Антидекамерон - Кисилевский Вениамин Ефимович. Страница 31

А Геннадий Иванович был явно озадачен. Понимал, что посидеть в этом кресле все равно придется, – как же увильнуть, если вся приехавшая комиссия уже исповедалась? – но и приказной тон Кузьминичны, и требование рассказать о неведомой никому Зинке, превращавшей его в клоуна, очень ему не понравились. Наткнулся взглядом на вопросительно выморщившего лоб Корытко, покорно встал и направился к покинутому Кузьминичной креслу. Сел, привычно огладил свои роскошные усы, обратился почему-то не к Анне Кузьминичне, а к тому же Корытко:

– Никто никогда из меня клоуна не делал, тем более Зина. Это она, – кивнул на Кузьминичну, – думает так. И еще некоторые. А как всё в действительности было, никто из них не знает. И сама Зина по сей день не знает. Это она потом наплела, будто выгнала меня в одних подштанниках на мороз и я в таком виде по улице шастал. Потому, мол, выгнала, что я цирк там у нее устроил. Да только цирк не я, а она устроила. С дурацкими своими кошками.

Зина, – продолжил, – чтоб вы знали, младшая сестра Петра, первого мужа Кузьминичны. Я, пока не вышла Аня за него, и не знал эту Зину, на свадьбе познакомились. Потому что после школы уехал в Краснодар в институт поступать, на Кубани же потом и работал. Сюда только через десять лет приехал, когда отца не стало, а мама болела. Я холостым прибыл, так они меня тут женить хотели. Просто мания у них была: женить, и как можно быстрей. Будто это не у меня, а у них такая проблема. Они мне и раньше, когда родителей навестить приезжал, то одну, то другую сватали, все уши прожужжали, Аня особенно старалась. А уж когда здесь обосновался, вообще житья не давали. Не знали того, что у меня в Краснодаре любовь осталась. Замужняя она была, а то бы с собой привез. Обещала мне развестись, вот и ждал. Хотя, чего уж тут говорить, одними письмами и телефонными звонками молодому довольствоваться трудно.

А тут свадьба, Зина эта, значит, сестра жениха. Глянулась она мне сразу, врать не стану. И лицом хороша, и ладная, и плясала здорово. Удивительно даже, а ей уже двадцать пять сравнялось, что замуж до такой поры не вышла. Мнения о себе была высокого, никто угодить ей не мог. Ну, а на меня она тоже быстро глаз положила, интерес проявила. На той свадьбе просто не отпускала от себя. Да я особенно от нее и не рвался. И Аня, хоть и без того у нее своих невестиных забот хватало, подстегивала меня, нахваливала Зину. И как бы хорошо, зудела мне, если бы у нас одна большая семья образовалась, пусть я и не родной ей брат, а двоюродный. И жить было бы удобно, потому что их отец половину дома Петру, а половину Зине отписал, а там домина такой – не сравнить с моей халупой, квартирным вопросом пренебрегать не следовало. То есть как ни верти, кругом сплошные преимущества. Прибавить к этому, что Зина и сама девушка в городе не последняя, институт инженеров железнодорожного транспорта закончила, на хорошем месте в отделении дороги работает – чего уж лучше? Но она мне и сама собой понравилась, Анины дифирамбы здесь ни при чем.

Но был у Зины один, я бы сказал, недостаток. Для кого-то, возможно, и радость, а для меня недостаток, и большой. Обожала она кошек, как с детьми малыми нянчилась с ними. А я кошек терпеть не могу, одного вида их не переношу. Вот собак я люблю и, вполне можно сравнить, реагирую на кошек так же, как собаки. Презираю.

Я когда к Зине впервые в дом попал – аж нехорошо мне стало. У нее две своих комнаты, а в них чуть ли не с десяток кошек, всех мастей. И везде они – на полу, на стульях, на диване, на шкафу, на столе даже, куда ни глянешь. Особенно один котяра меня поразил, Бароном, как сейчас помню, звали. Огромный такой, весь черный, только грудь белая, усищи торчат наглые, и ведет себя так, будто в самом деле барон и все только для него тут предназначено.

