами, а потом ужаснулся, что люблю тетю Шуру. Не как Нину Волкову люблю, иначе, но так же сильно…
Тем вечером у нас были назначены занятия, но я к ней не пошел. Соврал маме, будто голова у меня кружится и живот болит. Чего боялся – сказать бы себе отчетливо не смог, как по рукам и ногам связало. Мама сходила предупредить тетю Шуру, вернулись они вдвоем. Потом мама звонила знакомому доктору, а тетя Шура осталась со мной. Присела ко мне на краешек дивана, тронула мой лоб ладонью, участливо спросила:
– Что, совсем расклеился?
А я, точно и в самом деле помутилось у меня в голове, вдруг снял со лба ее руку и поцеловал. Она долго, пристально глядела на меня, затем вздохнула и сказала:
– Вот так даже… Ну, выздоравливай поскорей, Васенька. – И ушла.
Конец этого дня и весь следующий я провел как в тумане. Черт те что творилось со мной. Хорошо, не вызвали в школе ни разу, а то наплел бы сам не знаю что. Сидел истуканом, в окно глядел. На последней перемене подошла ко мне Нина, спросила, все ли у меня в порядке. Обратила, значит, внимание, что я какой-то не такой. Я же, вместо того, чтобы порадоваться этому вниманию, хмуро пробурчал:
– Всё у меня в порядке.
Она безразлично пожала плечами и удалилась. И я не обозвал себя идиотом, все равно мне было. Больше угнетало, как мне дальше быть. Что все про меня поняла тетя Шура, никаких сомнений не осталось. И что мне делать завтра – идти к ней или не идти? Все варианты были плохи, все против меня. От мысли, что придется в глаза ей глядеть, жаром окатывало. В конце концов решил, что не пойду, не сумею. Не мог только придумать, как объясню это и тете Шуре, и маме – не прикидываться же снова больным. Да если и прикинусь. Ну, еще день, еще два, потом что? Надежней всего было просто заявить тете Шуре, что не буду я к ней больше приходить. Она, уверен был, все поймет и выяснять ничего не станет. В идеале – скажет маме, будто успехи мои таковы, что в репетиторстве больше не нуждаюсь. А я уж как-нибудь сам подналягу на эту заковыристую математику, чтобы даже тройки по ней впредь не появлялись. Но если мама заплатила уже за месяц вперед, как тогда? Меня в этот денежный вопрос, конечно же, не посвящали, но ведь наверняка он возник, пусть и дружит тетя Шура с мамой по-соседски и отказывалась она брать деньги. Мама наверняка на своем настояла. Будут высчитывать, сколько необходимо вернуть? Кислая история…
Тем вечером поджидал меня сюрприз. Мама с папой собрались к кому-то на день рождения, сказали, что вернутся поздно. Мне повезло – ничего выдумывать не придется. Запрусь – и не открою, если тетя Шура, в чем я, вообще-то, очень сомневался, сама ко мне наведается. Нет никого дома, ушли все. Но когда подползли часовые стрелки к заветным восьми часам, я вдруг передумал. Увидеть тетю Шуру захотелось так же неодолимо, как страшило это. И я пошел к ней. Многое зависело от первых секунд. Как встретит она меня, как поглядит. А я не должен ничего ей объяснять – я, может, болен был, не ведал, что творю…
Не напрасно я рассчитывал на умницу тетю Шуру. Улыбнулась мне, как всегда, обыкновенно сказала:
– Проходи, Васенька, в комнату, я сейчас. Наташку докормлю и приду.
Я, отмякнув немного, сидел за столом, прислушивался, как в кухне тетя Шура уговаривает дочку. Та капризничала, не хотела есть, плакала. Что, вообще-то, не часто бывало – Наташка покладистая девочка, договориться с ней труда не составляло, могла она похныкать, но плакала совсем редко. Для меня, однако, было хорошо, что тетя Шура задержалась на кухне, – настроился, перестал мандражировать.
– Что-то Наташка сегодня не в форме, – пожаловалась мне тетя Шура, входя с ней в комнату, – уж не захворала ли. Температуры, похоже, нет. Надо бы уложить ее сегодня пораньше, пусть выспится.
Мне в этих ее словах почудился намек, что не должен я сегодня здесь засиживаться, а еще лучше – если уберусь отсюда, не до меня ей сейчас. Последний вариант меня устраивал: увиделся с ней, держался нормально, мог теперь не опасаться следующей встречи. Спросил у нее:
– Может, я тогда лучше уйду? А вы с Наташкой побудете…
– Да нет, думаю, обойдется, – неуверенно ответила она. – Вот мы сейчас у нее самой узнаем. Наташенька, пусть Вася уйдет, а мы с тобой поиграем, чтобы тебе одной не скучно было?
– Не надо ему уходить, пусть учится, – ответила девочка, – мне скучно не будет, мне нужно коровок нарисовать, маму с дочкой, как они гуляют на лугу с цветочками.