Дороги. Часть вторая. - Йэнна Кристиана. Страница 65

У Ильгет были опасения, что в зале сразу накинется толпа искателей автографов и просто поклонников. Но похоже, они не оправдывались. Никто не обращал внимания на Ильгет. Несколько странно — ведь портреты ее были вывешены в сети, в Новостях, ее даже просто на Набережной стали узнавать. Но и слава Богу!

Ильгет вовсе не хотелось никакой популярности. Единственное, что ее радовало — это положенные деньги, вот они были очень кстати. А то, что никто не узнает — и замечательно.

Можно спокойно осмотреться. Ильгет приткнулась в уголке зала и с любопытством наблюдала за происходящим.

Зал был огромным, потолок, как дома в гостиной — прозрачный, очень высоко, казалось, что его и нет вовсе, и над головой — звездное небо с мерцающими неподвижными огоньками звезд, и разноцветными, летящими — кораблей. Монументальные стены светлого мрамора просверкивали хрустальными полосами панелей освещения. Повсюду в зале стояли столики, кресла и диваны — беспорядочно, и почти все уже было занято галдящими литераторами и любителями литературы. Впереди, в туманной дали высилась эстрада, отделенная от зала рядом пологих ступенек, что-то вроде неясного, высокого Олимпа, и там, где-то за столом, покрытым красным бархатом, восседали боги, готовые милостиво пролить дары на достойных...

Богов Ильгет видела смутно — какие-то дяди и тети, совершенно ей незнакомые. Хороших писателей Ильгет знала в лицо, в сети мелькали их портреты. Ярких критиков — тоже. Интересно, почему именно вот эти люди сидят там за столом, в выси, и они же распределяют призы... впрочем, они не распределяют, лишь выдают, не надо об этом забывать.

Над каждым столиком висел небольшой шар, в котором можно было видеть эстраду и происходящее на ней в желаемом ракурсе с любым увеличением.

Где-то негромко звучало простое фортепиано. Его не слушали. Повсюду велись жаркие беседы... правда, в основном не на литературные темы. Справа от Ильгет коренастый мужчина рассказывал о способах ловли тунца на приманку, несколько коллег жадно внимали ему. Слева за столиком сидела компания, где царила яркая зеленоглазая женщина с очень красивыми обнаженными белыми плечами. Время от времени женщина изрекала что-нибудь, и вся компания оживлялась, то хохоча, то начиная обсуждать очередное высказывание.

Ильгет покосилась на своих двух соседок, обе были чем-то похожи, в черных вечерних платьях, с короткими прическами. Обсуждали какого-то Радуя и его личные качества. Ильгет не стала вслушиваться. Вдруг от столика донеслось.

— А эта первая премия... как обухом по голове... никому не известная, как бишь ее...

— Ильгет Кейнс, — подсказал кто-то услужливый.

— Да, кажется, — продолжала красавица, — я даже не знаю, кто она? Первый раз эту фамилию слышу. И вы знаете... давайте откровенно... я этот роман просмотрела — надо знать все же. Очень простая вещь. Стиль настолько прост, что его не видно. Сюжет примитивен. Словом, этакая лубочная феерия, еще и христианством приправленная, безвкусица полная...

Ильгет прикусила губу. И чего тебе так обидно? — удивилась она самой себе. Дама же, между прочим, абсолютно права. Я и сама-то удивляюсь, как такая ерунда вдруг завоевала первое место...

Неважно. Главное, получить свою премию. За Анзору им обоим заплатили всего по 15 тысяч. За весь этот кошмар, за раны Арниса, ужас, смерть, грохот, постоянный риск, за того лервенца, убитого в лесном схроне...

А тут — сразу столько денег!

— Ну, господа, — говорил кто-то у столика, — мы же понимаем, как все это делается! Мы все уже давно это знаем...

А как все это делается? — молчаливо удивилась Ильгет. Может, он думает, что я по какому-то блату заняла это место?

Да ведь я здесь совершенно никого не знаю. И меня — никто. Какой может быть блат?

Да неважно все это, подумала Ильгет. Она помолилась про себя, нервное напряжение уменьшилось. Неважно. И похвалы эти несущественны — я что, ради них писала? Пусть говорят, что хотят. И уж конечно, неважна эта ругань. Может, завидуют люди... Хотя и неприятно, конечно, что такое отношение недоброжелательное.

