Призрачный свет - Уинтл Уильям Джеймс. Страница 6

Эта история не произвела на меня особого впечатления: подобные вещи приходилось слышать уже много раз. Но мне выпало не только проверить это, но и придать ему определенную форму и действительность. К концу моего пребывания в доме, когда я совершенно забыл рассказ экономки, я случайно оказался на галерее менестрелей, когда уже сгущались сумерки. Не было причин задерживаться, — в библиотеке меня ждала какая-то незаконченная корреспонденция, — но я почему-то почувствовал, что должен стоять и смотреть.

Казалось, я кого-то жду, но не имею ни малейшего представления, кто бы это мог быть. Я, так сказать, стоял на страже, и не должен был уходить, пока меня не сменят. Свет быстро угасал, и в холле подо мной с каждым мгновением становилось все темнее. Я был совершенно один, и все же мне казалось, будто холл полон людей, приходящих и уходящих. Ничего не было видно и слышно, но имелось смутное ощущение движущейся толпы, — и она, казалось, состояла из важных персон.

Затем я осознал, что довольно пристально наблюдаю за дверью в одной из боковых галерей. Она была частично прикрыта куском гобелена, и я никогда не интересовался, в какие комнаты она ведет. Пока я смотрел, я увидел, что гобелен отодвинут в сторону, и в дверном проеме появилась женщина, частично скрытая. Она, казалось, на мгновение замерла, словно в нерешительности, а затем вышла через дверь и остановилась на галерее. Одна ее рука покоилась на балюстраде, и, казалось, она наблюдает за кем-то внизу.

Свет стал очень тусклым, но, вглядевшись пристальнее, я смог разглядеть детали фигуры. Это была стройная женщина среднего роста, одетая по старинной моде. Платье, корсаж и высокий жесткий воротник были инкрустированы мелким жемчугом и драгоценными камнями разных видов, как и ее искусно уложенные золотистые волосы. При лучшем освещении она выглядела бы ослепительно. При этом черты ее лица были довольно резкими, а его выражение — властным и несимпатичным.

Она стояла там, наверное, с минуту, словно высматривая кого-то. Потом, наверное, этот кто-то появился, потому что она улыбнулась, слегка поклонилась и вышла в дверь, закрыв ее гобеленом. Больше ничего не произошло, хотя я некоторое время оставался на галерее менестрелей. Позже вечером я спросил дворецкого о потайной двери в галерее, и он сказал мне, что она ведет в комнату, в которой спала королева Елизавета, когда останавливалась в Грейндже.

Только спустя некоторое время после того, как мой визит подошел к концу, я совершенно случайно узнал, что день, когда я увидел фигуру в галерее, был годовщиной прибытия туда королевы.

Еще одно необъяснимое переживание также стало причиной беспокойной ночи. Обычно я крепко сплю с того момента, как моя голова касается подушки, и до тех пор, пока меня не позовут утром, но в этот раз мой сон был прерывистым. Казалось, для этого не было никаких причин. Я пребывал в прекрасном здравии, накануне много упражнялся, умеренно поужинал вполне удобоваримой пищей, и ничто не мешало моему сну. И все же сон не шел.

Несколько часов я нетерпеливо ворочался в постели, тщетно пытаясь всеми обычными способами добиться сна. Казалось, я был одержим мыслью, что нужно что-то сделать — что-то, ради чего необходимо бодрствовать. Однако самый тщательный поиск во всех закоулках памяти ничего не выявил. Ни одна задумка не была забыта, ни одно дело не осталось не сделанным. Мало что может быть более мучительным, чем такая ночь.

Наконец я заснул, но только для того, чтобы проснуться через час с ощущением, что меня разбудил звук труб. Металлический рев, казалось, все еще звучал в моих ушах, когда я очнулся от легкого сна, чтобы полностью проснуться. А потом я снова услышал трубы. На этот раз не могло быть никакого сомнения: я не спал, а бодрствовал.

Затем вдалеке послышался топот всадников. Отчетливо слышался топот конной группы, быстро приближавшийся и становившийся все отчетливее. Сначала он слышался на большой дороге, соединявшей два ближайших города и проходившей в миле от Мостин-Грейндж. Затем он зазвучал менее резко, когда всадники свернули с дороги, чтобы проехать через парк; время от времени звучали трубы, каждый раз ближе и громче. Кто мог приехать в Грейндж в такое время ночи, когда там никого не было, кроме меня? Посетителей не ждали; и уж тем более посетителей, какие могли прибыть подобным образом.

