Острые углы (СИ) - Сергеева Оксана. Страница 27

— «Чужой» или «Терминатор»?

— «Чужой», — ответил Полевой.

— Согласна. Я просто обожаю всякую фантастическую херь.

— «Игра престолов» или «Ведьмак»? — Лёха перенял инициативу.

— «Ведьмак», конечно. Я его фанатка.

— Ага, вы с ним похожи.

— Серьезно? — нахмурилась Лера. — Надо пересмотреть свой гардероб. «Гарри Поттер» или «Властелин колец»?

— «Властелин колец».

— А как же Гермиона?

— Не в моем вкусе.

Лера засмеялась.

— Ладно. Что у нас по еде? Овсяная каша или рисовая?

— Секс.

— Понятно. Ты не любитель каш. Омлет или яичница?

— Минет.

— Так и знала, что ты это скажешь.

— Зачем тогда спрашивала, — усмехнулся он. — Паста или ризотто?

— Паста. Не люблю белый рис. Черный рис люблю, бурый.

— Креветки или мидии?

— Ничего из этого.

— Помидоры, а не огурцы, это я помню. Текила, а не виски, это тоже помню, — вспоминал он.

У Леры пиликнуло сообщение, и она глянула в телефон.

— Положил у всех на виду… — проворчала. — По-моему, ты не у всех, а на всех положил. Мне уже четыре ссылки прислали с нашими фотками.

— Конечно. Я всегда так делаю, — невозмутимо подтвердил Лёшка и заглянул в ее телефон: — Классно получились.

— Беру свои слова обратно. Это ты без башни, а я нормальная. Только посмотри. «Неожиданный союз…», «Тайная связь…», «Конец кровной вражде или временное перемирие…», «Случайный кадр или шекспировские страсти?»

— Пусть пишут, нам-то что, — легко рассмеялся он. — Они пишут, а ты отпирайся. Ты это умеешь.

— Веселишься? — глянула ему в глаза, повернувшись.

— Не вижу повода для волнений. Уже завтра об этом все забудут. Больше из этого ничего не выжмешь. Кто будет писать про защитницу животных, даже если она Соломатина? Вот если б ты в каких-нибудь оргиях участвовала или обдолбанная в толпу народа въехала… Ты животных лечишь, приютам помогаешь, что тут выдающегося…

— Действительно, — отчасти согласилась Лера. — Но, походу, в наших шекспировских страстях Ромео мне еще пригодится. Придется кофейку с ним попить где-нибудь в людном месте.

Полевой изменился в лице. Веселье как рукой сняло.

— Даже не думай.

— А я твоего разрешения не спрашиваю, — ровно и тихо сказала она. — Предупреждаю просто.

— Хорошо, — помолчав, так же ровно ответил он.

— Что хорошо? — Лере не понравилась перемена в его настроении и холодок, прозвучавший в тоне.

— Хорошо, что предупредила, — ответил он и больше ничего не добавил.

— Не беси меня. Ты ведь не собираешься что-нибудь вытворить?

— Ты ж не спрашиваешь моего разрешения. Почему я должен у тебя что-то спрашивать?

Аргумент железный, но Лере всё равно это не нравилось.

— Тебе не нужно переживать из-за Ромео.

— Почему? Потому что ты так сказала?

— Да, — просто ответила она. — Потому что я так сказала.

После таких расслабленных выходных, полных любви и праздности, возвращаться к привычному ритму жизни было невероятно тяжело. С Лёшкой всего за несколько дней переживала больше, чем с другими за целые месяцы общения. Поражала глубина близости, возникшая между ними, и скорость, с которой они погружались друг в друга. Подобные связи неизбежно причиняли боль, и для них обоих эти отношения могут быть чреваты осложнениями, но контролировать себя, находясь рядом, было невозможно.

Только когда они расставались, Лере удавалось немного отстраниться и оценить, насколько безрассудны их поступки. Слишком быстро они влюбились. Она тоже.

Но, в отличие от Лёшки, Лера не спешила признаваться в любви, ибо ее молчание — это последний оплот, сохраняющий между ними хоть какое-то расстояние.

— Видишь, да? — сказала Лера, когда они с Матвеем подъехали к дому отца.

Неделя и так началась тяжело, тут еще папа с требованием срочно явиться.

— Вижу, — отозвался Матвей. — Рыбаков здесь.