Лучше бы я осталась сегодня с Арнисом, подумала она. Вдруг вспомнилась больничная палата, такая уютная. Полутьма. Лицо Арниса на белой подушке. Ласковый, внимательный взгляд. Сидели бы сейчас и разговаривали. Можно чаек было бы заказать.

Ильгет смотрела на лица вокруг... И вдруг одно показалось ей знакомым. Да нет, не знала она этого парня. Просто — что-то родное промелькнуло. Парень молодой еще, лет двадцати пяти, и даже непонятно что — взгляд? Уверенные, точные движения? Какая-то будто чужеродность среди всей здешней толпы? Что-то выдавало в нем эстарга. Ильгет отметила это лицо, смуглое, кареглазое, с вихрами темных волос надо лбом.

Торжество все не начиналось. А чего я сижу? — подумала Ильгет. Ведь не ужинала сегодня. Почему бы не поесть? Она подошла к свободному столику, взяла лист меню, сделала заказ. По крайней мере, если не удастся пообщаться с людьми, так хоть пожрать по-человечески. Она заказала себе и вина — для храбрости.

Вскоре официантка (здесь были люди-официанты, неслыханный шик) принесла поднос с ужином и бутылочкой красного цергинского ву. Ильгет принялась рассеянно поглощать креветки с салатом. Тем временем высокая тощая дама, завернутая в алое полотнище, вещала с эстрады томным протяжным грудным голосом.

— Дорогие друзья, я так рада видеть вас всех снова... Вы знаете, мы подготовили для вас небольшой сюрприз. Сегодня мы в первую очередь будем чествовать нашего дорогого Сокалия Дорна. На этой неделе исполняется пятьдесят лет его творческой деятельности. Поприветствуем же нашего юбиляра!

Зал дружно зааплодировал, это поразило Ильгет — на Квирине вообще не приняты аплодисменты. Нигде и никогда. Видимо, здесь, в литклубе, свои правила. На сцену вышел невысокий пожилой импозантный мужчина. Поклонился. Это, видимо, и был Сокалий Дорн. Дама начала пересказывать его биографию.

Еще раз удивило Ильгет, что никак не была упомянута профессиональная деятельность юбиляра. Такое ощущение, что он всю жизнь провел в литклубе. Дама говорила о поездках на какие-то конференции, о титулах, полученных Дорном на разных планетах. О его семейной жизни — жене и почему-то всего одной дочери. Лишь под конец дама заметила трагическим голосом:

— Все мы знаем, как сложно сочетать заработок средств для семьи с творческой деятельностью. К счастью, у нашего юбиляра — замечательная жена. Работая пространственным дизайнером, она помогала мужу в его уникальном творчестве. Без Эрилы Дорн мы не имели бы сейчас удивительных поэм, стихов и так любимых всеми нами юмористических миниатюр, которыми нас одарил юбиляр. Поблагодарим Эрилу Дорн за ее самоотверженность и любовь к мужу!

Зал снова захлопал. Ильгет из вежливости несколько раз сложила ладони.

Это — Квирин? Ей сейчас казалось, что нет... А почему, собственно — ведь вот эти люди и есть квиринцы. Они здесь живут, работают, они и есть — народ. Ильгет не отсюда, она совсем с другого мира, она чужая здесь и будет чужой. И даже прожив на Квирине много лет, она не знала и не поняла этого народа — все время существовала где-то на краю. Маргинал. По сути, все, кто меня окружает, вся ДС — это больные, ненормальные люди, живущие неестественной жизнью. Их нельзя назвать обычными квиринцами, и не случайно в ДС много эмигрантов...

Мне никогда не заслужить одобрения этих людей, подумала Ильгет, я никогда не стану среди них своей...

Сейчас бы к Арнису... Господи, сколько еще терпеть здесь, когда можно будет уже идти?

— Свободно? — Ильгет обернулась. Увидела то самое, запомнившееся лицо, кареглазого парня. Невольно улыбнулась и кивнула ему. Парень сел рядом.

— Хотите? — Ильгет подняла бутылку. Сосед обрадовался.

— А, давайте! — Ильгет разлила вино по бокалам. Со сцены что-то там еще говорили про юбиляра. Кареглазый парень поднял свой бокал.

— За тех, кто наверху, — сказал он. Ильгет кивнула. Они чокнулись и выпили.

— Летаете? — спросила Ильгет.