Шофер. Назад в СССР. Том 3 (СИ) - Март Артём. Страница 5

Колонна, кончала которую вторая волга, остановилась прямо посреди дороги. Комбайнеров внутри немецких машин было видно. Сквозь слегка тонированные, но прозрачные стекла, с интересом смотрели они на наши самосвалы.

Из первой волги вышли несколько человек: председатель колхоза, зампред Щеглов и еще двое пожилых мужчин, одетых в светлые деловые костюмы и при галстуках. Их я не знал. Однако, судя по тому, как из задней волги выскочил и побежал вперед, к ним, Георгий Иванович Зубарев — местный учитель немецкого, я понял, что были те два незнакомца немцами.

Руководство колхоза в сопровождении Зубарева и немцев пошло к полю, на прокос. Держались они на почтительном расстоянии от шоферов и комиссии. С последними, правда, поздоровались сдержанными кивками.

— И сзади у них тоже claas, — сказал я, глядя на первый из четырех комбайнов, остановившихся почти возле нас с Машей.

— Разляпистые какие, — удивленно проговорил Титок, глядя на комбайны — квадратные, что твой коробок от спичек. А красивые, цветастые.

Комбайнеры сидели в своих машинах недолго. Поняв, что руководство отошло поговорить, стили они выбираться наружу, сходить на землю.

Было их четверо: трое молодых, а четвертый постарше, кряжистый, с пузиком.

Все они стали у комбайнов. Кто-то закурил, кто-то оглядывался по сторонам. К нам идти не торопились, будто бы остерегались. Почти все остерегались.

Один комбайнер, тот что шел в первой машине, глянул на нас с Машей. Вернее, на Машу. Заулыбался. Был он высокий и крепкий. Светловолосый. Лицо его было бы белым, однако уже покрылось легким Кубанским загаром. Одетый в синий спецкомбинезон и белую рубашку в мелкую клетку, потопал он к нам, чуть не поблескивая зубами.

— Сдравствуйте! — Внезапно, почти без акцента обратился он, почему-то не ко мне, а к Маше, — скашите, а мошно ли у фас что-то спросить?

Глава 4

Маша растерянно глянула на меня. В глазах ее горел немой вопрос. Видел я, что немец этот смотрит на Машу так, как смотрят, обычно, на красивых девушек молодые, полные сил парни. Смотрит, как на женщину, которую очень бы хотелось ему получить в свои руки.

— Зависит от вопроса, — вмешался я немедленно, — и потом, не знаю как у вас, а у нас, в Союзе, принято перед обращением знакомиться да представляться.

Немец зыркнул на меня недобрым взглядом. Взгляд, впрочем, недобрым был только пару мгновений. Потом смягчился. А улыбка и вовсе все это время не сходила с его правильных черт лица.

— О, — начал он, глядя уже на меня, — прошу прощения. Мое имя — Клаус. Клаус Рихтер. Очень приятно поснакомиться.

Немец протянул руку сначала мне, потом и Маше. Пожимая Машину маленькую кисть, он разулыбался еще сильнее. Дружелюбно засмеялся.

— Хорошо говоришь по-русски, Клаус, — сказал я, — где учился? Или жил у нас? В союзе?

— О! Ну что фы, что фы, — улыбнулся Рихтер, однако сделал он это одними губами. Взгляд его светло-голубых глаз потяжелел, упершись в меня, — фы преувеличиваете.

— Совсем нет, — ответил я.

— Ну что же, — он перевел взгляд свой на Машу, и тот немедленно помягчел, — благодарю за такую лестную оценку. Meine mutter, — перешел он на немецкий, — фо фремена фойны была… Как это по-русски? Оstarbeiter.

— Так и будет, — ответил я, — остарбайтер. Значит, была твоя мама остарбайтером.

— Та, — кивнул он, вновь наградив меня холодноватым взглядом, — а папа… Эм… Deutscher Ingenieur.

— Инженер.

— Та! Та! Иншенер! — Он заулыбался Маше, — и, поэтому, русский ф моей семья немного фторой язык.

Маша же смотрела на него с настороженностью. И хотя в разговоре немец ловил Машины взгляды, она тщательно прятала от него глаза, держалась ко мне поближе.

— И какой же у тебя вопрос, — сложил я руки на груди, — товарищ Рихтер?

— Ну, по прафде скасать, — ответил он, — фопрос у меня польше к фам, fräulein.

С этими словами он снова заулыбался Маше.

