Десятые - Сенчин Роман Валерьевич. Страница 40
– Да при чем тут я… Наркоты эти, которых он сдал. Или дружки их.
– Ну, это мы посмотрим еще. За ним отец поедет. И я.
– Значит, тут где-нибудь подкараулят. Такое, Оль, не прощают.
В его голосе была угроза; Ольга растерянно посмотрела на Татьяну. Та в ответ взглядом спросила: «Начинать?» Ольга еле заметно мотнула головой: «Нет».
– Витя, спасибо, что предупредил, – изо всех сил спокойно сказала она, – мы учтем твои слова. И что-то придумаем. Я буду с Сергеем. Он мой муж, я его люблю.
– Природу не обманешь – ребенок-то от меня должен был… – Виктор запнулся, – родиться должен был. А ты его убила.
– А?! – испуганно вскрикнула Ольга. – А ты откуда?..
В декабре Ольга обнаружила, что беременна. Съездила в женскую консультацию, и там подтвердили. Последнее свидание с Сергеем было четыре месяца назад, а с Виктором она два раза переспала за месяц с небольшим. Никак не получалось выдать ребенка за Сережиного. И она сделала аборт. И тряслась теперь, сможет ли забеременеть снова… Никто, кроме врачей, не знал об аборте. И вдруг вот…
Виктор опять усмехнулся:
– Видишь как. Значит, правильно догадался… Оля-Оля, зачем ты так? Ведь ты же знаешь, как я тебя…
Он глянул на Татьяну. И Ольга тоже. Татьяна сидела с окаменелым лицом.
– …Как я тебя люблю. Я тебя люблю по-настоящему. Зачем ты сама себе жизнь рушишь?
– Это… – Ольга некрасиво прокашлялась. – Это мое дело. Мое и Сережино. Понятно?.. Да, случилось у нас с тобой. Бывает… Бывают ошибки. Но я уже полгода тебе повторяю: я не буду с тобой. Я люблю Сергея. Давай попрощаемся и – всё. Пожалуйста, Витя!
В ответ он вздохнул протяжно и с болью, как простонал. Снова потер подбородок, хрустя щетиной. И сказал твердо:
– Нет, я тебя не отдам. Я прошу тебя стать моей женой. Тебя с этим быстро разведут – с зэками быстро разводят… Прошу, Оль!
– О господи! – всплеснула руками Татьяна. – Предложение он пришел делать! Да ты на себя посмотри. Шлёпки, майка вонючая. Треники! Побрился бы хоть.
«Зря она это, зря, – слушала Ольга. – Как надежду дает… При чем здесь одежда…»
Виктор довольно миролюбиво стал оправдываться:
– Да я с косьбы прямо. Неделю там…
– С косьбы-ы, – ядовито передразнила Татьяна. – Да это показатель вас, самцов тупых. Увидел девушку нормальную – и давай! А сам пугало-пугалом. И на что рассчитывают…
– Слушай, – миролюбивость Виктора исчезла, – не лезь. У нас свои дела. Выйди лучше на пять минут.
– Х-хо! Оль, эт что у тебя тут за хозяин завелся, не пойму? – Татьяна сверкнула глазами и сразу улыбнулась ехидно: – Витя, ты, может, не понимаешь. Ну да, Оля у нас особа робкая, не решается прямо. Поэтому я объясню… – Короткая пауза. – Оля хочет сказать: Витя, пошел ты на… Ясно теперь?
Виктор крупно, весь, вздрогнул. Спросил заикаясь:
– Т-ты кого п-послала?
– Да тебя, тебя, не ослышался. Иди на… и падаль эту свою забе… – Татьяна успела кивнуть на пакет, а потом черный кулак врезался ей в голову.
На долгое мгновение Татьяна прилипла к углу буфета, а потом рухнула на пол. В буфете обрушилась верхняя полочка, зазвенели, ссыпаясь на нижнюю, тарелки.
В детском оцепенении Ольга сидела и смотрела на высовывающуюся из-за стола Татьянину ногу. Глянцево блестящую, даже на вид теплую… Ждала, что сейчас Татьяна с руганью станет подниматься… Нога перестала блестеть, из сочно-бронзовой сделалась густо-серой…
Ольга медленно встала и перегнулась через стол. Татьяна с неживым вниманием смотрела на узоры клеенки.
– Ты что наделал? – Ольга хотела крикнуть, но получилось шипение.
– А чё она?.. Чё там с ней?
Ольга не отвечала, боялась сказать. Искала на лице Татьяны движение. Хоть крошечное… Нет… Глаза стали гаснуть.
– Убил…
– Да ладно.
– Убил ты ее… идиот.
Виктор вскочил. Тоже нагнулся и сразу отпрыгнул. И зарычал.
– Мам, – появилась Даша, – пойдем домой. – Огляделась, искала Татьяну. – Мама, – позвала растерянно.