На подъездной площадке у особняка стояла машина Максима Витальевича Рыбакова, главы юридического департамента. Это означало, что намечается серьезный разговор, связанный с какими-то юридическими вопросами.

Полные раздумий, брат и сестра вошли в дом. Горничная направила их в столовую, и у Леры мелькнула случайная мысль, что приезд Рыбакова не связан с ними. Отцу всего лишь захотелось отужинать в кругу семьи, что совсем неудивительно: они давно вместе не собирались. Наверное, он решил исправить эту оплошность.

— Привет, пап, Максим Витальевич…

Однако в столовой их ждал не накрытый ужин, а кипа бумаг. Все документы лежали аккуратными стопочками, но их было много.

— Садитесь, — сразу сказал отец. — Разговор предстоит долгий и серьезный.

— А что случилось? — спросила Лера, снимая куртку и усаживаясь в свободное кресло.

— Сейчас я коротко объясню, чуть позже Максим Витальевич посвятит вас во все тонкости. А потом мы вместе поужинаем. Отметим, так сказать, успешное завершение нашего мероприятия.

Рыбаков поднялся с места и с сосредоточенным видом принялся раскладывать перед ними документы. Он был достаточно молод, приятной внешности, примерно одного возраста с Беспаловым, лет тридцати пяти. Они знали друг друга давно, но с ним Лера всегда общалась на «вы», как и он с ней.

— Я принял решение о перераспределении наших активов, — деловито сообщил Соломатин.

Лера нахмурилась и полистала бумаги. Ей понадобилось несколько минут, чтобы понять, что происходит.

— Это ты называешь перераспределением? — подняла на отца ошеломленный взгляд.

Матвей и не собирался вникать в содержимое. При попытке охватить такой плотный текст у него сразу разболелась голова. Тем более их с Леркой позвали не для обсуждений. Отец всё решил. От них требовалось всего лишь поставить свои подписи.

— Где подписать? — спросил он.

— Матвей, подожди, — остановила его Лера. — Папа, ты собираешься оформить всё на меня?

— Не всё, — уточнил отец. — Движимого и недвижимого имущества у вас будет примерно одинаково. Что касается холдинга, то управление перейдет к тебе. Да.

Ошарашенная отцовским заявлением, Лера откинулась на спинку кресла.

— Зачем, папа? Откуда это взялось?

— Это не внезапное решение, — спокойно пояснил отец. — Я тщательно всё обдумал и не поступил бы так, не будь я уверен в вас обоих. Я точно знаю, что ты никогда не предашь Матвея, а Матвей никогда не бросит тебя, и вы будете друг другу опорой, что бы ни происходило. Так было в детстве, так есть сейчас… Это самое главное…

Альберт Сергеевич не был склонен к сентиментальности, но тут не смог сдержаться.

Глядя на него, Лера тоже расчувствовалась: к горлу подкатил ком, глаза повлажнели.

— И пусть иногда вы играете против меня, — тут он мягко усмехнулся, — это неважно. Главное, вы верны друг другу. Мы же семья.

Да, они семья. Сложные, разные. Каждый со своими внутренними демонами, мечтами и стремлениями. Много проблем было решено между ними за эти годы, еще больше осталось нерешенных, но они семья.

— Ты ведь можешь просто написать завещание.

— Оно ни к чему. Если мы сделаем, как я говорю, никакое завещание нам не понадобится, и вы избежите кучи всяких проблем, когда я умру.

— Почему мы вообще говорим о твоей смерти? — Лера встревожилась, и голос ее дрогнул. — Папа скажи правду! Что-то случилось? Мы чего-то не знаем?

— Нет. Я всего лишь думаю о будущем. Хочу, чтобы уже сейчас вы понимали, что вас ждет. Не волнуйся, со мной всё в порядке, я не собираюсь на тот свет и не оставлю свой пост. Буду так же руководить, как и всегда.

— Я правильно понимаю, что для нас с Матвеем сейчас ничего не изменится? — уточнила Лера.

— Абсолютно, — подтвердил Соломатин. — Главой ты станешь пока номинально. Никакого официального объявления мы делать не собираемся. До моей смерти точно. Будешь присутствовать на совещаниях, подписывать некоторые документы… Хочу, чтобы ты была в курсе принятых мною решений. Чтобы понимала их суть.

— Всех решений?