— Ну тогда не тяните, пожалуйста, — немного раздраженно ответила она, — какой у вас вопрос? Мне уже на работу надо. Тороплюсь.

— О! Я не садершу фас надолго! Просто у меня… Как это скасать? — Рихтер тронул висок и скривался, — голофа.

— Болит голова? Таблетку дать? — Маша нахмурилась, сдвинула красивые свои бровки к ровному носику.

— Та! Та! Ja! — кивнул он, — полит голофа!

— Так, — сказала строго Маша и стала рыться в своей аптечке.

Немец же глянул на меня. Улыбка его немного померкла и превратилась во что-то вроде неприятной гримасы.

— Вот вам две таблетки аскофена, — Маша извлекала из аптечки красненькую пачку, достала таблетки, — у вас есть запить?

— Что? — Улыбнулся ей немец, принимая пилюли, — что ест?

— Вода. Запить. — Отрывисто сказал я.

— О! Ja! In meinem mähdrescher.

— Что? — Не поняла Маша.

— Говорит, в комбайне есть у него вода, — сказал я, — ну тогда давай, дорогой товарищ немец, — глянул я на него, — иди голову лечить. А мне мою невесту нужно отправить на работу.

От слова «невеста» Маша занялась таким румянцем, что показалось мне, будто сейчас она целиком превратится в красную вишенку. Когда я посмотрел ей в глаза, девушка восторженно ответила мне своим взглядом.

— Was? — Не понял Рихтер.

— Пора нам говорю, — я изобразил пальцами человеческую походку, — идти.

— О! Та! — Он снова заулыбался Маше и пошел к своему комбайну.

Я же повел Машу к Казачковской машине.

— Ух ты, — снял Титок кепку неожиданно, когда мы проходили мимо него.

Проследил я за удивленным его взглядом. А направлен он был аккурат на немецкую технику.

Там, у последнего комбайна, немцы устроили суету. Но поразило его не само это событие, а его участники. Или, вернее, участница.

Последний комбайн, на котором ездил кряжистый пузатый немец, заглушил свой двигатель. Немец откинул боковой квадратный щиток, обнажив валы и ремни передач своей машины.

Молодая девушка-инженер, рылась под щитом, проверяя комбайновские ремни на силу натяжения. Кряжистый же стоял рядом. Сложил он на груди свои крепкие рабочие руки, перекидываясь с девушкой непривычными в Красной словами своей немецкой речи.

На девушку и глядел Титок. Глядел и удивлялся. А та, маленькая, и шустрая как рыбка, потряхивала своими волнистыми до плеч волосами, быстро-быстро работала маленькими ручками. Даже мешковатая ее мужская одежда: комбинезон с рубашкой, не срывали ее стройности и красивых женский форм.

— Ты че, Титок? — Улыбнулся я, — на немочку засматриваешься?

— Чего? — Потемнел он лицом, — чего ты такое говоришь? Ни на кого я не засматриваюсь!

Девушка и толстый комбайнер, услышав нашу шутливую перепалку, обернулись. С серьезными лицами посмотрели на нас. Титок аж покраснел. Я же, сдержано засмеялся.

— Ты хоть немецкий-то знаешь? — Посмотрел я на Титка с иронией.

— Да ну тебя, — обиделся Титок притворно, — не на кого я и не смотрю!

Растерянный, ушел он к своей машине.

— Надают тебе по шее, — сказал я Маше шутливо, когда мы с ней прощались у Казачковской машины, — за то что сбежала ты с работы ко мне.

— А тебе не понравилось, что я к тебе приехала? — Немного грустно проговорила Маша.

— Очень понравилось, — я улыбнулся, — делай так в любое время, когда тебе захочется.

— Если бы я так могла, — вздохнула Маша, — я бы и не уезжала вовсе. Осталась бы с тобою, — она опустила глаза, — чтобы всегда-всегда на тебя глядеть.

— Наглядишься еще, — сказал я ласково.

— Нет, Игорь, — покачала она с улыбкою головой, — не нагляжусь.

Не успели мы с Машей распрощаться, как оказался Титок тут как тут:

— Слыш, Игорь? — Спросил он смущенно, — а у тебя ключа на семнадцать не будет?

— А где твой? — Удивился я, глядя, как Титок мнется передо мною.

— Да я Микитке занял, а тот, черт белобрысый, не возвращает уже неделю. У других долго бегать, спрашивать. Ты ближей всех оказался.

— Ну есть ключ. А тебе зачем? Поломался? Мож помощь нужна какая?