А я тебя да (СИ) - Резник Юлия. Страница 39

На следующий день все повторилось. Вот только тревог прибавилось. Дети чуть-чуть потеряли в весе, и сколько бы нас не пытались убедить, что это нормально после родов, спокойней не становилось. А тут еще с грудью… Ну прямо что-то непонятное происходило. Она вся болезненно набухла, кожа стала горячей. Когда мы вернулись домой, я первым делом сняла лифчик. И это было такое наслаждение, что я аж застонала. Семен, который спокойно раздевался рядом, замер, пожирая меня жадным взглядом. А потом медленно двинулся ко мне…

— Сём… Ты чего?

— Еще спрашиваешь… Сколько ты меня динамила, м-м-м?

Он обхватил ладонями мою грудь, взвесил в руках, и тут… как брызнуло!

— Ч-что это? Сёма! Что?! Ты видел?

Я даже не знаю, кто из нас запаниковал больше! Наверное, все же Шведов, потому что он тут же начал куда-то звонить, что-то объяснять ничего не понимающему… Бутенко? Голова закружилась, я медленно сползла, примостившись на корзине для грязного белья. В ушах свистело. Пульс разогнался — и я слышала его трепыхание, а больше — ничего. Даже мужа, который что-то мне говорил, да… Ну, по крайней мере, его губы шевелились. А потом он меня куда-то нес, что-то на меня натягивал. И шептал, шептал…

— Погоди, мы же еще ничего не знаем, да? Вдруг это ничего не значит?

Но кого он обманывал? Жидкость в груди могла означать лишь одно — мне надо было вместе с маткой и молочные железы выбросить. Оно связано. Оно как-то, блин, связано… Но нет! Я же хотела, чтобы мне хоть что-то осталось. Дура!

И мы куда-то ехали, куда-то шли… Все как в тумане было.

— Еще раз. Как это произошло? — рявкнул Бутенко, пока я пыталась совладать со свитером, чтобы раздеться. Я двух слов связать не могла — отчитывался Шведов.

— Значит, вы стали родителями… — Жорка подошел ко мне и осторожно надавил. Сначала на одну грудь, потом на другую. На сосках обеих повисли мутные желтоватые капли. Похожие на гной. — А теперь вот это?

— Ну да. Что нам делать, Жор?

— Ну-у-у, — тот задумчиво почесал густую щетину, — полагаю, кормить отпрысков.

— А?

— Это молозиво. Ничего страшного. Твой организм, Вер, просто готовится к грудному вскармливанию.

Я моргнула, переваривая его слова. Отскочила в сторону, не в силах отделаться от мысли, что он надо мной издевается!

— Ты спятил? Детей нам родила суррогатная мать! Какое, к черту, вскармливание?!

— Послушайте, я могу понять вашу растерянность. И то, что вы испугались — вполне нормально. Не скажу, что это типичная ситуация, но так бывает. Известны случаи лактации даже у мужчин. Все дело в гормонах… Точней, в пролактине. Видимо, твой организм откликнулся на рождение детеныша — вот и все. Но мы, конечно, проведем тесты…

Вглядываясь в глаза Бутенко, я как-то упустила из виду Шведова. Оглянулась растерянно и только тогда поняла, что таки довела своего мужика до ручки. Он стоял, опираясь рукой о стену, белый как мел и, кажется, даже не мог вдохнуть. Не сговариваясь, мы с Жоркой бросились к нему. Кое-как оттащили, уложили его на кушетку, хотя Семен вяло протестовал.

— Я норм.

— Ага, вижу, — усмехнулся Бутенко, выдавливая ему на ладонь таблетку. — Давай под язык, — и пальцы сжал на запястье, проверяя пульс.

— Сем, Сёмочка, ты как, родной? — чуть не плакала я, как будто бы враз забыв, что нас сюда привело, и целиком сосредоточившись на муже.

— Офигенно. Оденься!

— О, ну раз ревнует — значит, будет жить, — оскалился Бутенко. На что я закатила глаза, но все же, не посмев волновать Шведова, оделась. На это не ушло и минуты времени, но когда я обернулась, Семен уже подхватился.

— Эй! Ну-ка ляг! — возмутилась я. — Ты меня страшно напугал.

— Нам ехать надо.

— Да ты уже чуть не отъехал. Ложись, кому сказала?!

Но легче было заставить землю остановиться, чем убедить моего муженька поберечься. В итоге его взяла. И спустя каких-то пару минут мы уже мчались в другую больницу. Самое сложное было объяснить врачам, откуда у меня взялось молоко, и уговорить их хотя бы попробовать наладить грудное вскармливание. Сама не очень веря в происходящее, я развлекалась неумелым сцеживанием, пока Шведов рычал на нашего неонатолога.