Я вообще не понимаю, как можно кошек любить. Собак за что любят? Преданные они, верные, настоящие человеку друзья. И в ответ любят они бескорыстно, жизнью своей, если потребуется, ради человека рискуют. А эти? Не зря ведь говорят, что сами по себе. Ни приучить, ни приручить, толку от них никакого. И подлые еще, вороватые, злопамятные – попробуй только сделать что не по ним. Ну, те, кто бездомно живут, кому о пропитании заботиться нужно, те еще облик свой кошачий до конца не потеряли. А кто при доме, да в городской еще квартире? Мышей ловить давно разучились, если бы пожрать у хозяев не выпрашивали, целый день дрыхли бы. Ладно, с одной как-то примириться можно, живет себе тунеядцем и пусть живет, если по душе кому-то. Но когда их сразу несколько… А эта Зинина страсть к ним вообще для меня непонятна была. Не старая дева, не одинокая, для которых эти кошки вся жизнь, современная, можно сказать, женщина, при всех своих женских интересах. И зачем их столько? Она мне потом рассказала, что не специально их так много набрала, просто мимо пройти не может, когда видит бездомную, неприкаянную. Зимой особенно. А еще детишки окрестные, знают ведь про ее слабость, приносят, а она отказать не может. И рожают они у нее, а котят не всегда раздать удается, не топить же их и не на улицу выбрасывать. А сейчас тем более, потому что холодно, пропадут же. Я ей говорю:

– Если так дальше пойдет, то скоро у тебя ступить негде будет, чтобы на чей-нибудь хвост не наступить.

А она смеется:

– Ничего, в тесноте да не в обиде.

Я ей на это:

– Но в обиде могут не только кошки твои, но и человек оказаться. – Открытым текстом на себя намекаю.

Отвечает мне на это, что кто ее по-настоящему полюбит, тот ее всякую полюбит, кошки не помеха. Мне, смеется, даже интересно будет, если понравлюсь я тому, кто кошек не жалует, лучше испытания не придумать!

Ну, такой разговор у нас уже потом состоялся, а тогда, в первый раз, как пришел к ней, кондрашка, думал, меня хватит. Первой мыслью было бежать оттуда и никогда больше не появляться. Так бы, наверное, и поступил, если бы не глянулась мне Зина. Так, признаться, глянулась, что о той, с кем разлучился, в один день горевать перестал. И, конечно же, не оставляла меня мысль, что если сладится у меня с Зиной, ни одной наглой усатой морды здесь не останется. Придется ей выбор делать. И если хоть капля здравого смысла есть у нее, предпочтет она меня своим кошкам. А если не предпочтет, то хорошей это для меня лакмусовой бумажкой послужит – я уже давно не мальчик был, не одними эмоциями жил. И работа у меня не такая, чтобы дурью маяться, – дом нужен спокойный и тихий, чтобы можно в нем было расслабиться после больницы, отдохнуть по-человечески. Хоть и понимал уже – на свадьбе еще понял, – что эта кошачья мама во всех отношениях самый подходящий экземпляр для совместной жизни. Прежде всего потому, что мне после той краснодарской ни одна женщина не полюбилась, думал уже, что однолюбом родился. А Зину увидел – и куда что девалось. Опять же брат ее на моей сестре женился, условия для проживания тут хорошие – тоже не последний фактор, если не лукавить.

А я к ней тогда, в первый-то раз, не с пустыми руками пришел. Думал, посидим с ней, пообщаемся поближе, друг друга получше узнаем. Вино марочное купил, коробку шоколадную. И не чужим пришел, не посторонним – мы перед тем на свадьбе… ну, в общем, нашли возможность уединиться, побаловались немного.

Встретила меня Зина любезно, поцеловала на пороге, как своего человека, раздеться помогла, зачем, сказала, все это принес, и без того у нее приготовлено. Тронуло меня, что она и сама к моему приходу приготовилась, – ко мне вышла не в домашнем затрапезном, а в платье нарядном и в туфлях на каблуках. Давала тем самым понять, что встреча наша – событие для нее, большое внимание она этой встрече уделяет. И столик уже в другой комнате был на двоих красиво накрыт, витая свеча в подсвечнике, а вокруг бутылки с шампанским кушанья разные – что вкусно всё, и пробовать не надо, хватало только посмотреть. Но я сначала всего этого не увидел, потому что дверь в ту комнату была закрыта. Понятное дело – если б ее ораву туда запустить, в миг бы крошки на столе не оставили, свечу бы даже сожрали.