Через минуту или две стук копыт по камням возвестил, что таинственные всадники въехали во двор перед домом. Последовала остановка, а затем послышались звуки спешивающихся людей, лошадей, чавкающих удилами, и все остальное. Новоприбывшие, очевидно, входили в холл: надо было посмотреть, кто эти люди. Моя спальня выходила на другую сторону дома, и из окон ничего не было видно; поэтому я накинул халат и пошел в пустую комнату в передней части, откуда открывался полный обзор.

Идя с этой целью по коридору, я не только громче слышал звуки во дворе, но и отчетливо слышал, как в холле ходят и разговаривают люди. Очевидно, это была не только многочисленная, но и важная компания. Ощущались какая-то суета и торжественность. Затем я добрался до передней комнаты, и когда вошел в нее, звуки, казалось, затихли, и мгновение спустя все было тихо. Выглянув в окно, я не увидел ни всадников, ни чего-либо еще необычного, за исключением того, что на белых камнях виднелось много отпечатков грязных копыт. Это была единственная видимая вещь, которая придавала смысл тому, что говорило мне мое чувство слуха.

Было холодно, и я с радостью вернулся в постель. Остаток ночи прошел в беспокойных приступах прерывистого сна, несколько раз я слышал отдаленные звуки всадников и труб, хотя они больше не приближались к дому. Утром первой моей мыслью были отпечатки копыт на камнях, но, выйдя из дома, я, к своему разочарованию, обнаружил, — с самого утра шел сильный дождь, и камни были начисто вымыты от любых следов, которые могли там оставаться. В этот момент появился егерь и сказал, что всю ночь не спал в ожидании браконьерского налета. Поэтому я воспользовался случаем и небрежно спросил, не случилось ли чего-нибудь необычного ночью, и он ответил мне, что все было совершенно спокойно, за исключением того, что ночь временами была ветреной.

За время моего пребывания в Мостин-Грейндж произошло немало других событий, которые, насколько я мог судить, выходили за рамки обычных, но здесь нужно добавить только одно. Это произошло в старой библиотеке, которая, как я уже упоминал, содержала ряд древних томов, вероятно, не сравнимых ни с одним из имеющихся в какой-либо частной коллекции в Англии того времени. Среди них имелось немало рукописных фолиантов, часть из которых я просмотрел довольно небрежно. Они, казалось, состояли в основном из старой корреспонденции и домашних счетов, записанных много лет назад. В то время мне пришло в голову, что тщательное изучение этих рукописных томов может пролить немало света на отечественную историю и на старые социальные условия, и я решил предложить это Джеку Болтону по его возвращении. Он всегда любил копаться в самых непредсказуемых источниках информации.

Однажды утром, перед завтраком, я зашел в библиотеку и сразу заметил на столе небольшой рукописный томик. Уже не в первый раз я видел эту книгу, не помня, чтобы брал ее с полки, но в этот раз я был совершенно уверен, что она не лежала там, где я ее обнаружил, когда я уходил из библиотеки поздно вечером. С тех пор, как я покинул библиотеку, никто, кроме служанки, которая должна была по утрам убирать ее, здесь не появлялась. Но пока я раздумывал, зачем ей могла понадобиться книга, она вошла, чтобы вытереть пыль, и принесла извинения за то, что была задержана другими обязанностями и поэтому не смогла заняться библиотекой раньше. Было ясно, что ее в комнате не было. Кто еще мог прикоснуться к книге?

Дело это показалось мне не очень важным, и я вскоре выбросил его из головы. Но на следующий день, когда я спустился, книга снова лежала на столе. Поэтому, когда наступила ночь, я сказал дворецкому не дожидаться меня, так как мне придется работать допоздна. Едва все стихло, и стало ясно, что все обитатели дома легли спать, я тщательно запер библиотеку и взял ключ с собой наверх. Утром я встал необычно рано, чтобы открыть комнату прежде, чем кто-нибудь из слуг узнает, что было сделано. Когда я вошел в комнату, книга лежала на столе!