– Тут мама, – сладенько, но прыгающим голосом сказала Ольга. – Упала мама… Сейчас она встанет… Сейчас…
– Мама! – Даша присела. – Мам, ты что? – И уже плача: – Мама, у тебя кровь!
Ольга стояла и дрожала. Плакать ей было страшно.
– Мама!
Дашу заслонила широкая спина Виктора. Он сделал что-то быстрое, и голос Даши смолк.
Повернулся. Был до того ужасен и красив, что Ольга не смела двинуться… Подхватил ее на руки, унес в комнату. Положил на кровать, легко сдернул трусы. Повозился со своей одеждой, разбросал ее ноги. Лег сверху.
Ольга очнулась от оцепенения, забилась было, закричала. Но поздно – большое и горячее уверенно вошло в нее, задвигалось, дыхание перехватило. И она обмякла, безвольно покачиваясь на перине, придавленная приятной, тугой, терпкой тяжестью…
– О-о-о, – утробный выдох, и Виктор отвалился, лег рядом. Концами пальцев провел по ее шее. – Оля, всё хорошо будет, – сказал спокойно, как-то по-родному. – Поверь мне, и всё хорошо будет. Я для тебя всё… Я всё сделаю.
Ольга проглотила горькие ядовитые слюни, скопившиеся во рту, и сквозь спазмы рыданий выдавила:
– Что же ты наделал…
– Всё хорошо будет.
Он поднялся, подтянул штаны, вынул из кармана мобильник. Покопался в нем, поднес к уху.
– Аллё, Юрген, это Витя… Ну да, я… Слушай, можешь подъехать? Недалеко. Улица Корнева, знаешь? Ну да. Дом пятьдесят два. Я у ворот буду ждать, увидишь… Да вывезти груз надо один срочно… Жду.
Сунул телефон обратно. Сел на кровать. Говорил, не оборачиваясь на Ольгу:
– Ты не выходи пока. Я сам там… И… И как ничего не было… И не было! – сказал уверенней, убеждая то ли себя, то ли ее, а скорее всего, обоих. – Есть только ты и я. А завтра к моим поедем. Вместе будем.
Ушел на кухню. Возился там, кряхтел, что-то ворочая… Ольга лежала. Потом осторожно, медленно спустила подол юбки с живота на бедра… Зажмурилась… Трудно было вдыхать и выдыхать. Перестала дышать – стало легче. Наблюдала за этой легкостью… В голове загудело, и она задышала снова.
Открылась дверь в сени, потом закрылась. Тишина. Лай Тузика… Дверь открылась, шаги, волочение по полу будто мешка. Стук в районе порога. Закрылась. Опять тишина. Лай Тузика. Визг. Тишина. Не полная, с каким-то баюкающим писком.
Ольга дернулась, глянула на телевизор. Темный экран, крошечный красный огонек внизу панели… Значит, Даша, перед тем как выйти, выключила. Выключила и пошла за мамой…
Решилась вскочить, добежать до телефона – он на столе, – позвать на помощь, рассказать… Открылась дверь. Ольга замерла. Шаги. В проеме появился Виктор.
– Мы поехали… Я лопату взял… Ты там прибери… там немного. Я скоро… Всё хорошо будет, Оленька.
На «Оленьке» его голос сорвался, и Виктор быстро развернулся, протопал по кухне.
Дверь открылась и сразу закрылась. Тишина. Тузик залаял, но неуверенно, точно привыкая к этому человеку…
Окно комнаты выходило в огород, поэтому звук мотора Ольга не слышала. Подъезжал там кто, уехал?.. Долго лежала, не шевелясь. Казалось, стала многотонной, неподъемной. Даже пытаться подняться не стоит – не получится.
А ведь он вернется сейчас. Вернется. И что дальше?
Вскочила запросто и изумилась этому. Выбежала на кухню. Телефон лежал на столе почти под пакетом с мясом. Слава богу, что Виктор его не заметил…
В ту сторону, где часа два назад сидела Татьяна, не смотрела. И на пол тоже… Ольга много видела крови на работе, привыкла к ней, но это – другая кровь… Представила, как набирает в ведро воды, как бросает мокрую тряпку на красную, густую лужу… В груди, вскипая, булькнули горькие слюни и кинулись вверх, наружу. Судорожно сглотнув, Ольга остановила рвоту.
Сжимая мобильник, вышла на крыльцо, хватанула носом, ртом посвежевший воздух. Но и воздух словно был напитан кровью, и кровь перебивала аромат трав, запах остывающего дерева, твердеющего после дневного пекла толя на крыше угольника…
Продышалась, огляделась. Огород тихо спал, на западе небо по краю было багряным – солнце сидело где-то там, сразу за горизонтом, – а на востоке уже появились голубоватые мадежи – солнце готовилось встать. Неверная ночь конца июня.