В итоге мы, конечно, сделали по-своему. Но пришлось еще немного подождать, когда дети проснутся, проголодавшись.

Знаете, наверное, только утратившая все надежды на что-то подобное женщина сможет понять, что я почувствовала, когда мой сын впервые взял грудь… Как вместе с первым его сосательным движением рванулась прочь из тела моя душа… И я сидела, растекшись, будто выброшенная на берег медуза, без кожи… абсолютно без кожи.

— Вер… — просипел Шведов. — Там мелкая проснулась. Попробуем дать, или… слишком?

Слишком? Да. Пожалуй…

— Давай ее сюда. Они пока такие мелкие, что оба поместятся.

Эпилог

Семен

— М-рм… Босая… На моей кухне. Прямо мечта.

Я обхватил Веру за талию, прижимая спиной к груди, а она отстранилась, легонько стукнув меня по рукам, и со смехом заметила:

— Не сейчас.

— Ну Вер!

— Сём, правда. Очень ответственный момент. Перестану помешивать — соус возьмется комочками.

— На кой черт ты вообще это затеяла? — проворчал я, послушно опускаясь на стул.

— Что затеяла?

— Готовку!

— Ну, здравствуй. Ты забыл, сколько гостей позвал?

— Я позвал — я и накормлю.

— То есть закажешь в ресторане? — Вера закатила глаза. И вроде ничего в них кроме веселья не было. А я все равно напрягся, размышляя о том, что, может, все же не надо было нанимать управляющей в этот самый ресторан симпатичную женщину? Да я и не хотел, чтобы не давать жене ни единого повода для ревности. Но среди анкет, которые нам прислали, баб, как ни крути, было несравнимо больше. В итоге помыкавшись, я остановил выбор на мужчине без опыта работы на нужном уровне, чем несказанно удивил жену, которая, в общем-то, была в курсе моих дел. Так что Вера сама предложила Элину. Я только спросил, уверена ли она, что эта барышня нам подходит. И знаете, думаю, моя девочка поняла, почему я межевался. Недаром она так сладко меня поцеловала, сразу после того как заверила, что у нее нет никаких сомнений на этот счет. Абсолютно, блин, никаких сомнений.

— Почему сразу закажу? Я мангал разжег, чтобы шашлык пожарить. А рыбу еще вчера закоптил.

— Мой ты хозяйственный!

Я было напрягся, но тут же заставил себя расслабиться. Хозяйственный… это ж не плохо, нет? С тех пор как я уволился с должности, меня иной раз так накрывало, что не передать. Любой вопрос, любое брошенное вскользь слово могли вызвать настоящую паническую атаку. Я все не мог отделаться от мысли, что страдаю херней, когда настоящие мужики творят великие дела… Где я, а где памперсы, отрыжки, стрижка газона? Правда, чтобы прийти в себя, мне было достаточно просто обнять жену или прижать кого-нибудь из двойняшек к сердцу. Они теперь все время были под рукой — еще один громадный плюс моего увольнения. И отпускало, да… Тут же, мгновенно. И возвращалось четкое понимание, что вот она — настоящая жизнь, моя самая большая ценность. Единственное, что по-настоящему важно. А все остальное: деньги, карьера, власть — лишь понты для тех, кто так ничего и не понял. Но все равно было тяжело, да… Поначалу — очень.

— Можно было салат из свежих овощей напилить — и все. Что еще летом надо?

— Все равно бы не успели, — усмехнулась Вера, кивая на висящие на стене часы. — Народ приглашен к двум?

— Я бы тебя быстренько отжарил, — провокационно облизал губы.

— Не хочу быстренько. Хочу долго и не торопясь, — отбрила Вера томным голосом. — Ты уж постарайся сегодня мелких измотать, а? Чтобы они до утра проспали.

— Будет сделано, — усмехнулся, настороженно вслушиваясь в тишину. — Кажется, Бутенко пригнал.

— Так уверен, что это он?

— У Вершинина турбинный движок.

На самом деле, что б там не говорила Вера, к нам на новоселье я позвал не слишком много гостей. Все же должность накладывала огромный отпечаток на мою жизнь — друзей у меня по жизни было немного. В последнее время мы сблизились с семьей Вериного врача, там тоже только вот случилось прибавление, а с Вершининым, нашим местным олигархом, мы были дружны еще с тех пор, как я помог ему сохранить бизнес. А еще мы ждали моего бывшего зама, которой сейчас стал и.о. Правильные связи тоже никто не отменял.